Тень на шторе - Сименон Жорж

Она должна была делать два шага, чтобы успевать за Мегрэ, и потому почти бежала. Вдруг на углу улицы Пигаль она остановилась, а комиссар, нахмурив брови, процедил сквозь зубы:

— Идиот!

Однако разглядеть ничего было нельзя. Перед отелем «Пигаль» собралось несколько десятков человек. Полицейский, стоявший в дверях, пытался уговорить толпу разойтись. И стояла какая-то особая тишина, которая воцаряется на улице лишь тогда, когда происходит катастрофа.

— Что-то случилось? — заикаясь, спросила Нина. — В моем отеле…

— Ничего! Возвращайтесь к себе! — резко приказал Мегрэ. И она, оробев, ушла, а комиссар стал пробираться сквозь толпу к отелю. Он шел как таран. Женщины осыпали его оскорблениями. Полицейский сержант узнал комиссара и впустил в коридор.

Полицейский комиссар квартала уже находился здесь и беседовал с портье, который вскричал, показывая пальцем на Мегрэ:

— Вот он! Я узнал его.

Полицейские обменялись рукопожатиями. Из маленького салона, выходившего в холл, слышались рыданья, стоны, какой-то неразборчивый шепот.

— Как он это сделал? — спросил Мегрэ.

— Девушка, что живет с ним, заявляет, будто он, очень спокойный, стоял у окна. Она одевалась. Он, посвистывая, смотрел на нее. Он перестал свистеть и сказал ей, что у нее хорошенькие ножки, но слишком худые икры. Потом опять принялся насвистывать. И вдруг свист прекратился. Ее встревожило какое-то ощущение пустоты. Его в комнате не было!

— Ясно. Он никого не ранил, падая на тротуар?

— Нет. Смерть наступила мгновенно. Перелом позвоночника в двух местах.

Он открыл дверь салона, увидел лежащее на полу тело, прикрытое снятым с кровати одеялом.

Селина, безжизненно сидящая в кресле, безостановочно всхлипывала, а полная женщина, хозяйка отеля или служанка, утешала ее.

Мегрэ не поднял одеяла и даже не подошел к Селине.

Постепенно толпа на улице Пигаль рассеялась.

Мегрэ неторопливо поднимался по лестнице в доме на площади Вогезов, и по мере того, как он приближался к третьему этажу, его настроение портилось.

Дверь в комнату старой Матильды была приоткрыта.

Старуха, без сомнения, его подстерегала. Но он, пожав плечами, потянул шнурок, висевший перед дверью Мартенов.

Во рту он держал трубку. Он хотел было спрятать ее в карман, но, снова пожав плечами, передумал.

Из-за двери слышался звон пузырьков, смутный шепот. Голоса двух мужчин приближались к двери, и наконец она открылась.

«Хорошо, доктор… Да, доктор… Спасибо, доктор».

Совершенно подавленного Мартена, до сих пор не успевшего умыться, Мегрэ, как и утром, нашел в том же жалком виде.

— А, это вы… — сказал он.

Врач пошел к лестнице, а Мартен впустил комиссара, робко взглянув в сторону спальни…

— Ей стало хуже?

— Неизвестно. Доктор не сказал ничего определенного. Вечером он снова зайдет.

Он взял с радиоприемника рецепт, уставился на него пустыми глазами.

— Мне даже некого с ней оставить, чтобы сходить в аптеку!

— Что все-таки с ней случилось?

— То же, что и ночью, только приступ был гораздо сильнее. Она начала дрожать, бормотать что-то невнятное. Я послал за доктором.

— Она бредит?

— Я же сказал вам: нельзя понять, о чем она говорит.

Нужен лед и резиновый пакет, чтобы сделать ей холодный компресс.

— Если хотите, я могу побыть здесь, пока вы сходите в аптеку.

Мартен хотел было отказаться от этого предложения, но потом согласился. Он натянул пальто и ушел, трагический и нелепый, однако тут же вернулся, потому что забыл взять деньги.

Стремясь остаться в квартире, Мегрэ не преследовал никакой цели. Он ничем не поинтересовался, не открыл ни одного ящика, даже не взглянул на кучу писем, лежавших на столе.

Он слышал неровное дыхание больной; она изредка протяжно стонала, что-то бормотала.

Вернувшись, Мартен застал Мегрэ на прежнем месте. Мегрэ помог ему расколоть лед и уложить его в пузырь из красной резины.

