Кровавое дело - де Монтепен Ксавье

Все трое вышли из префектуры; на дворе стоял фиакр, в который первым влез Флоньи.

— Садитесь, — приказал Светляк, усаживаясь вслед за Оскаром.

Кучеру уже раньше было сообщено, куда ехать, и потому он быстро выехал со двора и присоединился к ожидавшей на улице карете, в которой сидели судебный следователь, начальник сыскной полиции и письмоводитель. Оба экипажа отправились в путь. Дорогой Оскар Риго сказал Казневу:

— Вы кажетесь добрым малым, несмотря на ваши кулаки…

— Не только кажусь, но и на самом деле таков.

— Не знаете ли вы чего новенького о моем друге Сухаре?

— Он в госпитале.

— Выздоравливает ли?

— Есть надежда.

— Честное слово, очень приятное известие, я многим обязан этому малому. Без него меня укокошили бы, и вам не пришлось бы тогда употреблять против меня свой кулак. Но я скоро схожу его навестить в госпиталь, снесу апельсины и варенье.

— А, вот как! Так вы скоро пойдете к Сухарю? — спросил недоверчиво Казнев.

— Конечно! Не думаете ли вы, что я поселюсь навеки в префектуре или Мазасе? Нет, дудки!

— Так ты воображаешь, что тебя сейчас же выпустят на свободу, рассыплются в извинениях и вознаградят? — возразил со смехом Флоньи.

— Так бы и следовало поступить! — сказал Оскар. — Если запятнали честь невинного, по меньшей мере должны бы его щедро вознаградить. Мне честь дороже денег!

— Все это прекрасно, мой милый, — пробормотал Светляк, — но можешь быть спокоен: правосудие крепко держит тебя и не так-то скоро выпустит! Ты храбро пойдешь все дальше и дальше по этой дорожке и можешь в конце ее весьма легко повстречаться с гильотиной.

— Значит, и вы тоже думаете, что я убил Жака Бернье? — спросил носильщик с оттенком невыразимой муки в голосе.

— Если бы я был уверен, что сегодня вечером, по возвращении домой, буду иметь двенадцать тысяч франков годового дохода, так же твердо, как уверен в твоем преступлении, — я не задумался бы ни минуты и сейчас же подал бы в отставку.

Риго страшно побледнел, а затем стал пунцовым. Им овладел сильнейший гнев.

— А знаете, что я вам скажу? — вдруг выпалил он. — Все вы — и правосудие ваше, и полиция, сколько вас там ни на есть, — все, все веревки не стоите, на которой вас со временем повесят! Дайте мне только вырваться из ваших когтей, уж я вас!… Ну, да ладно, ничего, молчок, поживем — увидим!!!

Агенты только презрительно пожали плечами.

Как раз в эту минуту кареты остановились.

Путники доехали до Батиньольского бульвара и остановились около «Petit-Hotel».

Хозяин стоял на пороге своего заведения.

Увидев выходящих чиновников и сразу узнав их и заметив своего жильца с кандалами на руках, он побледнел, и глаза его забегали, стараясь не встретиться со взглядом преступника, но смущение было так кратковременно, что прошло совершенно незамеченным.

Начальник сыскной полиции подошел к нему и спросил:

— Вы хозяин этого заведения?

— Да, сударь.

По знаку, данному господином де Жеврэ, агенты пропустили вперед Оскара Риго, а все остальные последовали за ним вплоть до комнаты, находившейся у лестницы в конце коридора и служившей конторой.

— Знаете ли вы этого человека? — обратился к хозяину судебный следователь.

— И знаю, и не знаю: он мой жилец.

— Покажите мне вашу книгу.

Хозяин подал список жильцов. Начальник сыскной полиции открыл его и пробежал последнюю страницу.

— Вот, — сказал он, — Риго (Оскар), носильщик, переехал двенадцатого. Приехал из Африки. Документы: избирательная карточка.

— Ну что же, разве я вам солгал, когда сказал, что приехал из Африки? — воскликнул носильщик. — Я еще шестого декабря был там. Девятого приехал в Марсель и десятого уехал.

— Предварительно купив корсиканский нож на набережной Братства, — прервал его господин де Жеврэ.

— Я вовсе и не думаю отрицать это. Надо же иметь в кармане острое орудие, чтобы отрезать себе кусок хлеба!

