Морис Леблан
Хрустальная пробка
Арест
Две лодки, привязанные к молу, в конце сада качались в тени. Здесь и там, вдоль берега сквозь густой туман виднелись освещенные окна. На противоположной стороне, несмотря на позднюю осень, казино светилось бесчисленными огнями. Несколько звезд выглянуло из-за туч. Легкий ветерок волновал поверхность озера. Арсен Люпен вышел из беседки и, склонившись к молу, крикнул:
— Гроньяр? Балу?.. Где вы?
Из каждой лодки высунулось по человеку, и один из них ответил:
— Здесь, патрон.
— Приготовьтесь, я слышу шум автомобиля, на котором едут Жильбер и Вошери.
Он обошел сад и строящийся дом в лесах и осторожно открыл калитку, выходящую на аллею Сейнтюр. Он не ошибся. Яркий свет блеснул на повороте, и из большого открытого автомобиля выскочили два человека в пальто, с поднятыми воротниками и в фуражках.
Это были Жильбер и Вошери. Жильбер — молодой человек, лет двадцати или двадцати двух, с симпатичным лицом, гибкой и сильной походкой. Вошери — пониже, с седеющими волосами, с бледным и болезненным лицом.
— Ну, — спросил Люпен, — вы видели депутата?
— Да, патрон, — ответил Жильбер, — мы заметили, что он уехал семичасовым поездом в Париж.
— Итак, мы можем действовать?
— Да, вилла Мария Терезия в нашем распоряжении.
Обратившись к шоферу, Люпен сказал:
— Не оставайся здесь. Это может привлечь внимание. Вернись в половине десятого, мы будем нагружать машину… если только наша экспедиция не провалится.
— Почему вы думаете, что она провалится?
Автомобиль уехал, и Люпен вместе с товарищами возвратился на берег озера.
— Почему я думаю? Потому что не я подготовил все дело, а в таком случае я доверяю только наполовину.
— Ба! Патрон, я уже три года работаю с вами… Я уже начинаю осваивать свое дело!
— Да, мой мальчик, начинаешь, — сказал Люпен, — вот почему я и боюсь провала… Ну, садись в лодку… А ты, Вошери, возьми другую… Хорошо… Теперь — гребите как можно тише, ребята!
Гроньяр и Балу, оба гребца, направили лодки к противоположному берегу, немного левее казино.
Им попалась навстречу лодка, в которой сидели обнявшись мужчина с женщиной. Лодка неслась по воле течения. В другой пели во все горло.
Люпен наклонился к товарищу и сказал шепотом:
— Скажи, Жильбер, это все пришло в голову тебе или Вошери?
— Право, не знаю… Мы уже несколько недель говорим об этом.
— Видишь ли, я не доверяю Вошери. У него скверный характер. Не знаю, почему я от него не отделаюсь.
— О, патрон!
— Ну, да! Это опасный парень. Уже не говоря о том, что на его совести, наверное, несколько жизней.
Он помолчал несколько мгновений, потом сказал:
— Ты уверен, что видел депутата Добрека?
— Своими собственными глазами видел.
— И ты знаешь, что у него есть дело в Париже?
— Он поехал в театр.
— Хорошо. Его прислуга осталась в вилле?
— Кухарка отпущена; что касается лакея Леонарда, доверенного депутата Добрека, то он ждет своего господина в Париже, откуда они не могут вернуться раньше, чем в час ночи. Но…
— Но?..
— Нужно иметь в виду случайный каприз депутата Добрека, перемену настроения, неожиданное возвращение, и поэтому мы должны все закончить в час времени.
— Когда ты собрал все эти сведения?
— Утром. Мы с Вошери сразу решили, что наступил благоприятный момент. Я выбрал местом отъезда этот строящийся дом, который мы только что видели, потому что он не охраняется по ночам. Я предупредил двух товарищей, чтобы они приготовили лодки, и позвонил вам. Вот и все.
— У тебя ключи?
— От подъезда, да.
— Это вот та самая вилла, окруженная парком?
— Да, вилла Мария Терезия. Так как обе соседние виллы необитаемы, то мы успеем вывезти все, что нам понравится, и клянусь вам, патрон, что это дело стоит труда.
Люпен пробормотал:
— Слишком спокойное приключение. Никакого удовольствия.
