Роковая ошибка княгини (СИ) - Сахарова Ирина

Александра с пониманием кивнула. Губы её непроизвольно растянулись в усмешке, и она взглянула на Мишеля, искренне жалея, что он ни слова из сказанного не понимает. Тот недовольно склонил голову, глядя на неё – что на этот раз? Но Саша лишь покачала головой и вновь повернулась к Рихтеру.

– Я знаю, о чём вы, – сказала она. – Продолжайте.

"Это было неправильно. Я не хотел. Я тысячу раз говорил, и тогда, и сейчас – я не хотел в этом участвовать! Они меня заставили"

– Они? То есть – Юлия Николаевна и Гордеев?

"Нет. Он (Гордеев) тут вообще был не причём. Он до последнего не знал. Я, если честно, не уверен, что он и сейчас-то знает… Хотя, наверное, знает. Он всегда обо всём знает, мерзкий человек!"

Александра улыбнулась, полностью поддерживая Максима Стефановича в его отношении к ненавистному министру.

– А кто тогда? – продолжила допытываться она. – Если не Гордеев, то кто?

"У неё была подруга. (Пальцы сложились щепотью, словно Рихтер хотел перекреститься, и снова разжались – он показал – три) Их всегда было трое. Она и ещё две. Одна – высокая, нескладная такая, (он изобразил, взмахнув рукой от пола), вторая – красавица, фигуристая, прямо как ты… и волосы… (он потянулся к ней через стол, коснулся её прядей, перевязанных на затылке и спускающихся через левое плечо на грудь) такие же волосы… Вы с нею очень похожи. Она была такая же красивая, как и ты, и…"

– Санда, – непроизвольно срывается с её губ давно забытое, чужое имя.

Повисла пауза. Мишель с неимоверным интересом смотрел на Сашу, прямо взглядом прожигал, а Максим Стефанович изумлённо вскинул брови.

"Откуда ты знаешь?"

– Юлия Николаевна рассказывала, – сказала девушка растерянно. Ей самой было удивительно, что она вспомнила об этом так неожиданно и, слегка смущаясь под пытливыми взглядами двух пар глаз, пояснила: – Те же самые слова… она так же, как и вы, тогда говорила. Ты так похожа на неё… точно такие же яркие волосы… её даже звали так же: Александра, но все называли её Санда… – процитировала Саша слова Юлии Николаевны. Ей казалось, что она давно забыла их, но нет же, они с поразительной чёткостью всплыли в памяти, словно княгиня сказала их только что, мгновение назад. Саша как будто слышала её голос снова – такой низкий, глубокий, неимоверно прекрасный и чуточку грустный. А ещё ласковый. Она всегда была ласкова с нею, своей спасительницей.

Максим Стефанович закивал, подтверждая каждое слово, а Мишель, изнемогающий от нетерпения, дошёл до того, что требовательно коснулся её плеча.

– Что всё это значит? – спросил он тихо и недовольно. Александра не ответила, лишь с извиняющимся видом покачала головой и мысленно попросила у него прощения. Он как будто бы понял, настаивать не стал и даже руку убрал, чтобы не смущать её лишний раз.

Тогда Саша повернулась к Максиму Стефановичу.

– Продолжайте, пожалуйста.

Рихтер кивнул и снова принялся с оживлением жестикулировать.

"…важная миссия. Не могла не поехать с ним. И меня, как следствие, взяли с собой. Маленький (видимо, Алексей Николаевич?) в то время был в… (где? – Саша не разобрала) Я бы, конечно, предпочёл остаться с ним, но не вышло. Пришлось ехать с ней. В… (он кивнул через плечо, в сторону карты, и она поняла – в Букарешт)"

– Зачем?

Он развёл руками.

"Откуда же мне знать?…миссия… (тут она нахмурилась, не сразу поняла – какая, и Максим Стефанович терпеливо повторил, жестами изображая каждую букву) Дип-ло-ма-ти-чес-ка-я миссия. Он в те годы работал в посольстве…"

– Это правда?! – Александра чуть было не подпрыгнула на месте и развернулась к Мишелю, широко распахнув глаза.

– Что именно? – недовольно полюбопытствовал он. – Как ты могла заметить, я ни единого слова из вашего занимательного диалога не понимаю!