— Молчать! — прервал его господин де Жеврэ и, обратившись к хозяину отеля, прибавил: — Покажите избирательную карточку.

Хозяин порылся в одном из ящиков стола и, вынув оттуда карточку, подал ее судебному следователю.

Последний внимательно осмотрел ее со всех сторон.

— Значит, он действительно был в Алжире! — проговорил начальник сыскной полиции на ухо судебному следователю.

— Но ведь это ровно ничего не доказывает, даже если бы это и было так, — возразил последний. — Ну-с, а теперь приступим к обыску.

— Мне нечего бояться, совершенно нечего! — воскликнул Оскар Риго.

— Возьмите ключ от комнаты вашего жильца и отведите нас туда, — приказал начальник полиции.

Хозяин поспешил повиноваться и, пройдя вперед, поднялся по расшатанным ступенькам и отворил дверь в комнату Оскара.

— Начинайте, — обратился судебный следователь к агентам.

Казневу и Флоньи достаточно было нескольких минут для того, чтобы перерыть до дна все ящики в комоде, перевернуть матрасы и тюфяки.

Носильщик смотрел на них, и по губам его блуждала улыбка человека, совершенно уверенного в себе.

Теперь он был спокоен и вполне владел собой.

— Ну что? — спросил господин де Жеврэ.

— Пока ничего.

— Черт возьми! Я был заранее в этом уверен. Обвинить легко, ну а доказать свое обвинение — потруднее, в особенности если обвиняют человека совершенно невиновного.

Пока носильщик договаривал эти слова, Флоньи наклонился и стал пристально смотреть под кровать.

— Это что такое? — проговорил он сквозь зубы и, засунув под кровать руку, вытащил чемодан.

Увы! Оскар совершенно позабыл о существовании злосчастного чемодана.

— Это? — повторил он с видимым смущением. — Это? Я вам сейчас скажу. Я нашел эту вещь на тротуаре, в десяти шагах отсюда, да, даю вам честное слово! Я хотел даже снести его в тот же вечер к полицейскому комиссару, но было уже очень поздно, а на другой день я и думать забыл об этом.

Судьи переглянулись с улыбкой.

— А, вот как! — проговорил начальник сыскной полиции. — Так, значит, дело идет о находке!

С этими словами он принялся осматривать чемодан, поворачивая его во все стороны.

Вдруг у него вырвалось невольное восклицание: на порыжевшей коже чемодана он увидел несколько темно-красных, почти черных пятен, похожих на брызги.

— Что случилось? — спросил судебный следователь.

— Видите?

— Пятна?

— Да, кровавые пятна. В этом отношении не может быть никаких сомнений. Чемодан принадлежал Жаку Бернье! Могу поклясться, что это так.

Оскар понял всю опасность своего положения и побледнел, как мертвец.

— Это чемодан «мумии»? Быть не может!

— Где ключ? — нетерпеливо прервал его начальник сыскной полиции.

— На камине… под подсвечником… — забормотал бедняга, растерявшись окончательно.

Ключ действительно оказался на указанном месте, и чемодан был немедленно отперт.

Первый предмет, бросившийся в глаза, был небольшой ручной саквояж, в котором покойный Жак Бернье держал свои деньги.

— Тут должны были находиться триста пятьдесят тысяч франков несчастного Жака Бернье, — заметил начальник полиции.

Затем он бросил саквояж на постель и начал один за другим вынимать все предметы, между которыми попались две рубашки и фланелевый жилет.

— Посмотрите метку, — сказал господин де Жеврэ.

— Ну, разумеется, «Ж» и «Б»! — воскликнул начальник полиции, взглянув на метки. — Теперь мы вполне уверены: у нас есть неоспоримое материальное доказательство. Этот негодяй, стоящий перед нами, и есть убийца.

Оскар дрожал. Даже зубы его стучали. Он проклинал свою несчастную звезду, которая навлекла на него такую смертельную опасность.

И к чему теперь его невиновность?

Судья был тысячу раз прав.

Чемодан Жака Бернье, найденный в его комнате, под его постелью, доказывал, как дважды два четыре, его виновность.

Весельчак хорошо понимал это, но все-таки еще пытался бороться.

— Но, господа… — забормотал он, — уверяю вас, я нашел этот чемодан… на тротуаре… почти у самой двери этого отеля… в тот самый вечер, когда сюда въехал… Разве вы мне не верите?…