Агент сыскной полиции - Мельникова Ирина Александровна

Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74

Лиза вновь вскочила на ноги и обратила свой взор на ошеломленного Лямпе.

– Александр Георгиевич, немедленно арестуйте его, – она ткнула пальцем в сторону Ольховского, – это он похитил меня, когда я приехала вчера в цирк. Обманом посадил в свой экипаж и увез в лес. Негодяй! – топнула она в ярости ногой. – Рот мне какой-то тряпкой заткнул, руки связал!..

– Постойте, постойте, Елизавета Федоровна, – недовольно скривился Лямпе, – охолоните чуток, увезли вас из цирка ради общего блага, иначе вы таких бы дел натворили...

Неожиданная реплика жандарма заставила Алексея перевести дыхание. И он сообразил, что застыл с открытым ртом с той секунды, как увидел Лизу на откосе. Он бросил быстрый взгляд на стоящего рядом Вавилова, узрел ли Иван, с каким дурацким видом он наблюдает за творящимся на берегу безобразием. Но тот уставился на Лизу с гораздо большим изумлением и тоже с открытым ртом. Алексей успокоился и оглянулся на Тартищева. Синицына продолжала удерживать его за локоть.

– Отпустите меня, – сказал он сердито и, выдернув руку из ее ладоней, направился к Лямпе. Остановившись напротив жандарма, Тартищев сцепил пальцы за спиной и подчеркнуто спокойно произнес: – Извольте объяснить, господин штаб-офицер, ради какого общего блага произошло похищение моей дочери?

Маленькие глазки Лямпе трусливо забегали. Усы встопорщились, а лицо пошло багровыми пятнами. Он словно сжался в комок и, оглянувшись на Ольховского, торопливо, сквозь зубы попросил:

– Ради бога, Федор Михайлович! Я вас умоляю, увозите Лизу! Я вам все объясню в управлении. – Он пробежался мгновенным взглядом по склону, где количество зевак основательно увеличилось, и добавил: – Вы ведь не хотите, чтобы нам перемывали кости? Зачем вам скандал? – И повторил: – Умоляю вас, срочно увозите Лизу. Нам пришлось пойти на такие меры, чтобы не сорвать операцию...

Он произнес еще несколько фраз уже шепотом, отчего Тартищев побагровел и подошел к Лизе, опустившейся на колени перед носилками. Продолжая всхлипывать, девушка то и дело проводила ладонью по щекам, размазывая слезы вперемешку с копотью. Склонившись к дочери, Федор Михайлович мягко обнял ее за плечи, помог подняться и молча повел по набережной, потом вверх по склону, к видневшемуся чуть дальше арки экипажу с привязанной к нему серой в яблоках лошадью.

Синицына, подобрав юбки, последовала за ними. И Алексей понял, что экипаж принадлежит вдове, так же как и лошадь под дамским седлом, на которой она, видимо, совершает прогулки верхом.

Тартищев пропустил женщин вперед, но перед тем, как исчезнуть в дверях кареты, обернулся и приказал:

– Алексей – со мной! Иван – живо в тюрьму! Корнеев остается здесь! Доложить обо всем в восемнадцать ноль-ноль!

Лиза, прижавшись к отцовскому плечу, притихла, лишь изредка всхлипывая или молча, кивком, подтверждая слова Синицыной, которая взялась рассказывать, что же на самом деле произошло с девушкой за сутки с момента ее исчезновения из дома.

Анастасия Васильевна сидела рядом с Алексеем, и он разглядел, что руки у нее исцарапаны не меньше, чем у Лизы, а нарядная амазонка прожжена в нескольких местах. Белые кружева, обрамляющие шею женщины, почернели от сажи и копоти. Запах дыма от женской одежды в карете ощущался гораздо сильнее, чем снаружи, и поэтому рассказывать вдова стала не с начала, а с конца...

– С утра я выехала на рудник проведать тетушку, – пояснила она, глядя на Тартищева. И, как заметил Алексей, на протяжении всего рассказа она не сводила глаз с Федора Михайловича, а тот словно нарочно отводил взгляд в сторону, хотя слушал внимательно, не пропуская ни единого слова. Алексей это понял по тем редким, но существенным замечаниям и вопросам, которые делал его начальник в разговоре с Анастасией Васильевной.

