Роковая ошибка княгини (СИ) - Сахарова Ирина

Вспомнив о папенькиных советах, Саша встала перед Сидоренко, широко расставив руки, загораживая его собой от разъярённого мужчины.

– Господин Нифонтов, призываю вас немедленно остановиться! – провозгласила она с претензией на официальность. Савелию Савельевичу достаточно было просто дунуть, чтобы смести эту хрупкую барышню со своего пути, но именно этот строгий тон, а также напускная воинственность сделали своё дело – он притормозил. Но это вовсе не значило, что через секунду он не бросится на горе-любовника снова.

– Ты кто такая, девочка? – спросил он, однако, без особой враждебности. – И откуда знаешь моё имя?

Совсем голову потерял от ярости, бедняжка.

– Вы сами назвались минутой раньше, – вздохнула Александра с искренним состраданием. – Да что с вами такое? Вы не в себе! Давайте успокоимся и поговорим как воспитанные люди…

– Воспитанные люди не спят с чужими жёнами! – закричал оскорблённый в лучших чувствах Савелий Савельевич. – Я эту сволочь из-под земли достану! Ублюдок! Да как ты…

– Господин Нифонтов, вы ошиблись! – ну очень убедительно произнесла Александра. Настолько убедительно, что Сидоренко и сам чуть не поверил, что разыгравшаяся в морге сцена – всего лишь досадное недоразумение. И только потом додумался удивиться: а с чего это вдруг она его покрывает?

– Савелий Нифонтов никогда не ошибается! – повторил очевидную истину разгневанный мужчина, но Саша была не менее упряма.

– Вы не в себе. Хотите, я дам вам успокоительное? Пойдёмте наверх, сядем в приёмной, и я напою вас валерьяновой настойкой.

– Не нужно мне никакое успокоительное! Говорю вам совершенно точно, это он, упырь, чучело плешивое, грел постель моей Марфуше, покуда я уезжал на промысел! Я всегда подозревал…

– Со свечкой, что ли, стояли, ваше благородие? – подал голос "упырь" и "чучело плешивое". Несмело говорил, но всё же не молчал, чтобы не показаться трусом.

– А может и стоял? Ты зенки-то свои паршивые не отводи, я тебе их сейчас живо повыкалываю за мою Марфушу! И на обед ими закушу! А ну иди сюда, сладострастник! Ты это, больше некому, вон и рука разодранная, непривычно через окошко-то уходить? Обычно через дверь, покуда Савелий Савелич на промысле, денежки для Марфуши зарабатывает? Ах ты паскуда!

"Если наверняка не видел, может, шансы ещё есть", – подумала Александра и пошла ва-банк.

Ещё шире расставив руки, она сделала шаг вперёд, точно собиралась сердечно обнять господина Нифонтова, но делать этого не стала, лишь легонько взяла его за плечи.

– Савелий Савельевич, миленький, к чему почём зря на доктора грешить? – ласково, тихонько, как с капризничающим маленьким ребёнком, заговорила она. – Не он это, обознались вы! Наш Ипполит Афанасьевич сегодня всю ночь в больнице дежурил, правда, тётя Клава?

Тётя Клава оказалась женщиной смышлёной, бывалой. Сразу смекнув, что к чему, она энергично закивала в подтверждение Сашиных слов, и внушительный бюст заколыхался в такт её движениям.

Как ни странно, подействовало. То ли сыграл роль серьёзный тёти Клавин вид – ну не станет же врать эта добродушная женщина, дожившая до благородных седин? Да и девочке этой миленькой тоже вроде как выгораживать доктора Сидоренко незачем. И смотрела она так проникновенно, что вся былая уверенность Савелия Савельевича мигом куда-то испарилась.

Он стянул с головы котелок и принялся нервно мять его в своих больших руках, которыми ещё пару секунд назад намеревался задушить героя-любовника.

– Я… но я же… но я… он ведь к ней ходил…

– Ой, и дурак же ты, Нифонтов! – пришёл самому себе на выручку Ипполит Афанасьевич. – Болела твоя Марфуша, чахлая совсем была! Сгорела бы в лихорадке, если б не мои микстурки! – и он поглядел на Александру – мол, подтверди.

"Эх, что уж там!" – подумала она и кивнула:

– Да-да, Ипполит Афанасьевич у нас самый лучший на всю больницу доктор! Вы бы лучше спасибо ему сказали, чем с кулаками кидаться!

