Приключения Шерлока Холмса. Мой друг, убийца (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан

Вот таким печальным образом я вступил в права наследства. Вы спросите, почему я не отказался от дядиного имения? Я отвечу: потому что я считал, что наши беды каким-то образом были связаны с жизнью дяди, и дело тут не в доме, опасность угрожает мне в любом другом месте.

Несчастный отец погиб в январе 1885 года, с тех пор прошло два года и восемь месяцев. Все это время я спокойно жил в Хоршеме и начал уже надеяться, что это проклятие наконец оставило нашу семью, прекратилось на старшем поколении. Но оказалось, что успокоился я слишком рано. Вчера утром все повторилось.

Молодой человек вытащил из кармана жилета измятый конверт и, повернувшись к столу, высыпал из него пять маленьких сухих апельсиновых зерен.

– Вот этот конверт, – продолжил он. – На штемпеле указан Лондон, восточный район. Внутри – те же слова, которые были в конверте, полученном отцом: «К. К. К.», а потом: «Положи бумаги на солнечные часы».

– И что вы сделали? – спросил Холмс.

– Ничего.

– Ничего?

– Скажу вам правду, – молодой человек закрыл лицо худыми бледными руками, – я в отчаянии. Я чувствую себя, как кролик перед удавом. У меня такое чувство, будто я оказался во власти неотвратимого, неумолимого и беспощадного зла, от которого нет спасения, и невозможно предугадать, в какую минуту будет нанесен удар.

Глядя на него, Холмс покачал головой.

– Ну что ж вы так! Нельзя сидеть сложа руки. Вас могут спасти только активные действия. Сейчас не время падать духом.

– Я обращался в полицию.

– И что?

– Они выслушали меня с улыбкой. Я же вижу, инспектор считает, будто все эти послания – розыгрыш, а мои родственники, как и установил суд, погибли случайно, их смерть никак не связана с письмами.

Холмс ударил себя кулаком по колену.

– Невиданная тупость! – воскликнул он.

– Правда, они выделили одного полисмена, который будет дежурить у меня в доме.

Холмс, едва сдерживая ярость, пробормотал что-то неразборчивое.

– А почему вы пришли ко мне? – взяв себя в руки, спросил он нашего посетителя. – И почему не сделали этого сразу?

– Я не знал. С майором Прендергастом, который и посоветовал мне обратиться к вам, я разговаривал только сегодня.

– После того как вы получили письмо, прошло уже два дня. Действовать нужно было сразу. Кроме самого письма у вас, я полагаю, ничего нет? Ничего такого, что могло бы нам как-то помочь, натолкнуть на мысль?

– Есть одна вещь… – Он пошарил в кармане плаща, вытащил выцветший лист голубоватой бумаги и положил его на стол. – Я помню, что, когда дядя жег документы, среди пепла я заметил маленькие недогоревшие обрывки, и они были точно такого же цвета. Этот листок я нашел на полу его комнаты, по-моему, он из тех бумаг. Случайно выпал, поэтому и не попал в огонь. Но кроме того, что здесь упоминаются апельсиновые зерна, он вряд ли сможет помочь нам. Лично я думаю, что это страница из дневника дяди. Это его почерк.

Холмс придвинул лампу, и мы оба склонились к листку на столе. По неровному краю было видно, что он действительно вырван из записной книжки. Вверху была надпись: «Март, 1869», а ниже шли следующие загадочные заметки:

«4-е. Прибыл Гудзон. Та же схема.

7-е. Зерна посланы Мак-Коули, Парамору и Джону Свейну из Сент-Огастина {56}.

9-е. Мак-Коули – пусто.

10-е. Джон Свейн – пусто.

12-е. Наведались к Парамору. Все в порядке».

– Благодарю вас! – сказал Холмс, сложил бумагу и вернул нашему посетителю. – Теперь нельзя терять ни секунды. У нас даже нет времени, чтобы обсудить то, что вы нам рассказали. Вам нужно немедленно вернуться домой и действовать.