– Со мной были четыре лакея и Малаша, – продолжала женщина, – они ехали на телегах за каретой. Я везла в подарок церковноприходской школе книги, кое-какую мебель и учебные пособия, а также фортепьяно. Оно хоть и старенькое, но все – радость детворе! – Женщина едва слышно вздохнула. – С десяток верст по прохладе я всегда еду верхом, а потом перехожу в карету, но в этот раз решила обогнать обоз и несколько срезать путь по старой дороге до Елового Лога. Там когда-то была смолокурня моего отца, и мне захотелось проехать мимо, посмотреть, осталось ли что-нибудь из построек.

– Когда вы бывали там в последний раз? – быстро спросил Тартищев.

– Уже и не помню, лет восемь, а то и десять назад, – ответила Анастасия Васильевна. – Я постоянно езжу этой дорогой на рудник и про смолокурню даже не вспоминала, а тут словно подтолкнуло что-то свернуть в Еловый Лог. – Она опять вздохнула. – Запах гари я услышала за версту, но решила, что это горят костры, на которых варят смолу. Подумала, что там люди, и еще неизвестно какие... – Она стиснула ладони и виновато посмотрела на Тартищева. – Словом, как-то неуютно мне стало и захотелось вернуться назад. Но тут над лесом поднялся столб дыма, и я услышала слабый, но такой отчаянный крик. Мне показалось, что закричал или заплакал ребенок. И я уже ни о чем больше не думала, развернула лошадь и поскакала на крик. К счастью, я подоспела вовремя. Лизе удалось выбраться на карниз крыши из чердака сторожки, куда ее упрятал Ольховский на пару с венгром, но руки у нее были связаны, и ей никак не удавалось сбить пламя со своего платья... – Синицына кивнула на приличную дыру с обгоревшими краями, зиявшую на подоле Лизиного платья. – Вдвоем мы справились с огнем, я развязала веревки на ее запястьях и с несказанным удивлением узнала, что Лиза – ваша дочь, Федор Михайлович!

Она немного странно посмотрела на Тартищева, и тот вновь быстро отвел взгляд в сторону.

– Премного вам благодарен, Анастасия Васильевна, – произнес он слегка охрипшим голосом, по-прежнему стараясь не смотреть на женщину, и еще теснее прижал дочь к себе, – кроме Лизы, у меня никого не осталось...

– Она у вас молодец! – Синицына смущенно улыбнулась. – Я бы непременно растерялась. – Она помолчала мгновение. – Ума не приложу, зачем Ольховскому было похищать ее? Лиза говорит, что они с венгром вели себя как старые приятели, и венгр, похоже, иногда говорил с ним в приказном тоне. По крайней мере, связать Лизу и заткнуть ей рот тряпкой – идея не Ольховского, а Калоша.

– Как ему удалось заманить тебя в коляску? – Тартищев строго посмотрел на дочь.

– Брониславу Карловичу? – переспросила Лиза. Выпрямившись на сиденье, она поправила волосы и, одарив отца угрюмым взглядом, пробурчала: – Он сказал, что должен немедленно отвезти меня в лазарет. Вас, мол, тяжело ранили... – Она вновь судорожно всхлипнула и уткнулась лицом в отцовское плечо. – Я к этой коляске бежала, не чуя ног под собой. А там Стефан с какой-то тряпкой. Он тут же прижал ее к моему лицу. Запах ужасный! Я потеряла сознание. Очнулась уже в сарае, на чердаке, а может, это заимка какая разрушенная, точно не знаю. Бронислав Карлович и Стефан о чем-то совещались внизу. Больше, конечно, спорили и, кажется, упоминали про ювелирный магазин... Я стала кричать, тогда они меня связали и заткнули рот тряпкой. Я чуть не задохнулась... Правда, Стефан меня уговаривал вести себя благоразумно, дескать, они не станут держать меня здесь слишком долго и скоро отправят домой. А Бронислав Карлович все время ругался и называл меня дурой и чертовым семенем. И еще я слышала от него, что Тартищев должен непременно клюнуть на удочку...

– Тебе все понятно? – посмотрел Тартищев на Алексея.

– Абсолютно, – кивнул головой Алексей, – они хотели на время отвлечь ваше внимание от цирка, чтобы вы занялись поисками дочери, а они могли спокойно ограбить магазин Басмадиодиса и скрыться. Но откуда им было знать, что Никита решит прикрыть Лизу и не сообщит вам о ее побеге.

– А я и не собиралась никуда убегать, – вздохнула Лиза и виновато посмотрела на отца. – Просто хотела узнать, как быстро вы меня хватитесь, и потому написала записку.

– И переполоху наделала выше крыши, – не менее тяжко вздохнул Тартищев и вновь обратился к Алексею: – Что ты думаешь по поводу Ольховского?

Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74