Роскошная изнанка - Шарапов Валерий

Та наврала, что понимает, и добавила, прямо приличная девочка-отличница:

– Если считаете, что ничего, то можно и подождать. Я и отпуск за свой счет взяла специально.

– И это очень хорошо, – подхватил капитан, – поскольку как раз понадобится еще раз вас вызвать по поводу кражи.

– Какой? Ах да.

– Вы где остановились? Сообщите, пожалуйста, адрес.

Наталья глупо переспросила:

– Адрес?

– Да, где вы остановились, где вас можно будет найти.

Наталья снова вынырнула из омута своих мыслей:

– Что сделать?

Капитан напомнил:

– Вас опросили, но не исключено, что потребуется что-то уточнить. Назовите, пожалуйста, адрес места, где вы остановились.

– Нигде.

Яковлев был терпелив:

– Хорошо, где вы собирались остановиться?

– У сестры, – тут она всплеснула руками, – нет-нет, что это я! Поеду, поищу. Тут есть гостиница, дом крестьянина…

Тут даже капитан поднял бровь, а дежурный, который стоял неподалеку с какими-то бумагами на подпись, невоспитанно хрюкнул. Наталья взволновалась:

– Что, нет ничего? Тут же ВДНХ, а там гостиницы, я слышала…

– Гостиницы-то на месте, стоят, – утешил Яковлев, – только там нельзя разместиться с улицы, только забронировать, но это надо подавать заявку от предприятия, и заранее.

– А где же в Москве принято ночевать, если негде?

– На Центральном телеграфе, – подсказал дежурный.

Наталья неуверенно спросила:

– Шутите?

– Шутит он, шутит, – утешил Яковлев.

Дежурный же изобразил смущение. Денискин, не выдержав, вмешался:

– Товарищ капитан, разрешите? – и, дождавшись кивка, уцепил Наталью под руку и отвел подальше.

– Послушайте, раз такое дело, так поезжайте ко мне.

О, вот тут она сразу поняла, о чем речь, и немедленно задрала нос:

– Это куда это, к вам?

– Недалеко, – утешил он, – полтора часа на электричке, да на автобусе немного. Отдельная комната, почти все нужное есть… ну под крышей. Роскошная кровать, матрац ватный.

Растерянное выражение на круглом личике сменилось на подозрительное, с ехидцей:

– И небось двое поместятся.

Андрюха отбрил:

– Хоть пятеро, мне лично это неинтересно. Я тут остаюсь, потому что в командировке.

И, так как Наталья Кузьминична продолжала жеманиться и мяться, как тесто, Денискин предложил другой вариант:

– …Ну или на Центральный телеграф или на вокзал. Только имейте в виду, там таких желающих много. И вам без прописки кисло будет, до первого патруля.

Тут Заверин вынырнул из какого-то кабинета, видимо, своего, потому что от него несло свежим одеколоном, а глаза снова были узкие, сонно-спокойные. Услышав разговор, он тотчас вмешался с таким видом, словно имел на это полное право:

– Поезжайте, Наталья Кузьминична.

– То есть?!

– Я за него ручаюсь.

– Вы ж его до сегодня в глаза не видели!

Заверин невозмутимо заявил:

– Бывают такие люди, что сразу ясно: хороший человек.

«Талант у него – говорить правильные вещи, как издеваться», – подумал Андрюха, но вслух спросил, изображая равнодушие:

– Так что?

Наталья решилась:

– Еду.

Андрюха покосился в сторону Яковлева – тот чего-то пытался добиться от дежурного относительно бумаг и на них не смотрел. Тогда Денискин с чистым сердцем обратился к ближайшему старшему по званию:

– Товарищ лейтенант, разрешите отлучиться?

– Надолго? – строго спросил Заверин.

– Гражданку на поезд посажу – и назад.

– Хотите назад? Разрешаю, – и участковый отпустил их вялым начальственным жестом.

Подцепив сумку Натальи, Денискин потащил ее к выходу.

До Лианозово добирались довольно долго, поэтому у Андрюхи было время несколько раз повторить, как найти его дом, подчеркнуть, что садиться именно в первый вагон, потому что от середины состава платформы нет, и придется прыгать на пути. Что надо осторожно идти через переезд, поскольку поезд тут одновременно выскакивает из-за поворота и прет под горку, а вот бояться идти вдоль ручья под мостом узкоколейки не надо, потому что чужие там не ходят. Что его дом, точнее, половина дома, только кажется нежилой, поскольку никак руки не дойдут отмыть стекла, а стучать надо в дверь на другой половине, и три раза – так соседка тетя Настя поймет, что от него, и прочее.

