Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
Алексей усмехнулся и спрятал бумагу во внутренний карман сюртука. Кажется, он на правильном пути! И кто-то изрядно напугался! Хотя почерк был изменен, но по ряду характерных признаков, которые он нашел в списке прислуги, выполненном рукой управляющего, не составило труда догадаться, кто был автором записки. Алексей не боялся, что Петр улизнет. Все дороги были перекрыты людьми урядника, да и надо было иметь очень сильный повод, чтобы сбежать от своего хозяйства. Алексей уже видел и дом управляющего, и постройки, его окружавшие, и удивился, что еще человеку нужно при подобном достатке, уважении и доверии к нему барона?
Исследуя парк, он определил, что перенести на руках похищенное из дома к реке не составило бы особого труда. До берега было не больше ста саженей. [15] Там воров могли поджидать сани с возницей. Летом же через реку ходил паром. От него начиналась дорога, которая пересекала лес и вела в соседние деревни.
Этот участок тайги занимал десятин четыреста, а с болотами и того больше. Поэтому на первый раз Алексей решил ограничиться осмотром дороги с прилегающей к ней полосой леса саженей в двести шириной. Через три часа поисков в густых зарослях кипрея один из сотских обнаружил пустые дубовые ящики из-под столового серебра. К тому же урядник сообщил, что поблизости находится пасека, на которой заправляет брат управляющего Трофим Бурцев. Но обыск пасеки ничего не дал. И все-таки найденные ящики подтвердили, что Поляков на правильном пути. Управляющего следовало арестовать.
Но на въезде в усадьбу Алексея встретил исправник. Он был сильно взволнован. Оказывается, управляющего только что вынули из петли. Он повесился после обеда, в старом омшанике [16] на задах своего огорода. Младший сын заметил, как отец с веревкой в руках зашел в сараюшку, но не придал этому значения, потому что сам отправился на реку искупаться. И только когда старый пес, бегавший по цепи во дворе, начал скулить, натужно выть и рваться в сторону омшаника, домашние направились к сараю, и там, среди старых ульев, обнаружили уже остывшее тело хозяина дома.
Этого Алексей никак не ожидал. И поначалу даже растерялся. Исправник продолжал что-то говорить ему, но Поляков смотрел на него и ничего не слышал. Неужели он просчитался и Петр догадался, что он первый в списке подозреваемых в краже? Долгие месяцы он жил под давлением страха, и, вероятно, уверился, что преступление не будет раскрыто, успокоился, и на тебе! Вновь это дело всплыло на поверхность, и он не выдержал. Узнай барон, что Петр пособник преступников, реакция была бы однозначной. Мало того что Петр сам загремел бы в острог, ему пришлось бы возмещать урон, который был нанесен Миллеру. Его семья в одночасье пошла бы по миру, и каково бы им было узнать, что тот, кого они уважали и побаивались, оказался самым примитивным воришкой, из тех тварей, что кусают руку, из которой едят.
– Ваше высокоблагородие, – исправник повысил голос, – сейчас с письмецом ознакомитесь или после того, как труп осмотрите?
– Какое письмецо? – Алексей наконец обрел способность соображать.
– Да вот, только что перехватили. Данила Бурцев писал. Я его велел схватить да в холодную посадить, чтоб не случилось чего. Занятное, скажу вам, письмо.
Алексей взял в руки листок дешевой бумаги, где корявым почерком было выведено: Браток! У нас сейчас гости. Охотники из города. Поохотились в лесу, кое-что убили. Огорчу тебя тем, что гончую задрали волки. Аннушка не выдержала и померла. Я был на могилке, пролил слезы. Крест поправил. Жди новых известий. Данила.
– Что за Аннушка? Горничная, над которой Федот надругался? – спросил Алексей.
– Понятия не имею, – развел руками исправник. – Но девку зовут Глафирой, и ее по зиме от греха подальше в соседнюю деревню замуж отдали. А в доме проживают три Аннушки, все – старухи: две приживалки, а третья – посудомойка на кухне. Все – живы-здоровы. Может, зазноба какая из Покровского? Но если б молодая какая померла, мы бы тотчас узнали. Следует у батюшки справиться. Он все смерти учитывает.
