— Пожар в Сьерра-де-Арасена?
— Да. Он погубил уже два с половиной гектара леса, и ветер все еще раздувает огонь. Пожарные сказали, это поджог. Непонятно, как можно специально устроить пожар. Что творится с людьми! — посетовала Консуэло.
— Расскажи, что ты вычитала про Россию. Мне интересно.
— В журнале в основном статистика.
— Статистика-то и есть самое ужасное в новостях, — сказал Фалькон. — Думаю, редакторы действуют по поговорке: «Нет сюжета — дай читателям статистику». Они знают, что остальное мы додумаем сами.
— Ну, слушай, — произнесла она, глядя в газету. — Число внебрачных детей удвоилось в период с тысяча девятьсот семидесятого по девяносто пятый. Значит, к девяносто седьмому году двадцать процентов детей рождались вне брака. Большинство — у матерей-одиночек, которые не могли одновременно зарабатывать на жизнь и растить детей, поэтому они их бросали. В декабре двухтысячного Православная церковь подсчитала, что в России два с половиной миллиона беспризорных детей.
— Ну конечно, ты одержима детьми, — заметил Фалькон. — От трех своих до всех российских.
— Единственная приятная новость: уровень рождаемости в России почти самый низкий в мире. Почти. И вот тогда я поняла, почему эту статью напечатали в испанской газете: потому что единственная страна, где уровень рождаемости ниже, чем в России…
— … это Испания, — закончил за нее Фалькон.
— Вот поэтому ты как раз вовремя, — улыбнулась Консуэло. — Ты прервал мои воскресные размышления о том, что весь мир катится в пропасть.
— Могу предложить выход из этого всемирного кризиса.
— Докладывай.
— Манзанилья. Купание. Паэлья. И долгая сиеста — до самого понедельника.
Он проснулся среди ночи, встревоженный ярким сном. Он шел по тропинке в чаще леса. Навстречу ему шли двое детей, мальчик и девочка, лет двенадцати. Фалькон знал, что они брат и сестра. Между ними — птица-тотем в страшной маске. Когда они поравнялись, птица произнесла: «Мне нужны эти две жизни». На лицах детей читался невыносимый страх, а Фалькон знал, что не в силах помочь. Ему казалось, что его разбудил сон, пока он не понял, что внизу работает телевизор: кто-то говорил по-английски. Консуэло спала рядом.
Отсвет телевизора мерцал в темноте, когда Фалькон вошел в гостиную и выключил его с помощью пульта. Пульт был теплый, и он заметил, что дверь, ведущая к бассейну, приоткрыта на полметра.
Он включил свет. По лестнице спустилась полусонная Консуэло.
— Что такое?
— Телевизор был включен, — сказал Фалькон. — Мы оставили дверь открытой?
Вдруг глаза Консуэло широко раскрылись. Она протянула руку и вскрикнула, как будто увидела что-то страшное.
Он посмотрел, куда она показывала. На кофейном столике стояла фотография детей. Кто-то перечеркнул ее большим красным крестом.
20
Понедельник, 29 июля 2002 года
Пока Фалькон ехал в управление, в новостях сказали, что пожар вблизи Альмонастер-ла-Реаль еще не потушен. Ветер дул со скоростью тринадцать метров в секунду и не облегчал работу пожарных.
Фалькон направился к кабинету своего непосредственного начальника, комиссара Элвиры. Секретарь доложила, и Фалькон увидел Элвиру за столом. Он был маленьким, аккуратным человеком с узкими усиками и черными волосами, которые зачесывал на косой пробор, проведенный с той же лазерной точностью, что и у премьер-министра. Он был совершенно иной породы, чем его предшественник, комиссар Андрее Лобо. Тому явно был гораздо ближе первобытный хаос, породивший человека. Элвира был из тех, кто раскладывает карандаши по одной линии.
Фалькон доложил о проделанной за выходные работе и высказал просьбу об охране детей Консуэло Хименес, которые находятся с ее сестрой на побережье возле Марбельи.
— Вы провели эту ночь у сеньоры Хименес? — спросил Элвира.
Фалькон замялся, хотя в управлении не было запретных тем.