– Да кто ж тогда, если не он? – возмущённо пробормотал Нифонтов, стыдливо оглядывающийся по сторонам и не знающий, куда себя деть. – Марфуша вроде ни с кем больше дружбы-то и не водила! Разве что… почтальон? Неужели этот щербатый старикашка Семёныч?!

Сидоренко принялся кивать, всячески стараясь отвести от себя подозрения, а Александра лишь прикусила губу, представляя следующий визит Нифонтова, на этот раз в здание почтамта. Ах, прости, бедный Семёныч, кто ж знал, что так получится!

Но это они ещё рано радовались.

– Постойте-ка! – вдруг воскликнул Савелий Савельевич. – А рука! Рука у него вона какая, изрезанная! Через окно уходил, сегодня, когда я вернулся, ну точно он! А ну иди сюда, наглая морда!

А вот на это действительно нечего было возразить.

– Тихо, тихо, господин Нифонтов! – взяв его за плечи, Сашенька заставила вновь взбунтовавшегося мужчину сделать шаг назад. – Не делайте поспешных выводов, умоляю вас! Наш Ипполит Афанасьевич всего лишь поранился во время операции.

– Ну да, – легко согласился Сидоренко, – как Базаров.

– Какой ещё Базаров? Кто такой Базаров? Это он ночевал у моей Марфуши?

Александра взялась за голову в порыве отчаяния. Аргументы у неё закончились. Но тогда, на счастье Сидоренко, за дело взялась тётя Клава, тоже не знавшая, кто такой Базаров и причём здесь он.

– Савелий, как вас там? Савелич? Миленький, дорогой, успокойтесь Христа ради, на ваши крики сейчас вся больница сбежится! Ни к чему это, у нас приличное заведение, а вы?! Неужели не стыдно, на доктора, на хорошего человека наговаривать! – пришёл её черёд брать Нифонтова за плечи, но она ещё и развернула его подальше от Сидоренко – так, на всякий случай. И заговорила громким шёпотом, акцентируя внимание Савелия Савелича на том, что шуметь в стенах больницы совсем не обязательно: – Ну что вы, право слово! Обычное дело, житейское! Подумаешь, загуляла жена? Но доктор-то наш причём? Вроде и не красавчик-то больно… а вы! Ишь, чего удумали, стыдно должно быть! Ещё назавтра извиняться придёте, когда остынете и поймёте, как глупо себя повели!

Говоря всё это, она потихоньку уводила Нифонтова в сторону лестницы, и тот, как ни странно, покорно шёл за ней. Ближе к последней ступени он начал всхлипывать, доносились его сбивчивые высказывания:

– Но я же люблю её! Но как она… но… но…

А потом, уже наверху, с ним приключилась истерика. Сдали нервы у Савелия Савельевича, и немудрено: не каждый день увидишь, как из окна твоей спальни выпрыгивает некто, очень испугавшийся твоего неожиданного возвращения. А жена, вместо того, чтобы кидаться на шею с заверениями в безграничной любви и верности, сидит на постели, совершенно неодетая, и воет в голос: "Только не убивай, Савушка, только не убива-ай!"

Дверь за ними закрылась, и отчаянный голос Нифонтова уже больше не слышался, но Александра была уверена – тётя Клава утешит бедного Савелия Савельевича, на утешения она большой мастер, больные её любили как раз за широту души и отзывчивость.

Поэтому, успокоившись на счёт Нифонтова, Саша повернулась к своему наставнику и учителю, который, отклеившись от стены, вновь подошёл к раковине и открыл кран. Кровь не останавливалась, нужно было что-то с этим делать.

Таким образом, момент оказался упущен. Да и слабо верилось, чтобы Сидоренко пожелал объясниться. Но мог хотя бы поблагодарить! Однако через минуту полнейшего молчания стало ясно, что благодарить её он не собирается. Ипполит Афанасьевич был мрачен и сосредоточен на своей ране, ничто другое не занимало его более.

Смыв кровь, он достал аптечку с полки, что скрывалась за зеркалом над раковиной, и замер на несколько секунд, столкнувшись с неизбежностью – порезанная рука, как назло, оказалась именно правой, рабочей, а левой Сидоренко мало что мог. Но гордость не позволила обратиться за помощью к своей же ученице, и он, превозмогая боль, принялся за дело вопреки здравому смыслу.

Секунды через три Саша его остановила, не выдержав этого жалкого зрелища.