– Надо будет попросить его разрешения, чтобы отрыть и осмотреть могилу, если таковая имеется, – сказал Алексей. – Сдается мне, Аннушка – это что-то другое.
– Постойте, постойте! – Первенцов поскреб за ухом. – Кажется, я знаю, о чем идет речь. Действительно, есть Аннушкина могила. Только умерла она лет пятнадцать назад. Это супруга прежнего хозяина поместья барона фон Блазе. Кажется, утопилась, поэтому ее похоронили вне кладбища.
– Его незаконная супруга?
– Ну да! Сожительница, так сказать. Говорят, бросилась в воду, когда барон завел себе молодую полюбовницу и выгнал ее из дома.
– Но все-таки нужно посоветоваться с батюшкой, чтобы осмотр могилы не выглядел ее осквернением, – сказал Алексей. – Только прежде я должен допросить Данилу.
Данила оказался здоровенным мужиком лет пятидесяти. И если бы не возраст, то Алексей ни минуты не сомневался бы, что перед ним сидит сейчас сам Барин. Но тому, судя по словам мельника, Сыроварова и того же Ильи, было все-таки меньше. Лет тридцать пять или около того.
– Скажи-ка, Данила, почему твой брат Федот покинул поместье? Где находился все эти годы? И с какой целью вернулся домой? – Алексей развернул папку с бумагами и взял в руки вставочку с пером, приготовившись записывать ответы на вопросы.
Данила ухмыльнулся и расчесал бороду пятерней.
– А то у него спросите, господин хороший. Он хоть и брат мне, но мне до него делов нет! У меня своих забот по горло!
– Во время кражи у барона где ты находился?
– А где мне быть? – пожал плечами Данила. – При конюшне али дома! Откель мне знать, когда это случилось?
– А Федот после увольнения появлялся в доме?
– Дак он мне не докладывался! Можа, и появлялся, к зазнобе своей бегал! К Глашке!
– Так он же, говорят, обидел ее?
– Ага, обидел! – хмыкнул Данила. – Она три месяца к нему в каморку бегала, а когда забрюхатела, крик подняла, чтобы грех свой скрыть. Баронессе на Федотку наговорила. Только после за околицу к нему бегала, пока ее из дома не увезли.
– Вот про горничную ты все знаешь, а про ограбление молчишь. Невозможно поверить, чтобы никто не заметил, как тяжелые ящики из дома выносили. Скрывают, мерзавцы, и ты в первую очередь. Уж не потому ли, что грабителями твой брат Федот заправлял?
Данила сердито зыркнул на него глазами и отвернулся.
Но Алексей не отставал.
– Почему повесился Петр? Ведь ему пока ничего не угрожало? Совесть проснулась или страх замучил?
– Пил много, бражничал, вот мозги и прихватило. С перепою чего только не мнится! – буркнул Данила.
– Ладно, не хочешь отвечать – переменим тему. – Алексей достал из кармана сюртука письмо. И, заметив, что Данила, привстав со стула, с неподдельным страхом смотрит на него, засмеялся: – Что, признал свои каракули? Не дошло твое письмо до адресата. Сам, братец, подсказал, где Федота найти. – И с большим чувством прочитал коряво выведенный адрес: г. Североеланск, ул. Большая Захарьевская, Кондрата Мамлеева собственный дом. Гордею Селезневу лично в руки. Только видишь, оно к нам в руки попало. А то, что Гордей и есть твой Федотка, так это и без твоих признаний понятно.
Данила, насупившись, следил за ним взглядом, но молчал.
– Молчи, молчи, – усмехнулся Алексей, – посмотрю, как ты запоешь, когда мы к Аннушке на могилку сходим. Тоже слезки прольем, а может, твои откопаем?
– Копайте, – равнодушно ответил Данила. – Больше ни одного слова не скажу. Хоть собаками рвите, железом жгите... Воля ваша! – И снова отвернулся, показывая, что его слова не расходятся с делом.
Алексей не стал тратить время на бесполезные уговоры и угрозы и велел конвоиру выводить Данилу на улицу. Там арестованного посадили в телегу. Его охраняли трое сотских, снаряженных для этой цели исправником. Сам же Первенцов, запыхавшись, устроился в коляске рядом с Алексеем.