Наталья кивала и кивала, как китайский болванчик, и было ясно, что она ничегошеньки не запоминает. Андрюха потребовал:

– Дай чем записать.

Дуреха принялась снова возиться в порезанной сумке, долго шарила, потом пролепетала:

– Выронила.

– Что, и кошелек?!

– Нет, кошелек я спрятала теперь под тит… – она спохватилась, порозовела: – Цел кошелек. Книжку записную выронила, а вот фломастер есть.

– Давай.

Наталья протянула фломастер, треснутый, повидавший всякие виды, закупоренный погрызенной пробочкой.

– Пишет?

– Не знаю.

Андрюха, вцепившись зубами, открыл пробку, плюнул внутрь, закрыл.

– Теперь будет писать. Руку давай.

Он как-то настроился на то, что ладонь будет иная – рабоче-крестьянская, шершавая, с подсохшими мозолями, с не до конца прорезанными пальцами, как в перепонках. А ручка у гражданки Джумайло оказалась хорошенькая, мягкая, в ямочках, с заостренными пальчиками. И ноготки на удивление аккуратные, отливающие розовым цветом.

«Так, ближе к делу». – И Денискин прямо по этой мягкой ладошке начертил путеводитель, давая пояснения по ходу.

Когда он почти закончил, на то место, где был написан номер его дома, плюхнулась огромная слеза. Почему-то эта каплища, упавшая на чужую, хотя и милую руку, прожгла Андрюхино сердце, точно едкая кислота. И он, пользуясь тем, что толчея и все равно друг об друга все трутся, обнял девчонку:

– Чего расквасилась? Не реви.

Она, конечно же, с облегчением разревелась, хорошо еще, тихо и пристойно. Андрюха, плюнув на приличия, шептал и шептал ей в розовое ухо все утешающее, что приходило в голову. Наверное, получалось нудно и неубедительно, поскольку Наталья, потеряв терпение, стукнула его кулачком в грудь:

– Никогда она меня так не называла, понял?

– Ты о чем?

– О телеграмме! Никогда она меня Наткой не называла! И подписалась бы Малкой, так всегда было…

Какая-то гражданка за Натальиной спиной возмутилась:

– Молодые люди, имейте совесть! Ссорьтесь в более просторном месте.

– Прощения просим, – поспешил извиниться Денискин.

Наталья стихла, шмыгая носом, уткнулась ему в ковбойку, и то ли успокоилась, то ли заснула стоя, только в таком положении и сопела до самой нужной остановки.

Андрюха купил ей билет и, пока стояли на платформе, ожидая электрички, наставлял:

– Не раскисай. Скоро будут новости, я тебя сам найду.

Уже влезши в электричку, приняв от него большую сумку, гражданка Джумайло спросила:

– Точно найдешь?

– Найду. И тебя, и Малку твою, – пообещал Андрюха прежде, чем сообразил, что снова нарушил директиву капитана Яковлева.

– А когда скоро? У меня отпуск за свой счет.

Но, по счастью, электричка уже отваливала. Денискин помахал рукой.

Красные фонари уже скрылись из вида, а он все ругал себя: «Растяпа, фантазер. Скоро! Где и кого искать? Восемь миллионов, не считая приезжих…»

Андрюха укладывал в голове все увиденное и услышанное. И чем дольше думал, тем с еще большим отчаянием понимал, что плохи дела: история, которая лично его не касалась, затягивала все больше.

Оперативный опыт у Денискина имелся, и довольно-таки богатый. Штат отделения был невелик, так что не раз приходилось и осматривать места происшествий, и трупы изучать, и далеко не всегда целые. И все-таки ни разу не приходилось сталкиваться с тем, чтобы никто ничего не видел, не слышал, следов не было – а злодеяние случилось.

«Ну тапок, ну мешка нет – что с того? – соображал Андрюха, ощущая, что снова накатывает дремота. – Раз преступление, то должны быть кровища, беспорядок, что-то подтибрено. Вот и капитан сказал: все на месте, и в доме порядок, и замок не взломан».