Они причалили к небольшой косе, откуда подымалось несколько каменных ступенек. Люпен сообразил, что нагрузить мебель будет нетрудно. Вдруг он сказал:
— В вилле есть люди. Посмотрите, там свет.
— Это газовый рожок, патрон. Свет не мигает.
Гроньяр остался на страже возле лодки, в то время как Балу, второй гребец, направился к забору, выходящему на аллею Сейнтюр, а Люпен со своими товарищами исчезли в темноте, направившись к подъезду.
Первым поднялся по ступеням Жильбер. Он нащупал замочную скважину и вставил в нее ключ. Дверь поддалась легко, и доступ в дом был свободен.
В вестибюле горел газовый рожок.
— Видите, патрон, — сказал Жильбер.
— Да, да, — ответил Люпен шепотом, — но мне кажется, что тот свет, который я заметил, шел не отсюда.
— Откуда же?
— Право, не знаю… Гостиная здесь?
— Нет, — ответил Жильбер, который не боялся говорить громко. — Он из предосторожности все собрал в первом этаже, в своей комнате и смежных с нею.
— А лестница?
— Направо, за портьерой.
Люпен направился к портьере и уже стал ее раздвигать, как вдруг в четырех шагах слева открылась дверь и показалась голова со смертельно бледным лицом и глазами, полными ужаса.
— Спасите! Убивают! — заорал появившийся человек и поспешно скрылся в своей комнате.
— Это Леонард, лакей! — прошептал Жильбер.
— Если он будет сопротивляться, я его убью, — сказал Вошери.
— Ты не посмеешь! — приказал Люпен и бросился вслед за лакеем.
Он пробежал через столовую, где вокруг лампы еще стояли тарелки и бутылка, и нашел Леонарда в глубине буфетной, где он тщетно старался открыть окно.
— Ни с места! Ах, животное!
Заметив, что Леонард подымает руку, он бросился на землю. В полутьме буфетной комнаты раздались три выстрела. Потом он опрокинул лакея, вырвал у него оружие и начал душить.
— Вот тебе, животное! Еще минута, и он меня уничтожил бы… Вошери, свяжи-ка этого джентльмена.
Он осветил лицо лакея своим карманным фонарем и с насмешкой бросил:
— Не очень хорош собой… Совесть, верно, не совсем чиста, Леонард; впрочем, доверенный депутата Добрека… Ты закончил, Вошери? Мне не хотелось бы здесь задерживаться.
— Никакой опасности, патрон, — сказал Жильбер.
— Да? Ты думаешь?.. А выстрел, по-твоему, не слышен?
— Совершенно невозможно допустить.
— Все равно! Нужно все сделать скорее. Вошери, бери лампу и пойдем.
Он схватил за руку Жильбера и увлек его в первый этаж:
— Дурак! Так-то ты наводишь справки? Разве я не прав был, что не доверял?
— Позвольте, патрон, я не мог знать, что он передумает и после обеда вернется домой.
— Нужно все знать, когда имеешь честь нападать на людей.
Вид мебели в первом этаже успокоил Люпена, и он начал перебирать инвентарь с чувством любителя.
— Вещиц немного, но зато хорошие. У этого народного трибуна есть вкус. Четыре кресла Обюсон, столик, бьюсь об заклад, Персье-Фонтэн… Настоящий Фрагонар и поддельный Натье, которого американский миллиардер схватил бы даже недоделанным… Одним словом, целое состояние. Есть же такие брюзги, которые говорят, что не найдешь ничего настоящего. Черт возьми! Пусть поступают, как я! Пусть поищут!
Жильбер и Вошери, по указаниям Люпена, принялись сейчас же выносить вещи, начиная с самых громоздких. Через полчаса первая лодка была нагружена, и решено было, что Гроньяр и Балу поедут вперед и начнут нагрузку автомобиля.
Люпен наблюдал за отъездом. Когда он вернулся в виллу и проходил через вестибюль, ему послышался какой-то голос, исходящий из буфетной. Он бросился туда. Леонард был один и лежал плашмя на животе со связанными на спине руками.
— Это ты ворчишь, доверенный? Не волнуйся, все кончено. Но если ты закричишь, мы примем более крутые меры. Хочешь закуски? Мы тебе сейчас заткнем ею рот.
Как только он вышел, он опять услышал те же звуки и, прислушавшись, разобрал слова, произнесенные хриплым и придушенным голосом, уже вполне достоверно идущим из буфетной:
