Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124
Мейси кивнула:
– Хорошо, хорошо. Я все понимаю. Я и сама не впервые разбиваю кулаки об эти двери. Лучше не тратить сил на бесплодные попытки, ведь, как говорится, время никого не ждет.
– Время?
– Многие повторяют эту поговорку. Они все так говорили, и Джон Гейл, и Энтони Лоуренс; я прочла ее и в дневнике Стивена Оливера – не волнуйтесь, я больше не упомяну этого имени. Расхожая фраза, люди подхватывают ее, когда живут или работают вместе. Стоит одному запеть…
Макфарлейн засмеялся и покачал головой:
– Замечание в духе Мориса Бланша. Кстати, о песнях. Рассчитываю увидеть вас двадцать пятого. – Он развернулся и пошел к машине.
– Что покажут в «Палладиуме»? – крикнула Мейси ему вслед.
– О, вам понравится. Это шоу уже несколько раз прошло с большим успехом, в нем занята целая толпа известных комиков: Фланаган и Аллен, Джимми Нерво, Тедди Нокс, Чарли Нотон и Джимми Голд, в общем, вся «Безумная команда» [32]. А постановка называется «Сумасшедшая неделя».
Глава 19
5 января 1932 года
Мейси с нетерпением ожидала конца недели, когда можно будет собрать вещи и уехать в Кент. Ей до смерти надоел Лондон, а при мысли о Стивене Оливере и других лишенных опоры Мейси всякий раз охватывало чувство отчаяния, смешанное со злостью и глубокой печалью. Корнем всех бед служила война; ее тень до сих пор неотступно преследовала многих, включая Присциллу и саму Мейси.
Она понимала, что почти ничем не может помочь в этой ситуации, разве что вернуться к работе медицинской сестрой, однако данный этап в ее жизни уже был пройден. Мейси не покидало ощущение, что, будучи детективом и психологом, она обязана пытаться исцелять души тех, кого коснулись несправедливость и злодеяние. Морис Бланш обучал ее науке «целостного анализа», которая требовала глубокого критического изучения личности и жизни человека, будь то жертва или преступник.
Размышляя о Стивене Оливере, Мейси невольно приходила к выводу, что он мог страдать значительно меньше, если бы не люди, которым требовался его ум и которые высосали его, превратив почти в невидимку.
Тем не менее факт оставался фактом: на календаре был вторник, а не пятница, поэтому, просмотрев вместе с Билли текущие дела, а также изучив два-три письма с запросом об услугах детектива – они поступили уже в этом году, – Мейси поняла, что пора приступать к процессу, который она называла «подведением итогов». Речь не шла о длинных колонках цифр, Мейси всего лишь поднимала прошлые дела и анализировала их событие за событием, фигуру за фигурой, чтобы подвести черту и взяться за новые расследования с удвоенной энергией. Это чем-то напоминало проводы уходящего года, когда каждый оценивает все, что произошло с ним за этот период, и вступает в новый год, полный решимости и надежд на будущее.
Немалое место в мыслях Мейси занимал и доктор Лоуренс. Как бы то ни было, она не вправе допустить, чтобы зыбучие пески недавних событий погребли под собой ее прежнее отношение к этому человеку. Мейси не знала, что происходило между Лоуренсом, Гейлом и сотрудниками Пятого отдела Управления военной разведки, однако понимала, что нельзя сжигать мосты. Несомненно, Энтони Лоуренсом двигало честолюбие и профессиональное любопытство, ведь он был не только врачом, но и ученым, изучавшим географию человеческого разума.
Мейси взяла ручку и начала писать доктору Лоуренсу. Письмо получилось не слишком длинным: Мейси выразила уважение к его работе и успехам в лечении пациентов, пожелала, чтобы написанная книга принесла ему заслуженную славу. Обращаясь к Лоуренсу, она не стала говорить, что он, должно быть, многому научился у Стивена Оливера и до сих пор в долгу перед последним. Мейси также ничего не сказала об опрометчивой связи доктора с Пятым отделом в лице Эркарта – она подозревала, что у Лоуренса просто не было выбора. Перо замерло над бумагой: Мейси обдумывала, как упомянуть вчерашний жаркий обмен репликами, чтобы доктор не решил, будто она извиняется. Мейси ничуть не сожалела о своих словах и обвинениях и ломала голову над тем, как выразить печаль о столь серьезном расхождении во взглядах. Кроме того, она чувствовала себя обманутой, ведь главная врачебная заповедь «Прежде всего не навреди» оказалась грубо нарушена. Постучав ручкой по столу, Мейси написала:
Уверена, мы оба с горечью вспоминаем события последних недель и сожалеем, что все вышло так, а не иначе. Лично для меня произошедшее станет уроком. Я запомнила вас как врача, которому глубоко небезразличны его пациенты и который всегда до последнего пытался найти решение проблемы. Полагаю, дело Стивена Оливера предоставило и вам, и мне возможность переосмыслить методы работы, выбрать иной, менее жесткий подход…
В конце письма Мейси выразила надежду, что по окончании экспериментов останки Стивена Оливера будут достойным образом погребены. Она также написала, что хотела бы почтить его память, и любезно просила сообщить о дате и времени похорон или кремации.
Заклеив конверт, Мейси вознамерилась собственноручно отнести его на почту. Учитывая, с каким трудом ей далось это послание, лучше отправить его поскорее, пока она не порвала письмо на мелкие клочки, ведь тогда текст придется сочинять заново. На Уоррен-стрит внимание Мейси привлек символ ломбарда, вывеска из трех золотых шаров. Она решила заглянуть в лавку и узнать, не найдется ли там недорогих рамок для фотокарточек. В последние месяцы дела у ростовщиков шли в гору, товар в ломбардах продавался самый разный и по весьма низким ценам. Мейси вгляделась в витрину, затем открыла дверь и вошла. Колокольчик над дверью звякнул, извещая о посетителе.
– Как поживаете, мисс Доббс?
– Спасибо, мистер Ломбард, хорошо, только вот на улице немного зябко, не правда ли?
Она сняла перчатки и размотала шарф.
– И похолодает еще сильней, если верить моему ревматизму. – Хозяин лавки вытащил из кармана носовой платок и протер очки со стеклами в форме полумесяца. – Ищете что-то конкретное или просто интересуетесь новинками?
Мейси засмеялась:
– Вряд ли меня можно назвать вашей лучшей клиенткой. Все время только смотрю и ничего не покупаю.
– Ну, за просмотр денег не берут.
– По правде сказать, мне нужны рамки для фотографий, такие, небольшого размера.
Хозяин, шаркая, вышел из-за прилавка на середину лавки и принялся сдвигать товары, выставленные на стеллаже: бинокль, геометрический набор, комплект мужских щеток, растягиватель перчаток, фотоаппарат… Наконец он извлек из глубины полки три одинаковые серебряные рамки.
– Погодите-ка. – Мейси подошла к нему и указала на фотокамеру. – Этим сложно пользоваться?
– Аппарат почти новый. Поверите ли, владелец приобрел его в Нью-Йорке, а потом вернулся в Лондон и обанкротился.
– Поверю, поверю. – Мейси взяла фотоаппарат в руки и начала осторожно разглядывать.
– К нему прилагается инструкция, – продолжал хозяин лавки, – и несколько катушек пленки. Они там, в коробке. Аппарат называется «Фотографическая камера тип 2С», у него есть дальномер – штука, которая помогает делать снимки, когда ты находишься на некотором расстоянии от объекта. – Хозяин прищурился, глядя сквозь стекла-полумесяцы на верхнюю полку, и достал оттуда коробку. – Видите, изготовлено фирмой «Истман компани». Отличная вещь.
– Так я с ним справлюсь?
– Смотрите, вот инструкция. По-моему, все просто.
Мейси пролистала книжечку, открыла фотоаппарат и вытянула «гармошку».
– Сколько стоит?
– Поначалу он стоил весьма прилично. Дайте-ка проверю.
Мистер Ломбард достал из-под прилавка внушительный гроссбух, раскрыл его, провел пальцем по строчкам.
– Мисс Доббс, какой там значится номер?
– Семьсот пятьдесят три.
– Ага, нашел. Тридцать шиллингов, и аппарат ваш.