— К вам действительно никто не заходил сегодня утром?

— Никто…

— У меня для вас несколько новостей. Обнаружено завещание Куше. Треть своего состояния он оставляет вашей жене.

— Неужели?

Мартен был потрясен этим известием.

— Да, треть своего состояния! Вероятно, получить деньги будет непросто. Его вторая жена, разумеется, станет протестовать. Ведь и она получает только треть.

Остальное достанется другой женщине, последней любовнице Куше, некоей Нине. Другая новость похуже. Речь идет о вашем пасынке. Сегодня утром он покончил с собой, выбросившись из окна отеля на улице Пигаль.

При этих словах Мартен встрепенулся, с ненавистью взглянул на комиссара и закричал:

— Что вы тут болтаете! Вы хотите, чтобы и я с ума сошел? Признайтесь, что все это уловка, чтобы заставить меня разговориться!

— Потише! Ваша жена…

— Мне все равно! Вы лжете! Этого быть не может!

Его лицо исказилось, губы дрожали, он бессмысленно размахивал руками.

— Уверяю вас, — твердо сказал Мегрэ, — обе эти новости — чистая правда.

— Но почему же он так поступил? От всего этого действительно с ума сойдешь. Кстати, так все и происходит! Моя жена сходит с ума! Вы ведь ее видели.

Если так будет продолжаться, я тоже помешаюсь.

Глаза его бегали, он потерял всякий контроль над собой.

— Сын ее выбрасывается из окна. А завещание…

Лицо его сморщилось, и вдруг он впал в трагикомическую, отвратительную истерику со слезами.

— Успокойтесь, прошу вас.

— Всю жизнь… Тридцать два года… Каждый день… В девять утра… Без единого замечания начальства… И все ради…

— Успокойтесь же! Подумайте, что вас может услышать жена, а она тяжело больна.

— А я? По-вашему, я здоров? Вы думаете, что я долго смогу выносить такую жизнь?

— Но вы же здесь ни при чем? Речь идет только о вашем пасынке. Вы не несете ответственности.

— Я не несу ответственности… Но почему же на меня валятся все шишки?! — снова закричал он. — Именно сюда вы приходите рассказывать все ваши истории! При встрече жильцы косо на меня смотрят. Держу пари, они подозревают, будто я убил Куше. Пусть! А кстати, разве мне что-либо доказывает, что вы тоже меня не подозреваете? Зачем вы пришли ко мне? Ха-ха! Молчите! Вам нечего ответить! Всегда выбирают самого слабого.

Резко взмахнув рукой, он задел локтем радиоприемник, тот качнулся и с грохотом упал на пол.

И тут в Мартене вновь проявился мелкий чиновник:

— Приемник за тысячу двести франков! Я три года копил деньги.

Из соседней комнаты послышался стон. Мартен прислушался, но не тронулся с места.

— Может быть, вашей жене что-нибудь нужно?

Мегрэ заглянул в спальню. Госпожа Мартен по-прежнему лежала не двигаясь. Она не пыталась заговорить, и Мегрэ ушел.

В столовой Мартен, опершись локтями на комод и обхватив голову руками, смотрел прямо перед собой на ковер.

— Почему же он покончил с собой? — повторял он.

— Предположите, к примеру, что именно он…

Мартен, вздохнув, встал, нашел носовой платок, громко высморкался.

— Это все должно плохо кончиться, не правда ли? — робко спросил он.

— Для двоих уже кончилось, — ответил Мегрэ.

— Двоих…

Мартен сдержался. Это усилие, должно быть, стоило ему огромного труда, потому что он, снова готовый впасть в истерику, справился с нервами.

— В таком случае, по-моему, было бы лучше…

— Что было бы лучше? — тихо переспросил комиссар.

Мегрэ даже затаил дыхание. Сердце у него сжалось, он чувствовал, что близок к разгадке преступления.

— Да, — бормотал про себя Мартен, — пусть будет хуже! Но это необходимо, не-об-хо-ди-мо!

И он машинально подошел к открытой в спальню двери, заглянул внутрь комнаты.

Мегрэ, не говоря ни слова и не шевелясь, ждал.

Мартен молчал. Голоса его жены слышно не было. Но они наверняка переглядывались.

Молчание затягивалось. Комиссара это начало беспокоить.