– Простите, я… – она поспешно отмахнулась, решив, что извиняться перед ним на этот раз не станет, и пояснила: – Гордеев… ваш отец. Он что, работал в посольстве в начале своей карьеры?!

– Это тебе Максим Стефанович сказал? – таким пренебрежительным тоном спросил Мишель, что Александра всерьёз испугалась наброситься на него в порыве ярости прямо сейчас, в гостиной, на глазах у бедного старичка. Сам Рихтер тихонько фыркнул, то ли с сарказмом, то ли от обиды, что его не воспринимали всерьёз. Саша сузила глаза и, чтобы не начинать ссору, как можно спокойнее произнесла:

– Да, это мне Максим Стефанович сказал. Так это правда? Ваш отец был послом?

– А ты думала, он родился министром? – Мишель улыбнулся, а Рихтер изобразил что-то, отдалённо напоминающее смех.

– Нет, но… – подумав немного, Александра решила не рассказывать, что именно её так удивило, и покачала головой, вновь оборачиваясь к Максиму Стефановичу. – Продолжайте. Извините, что перебила. Я просто… я немного удивилась этому, вот и всё. Я не знала, что он начинал при посольстве.

"Да, именно так. Но надежды подавал уже тогда. Женитьба стала ещё одной ступенью. Потом этот отъезд… Молодую жену свою он, конечно, взял с собой… Она и раньше там бывала… или… не там, а где-то рядом… но друзья у неё были оттуда. Она поехала, чтобы заодно навестить и их. Этих своих, (он кивнул на Александру, и она поняла, что он имел в виду рыжеволосую Санду, любимую подругу Юлии Николаевны), и вторую, больше похожую на сушёную рыбу… Это была их первая встреча за два года. С тех пор многое изменилось, она не знала… это стало новостью… и ударом… одновременно… Санда… (теперь всякий раз, когда Рихтер хотел назвать это имя, он просто указывал на Александру) Санда вышла замуж… Громко сказано – вышла замуж! Её выдали насильно. Продали, если угодно. Это всегда было в моде – торговать дочерьми. Богатый муж, залог успеха. Деньги, драгоценности, богатства и власть. Особняк в центре города. Собственный маленький замок на берегу реки. Вот только они просчитались. Жестоко просчитались"

– Они?

"Её родители. Они выдали её замуж не за человека. Они выдали её замуж за чудовище".

Глава 19. Санда

И снова Саша не была уверена, что поняла его правильно, но на этот раз Максим Стефанович уже не повторялся. Он словно перенёсся туда, в далёкий восемьдесят девятый год, в тот день, когда всё это началось… Стоило больших усилий и внимательности, чтобы не потерять нить его рассказа, такого сбивчивого и непонятного.

"Она никого не любила так, как Санду. Эта, третья их, имени не помню, и то была не так близка, хоть и жили по соседству, каждый день ходили друг к другу в гости… Она была старше. А Санда – моложе. Ей было всего шестнадцать. Шестнадцать. Слишком рано, чтобы сломать ей жизнь… она ведь была совсем ребёнком! Я вот тут ругаю её (Юлию Николаевну), а в глубине души ведь понимаю, она хотела её спасти… Вытащить из этого болота… Но как? Что она могла? Он (видимо, то самое "чудовище", муж Санды) был слишком могущественен. И если у себя на родине она (Юлия Николаевна) ещё могла спрятаться за собственной знаменитой фамилией, или просить покровительства друзей, то там… в чужой стране… кому она была нужна? Никому. Была пара-тройка влиятельных знакомых, включая (Гордеева, видимо), но все они вместе взятые не имели и сотой доли той власти, что имел он (муж-чудовище). Санда страдала. И моя бедная (Юлия) страдала вместе с ней, точно это её саму выдали замуж в шестнадцать лет, за настоящего монстра… Она не знала, как ей помочь, но знала, что должна сделать это, пока не будет слишком поздно!"

Тут Рихтер замолчал.

Замолчал и опустил голову, притворяясь, что крайне озадачен изучением лакированной поверхности стола. Вид у него был на редкость мрачный, а лицо приобрело сероватый оттенок. Или Саше только показалось, из-за того, что солнце щедро било ему в спину, пряча в тень его печальные глаза.

– Что? – обеспокоенно спросил Мишель, но Александра вновь покачала головой.

Вот оно.

Сейчас Рихтер либо расскажет всё, либо они напрасно приехали сюда.