— Это не первая угроза с начала расследования по делу Веги, — сказал Фалькон, уклонившись от темы. — В субботу я договорился с ней пообедать, при встрече она сказала, что кто-то из управления передал для меня конверт. Внутри была эта фотография.
Элвира притянул к себе пакет для улик и рассмотрел привязанную к стулу Надю.
— Эта украинка пропала после того, как ответила на наши вопросы, — объяснил Фалькон.
— Что еще?
— В первый день расследования машина с крадеными номерами в открытую преследовала меня до дома. На второй день я нашел фотографию бывшей жены, приколотую к доске над столом в моем доме, булавка была воткнута в горло.
— Похоже, русские все про вас знают, инспектор, — заметил Элвира. — Вы что-нибудь предприняли?
— Пока нет. Думаю, цель угроз — оказать давление лично на меня, — сказал Фалькон. — Если бы угрозы касались только моей бывшей жены, я бы волновался за нее, но они использовали и Надю, и детей Консуэло Хименес, так что пытаются запугать именно меня, чтобы я оставил дело Веги.
— А у вас не возникает желания переключиться на другое дело?
— Если вы хотите знать, возьму ли я на себя ответственность оставить всю свою маленькую группу заниматься только делом Веги, то да, возьму.
— Просто из любопытства: скажите, вы исключили сеньору Хименес из числа подозреваемых?
— У нас вообще нет подозреваемых, свидетелей и мотива.
— И еще… по Пабло Ортеге. Насколько я понял, вы возили к нему психолога, намереваясь попытаться помочь его сыну. Затем она поехала с вами в тюрьму. Есть ли связь между этим делом и смертью супругов Вега?
Молчание. Фалькон ерзал на стуле.
— Старший инспектор?
— Я не знаю.
— Но вы считаете… что все же есть?
— Этим еще нужно заниматься, — сказал Фалькон. — Мне нужно время.
— Мы не сомневаемся в ваших способностях и поддерживаем ваши стремления, — заявил Элвира. — Покуда вы не делаете ничего, дискредитирующего группу. Я свяжусь с полицией в Малаге и договорюсь, чтобы за сестрой и детьми сеньоры Хименес присмотрели.
Фалькон спускался в свой кабинет, в голове засело одно из замечаний Элвиры: «Русские все про вас знают». Откуда?
— Ты нашла мобильный телефон Пабло Ортеги? — спросил Фалькон Кристину Ферреру по пути в кабинет.
— Да. Как раз проверяю номера, — сказала она. — Похоже, городским телефоном он пользовался только отвечая на звонки. Звонить предпочитал по мобильному.
— Я хочу знать, с кем он говорил в последние часы перед смертью, — сказал Фалькон.
— А как же ключ из холодильника? — спросил из-за своего стола Рамирес.
— Ключом она может заняться потом, — распорядился Фалькон. — Что с документами Веги?
— На это нужно время. Не хватает людей, все в отпусках. Пока проверили компьютерные данные, теперь занимаются списками, которые велись вручную.
— Аргентинцы тоже? — спросил Фалькон, набирая номер Карлоса Васкеса.
— Да, — ответил Рамирес, входя в кабинет Фалькона. — Запрос переслали в Буэнос-Айрес.
Фалькон показал ему фотографию Нади Кузьмичевой. Рамирес стукнул кулаком в стену.
— Кто-то вручил конверт со снимком Консуэло Хименес в баре. Попросили отдать мне. — Фалькон поднял палец, прося помолчать. — У меня вопрос по служебным машинам «Вега Конструксьонс», — сказал он в трубку.
— Их уже давно нет, — ответил Васкес. — Рафаэль распорядился — никаких служебных машин. Все пользовались своими, расходы возмещали.
— Но, может быть, есть грузовые машины, которые служащие могли использовать для работы?
— Нет. Раньше в «Вега Конструксьонс» было много машин и оборудования, но в итоге их стало слишком накладно содержать. Так что несколько лет назад Рафаэль оставил только самое необходимое оборудование, избавился от всех машин и все, что нужно, брал в аренду. Прорабы, архитекторы — все ездили на своих машинах.
— А у самого сеньора Веги была старая машина для разъездов по стройкам?