– Что же я должен делать?

– Только одно. И сделать это нужно сразу. Вы должны положить этот листок, который показали нам, в ту медную шкатулку, о которой нам говорили. Туда же положите записку, в которой напишете, что остальные бумаги были сожжены вашим дядей, и это – единственная уцелевшая страница. Записка должна быть написана так, чтобы они поверили, что это правда. Потом, как указано, положите шкатулку на солнечные часы. Вы все поняли?

– Да.

– Сейчас вам нельзя думать о мести или о чем-нибудь подобном. Думаю, это нам удастся сделать законными методами. Но нам еще предстоит сплести для них паутину, в то время как их уже готова. Сейчас главное – предотвратить опасность, которая вам угрожает. Потом мы распутаем весь клубок, и виновные будут наказаны.

– Я вам так признателен! – горячо сказал Джон Опеншо, поднимаясь и набрасывая плащ. – Вы дали мне надежду, буквально вдохнули в меня новую жизнь. Я сделаю все так, как вы сказали.

– Не теряйте ни минуты. И главное, будьте начеку, потому что я не сомневаюсь, что ваша жизнь действительно под угрозой. Как вы намерены возвращаться домой?

– Поездом с Ватерлоо [11].

– Еще нет девяти. На улицах пока людно, так что, думаю, туда вы доберетесь. Но все же будьте осторожны.

– Я вооружен.

– Это хорошо. Завтра я приступлю к работе над вашим делом.

– Я увижу вас в Хоршеме?

– Нет, ваша тайна – в Лондоне. Здесь я и начну поиски.

– Тогда я через день или два сам заеду к вам, расскажу, чем закончится эта история со шкатулкой и бумагами. Я все сделаю, как вы велели.

Он пожал нам на прощанье руки и ушел. На улице все еще завывал ветер, дождь по-прежнему барабанил в окно. Эта загадочная, неимоверная история как будто вторглась в нашу жизнь отголоском бушующей стихии, накрыла нас с головой морской волной, облепив склизкими водорослями, и опять отступила.

Шерлок Холмс какое-то время сидел молча и неподвижно, глядя на огонь. Потом разжег трубку, откинулся на спинку кресла и стал наблюдать, как голубые колечки дыма наперегонки поднимаются к потолку.

– Я думаю, Ватсон, – наконец заговорил он, – что из всех наших дел это самое необычное.

– Может быть, кроме «Знака четырех».

– Да, может быть, кроме него. Но мне кажется, что этому Джону Опеншо грозит даже большая опасность, чем Шолто {57}.

– Но вы уже представляете, какого рода эта опасность? – спросил я.

– Несомненно, – ответил он.

– Так что же? Кто этот К. К. К. и почему он преследует это несчастное семейство?

Шерлок Холмс закрыл глаза, оперся на подлокотники кресла и соединил перед собой кончики пальцев.

– Идеальный мыслитель-логик, – сказал он, – на основании лишь одного из этих фактов сумел бы не только вывести всю цепочку приведших к нему событий, но и предсказать их развитие. Как Кювье {58} мог дать точное описание животного, изучив единственную его кость, так и наблюдатель должен уметь, проанализировав одно звено в серии событий, четко представить себе остальные звенья, как предшествующие, так и последующие. Разум пока еще не дает нам ответа на вопрос, чем закончится эта трагическая история. Работая головой, можно раскрывать загадки, которые ставят в тупик тех, кто ищет ответ, полагаясь на свои чувства. Однако, чтобы овладеть этим искусством в полной мере, мыслитель должен иметь возможность сопоставить и принять во внимание абсолютно все известные ему факты, а это, как вы понимаете, в свою очередь требует знаний во всех областях наук, что даже в наш век бесплатного образования и энциклопедий встречается крайне редко. Хотя не так уж невозможно, чтобы человек обладал полным объемом знаний, которые могут пригодиться ему в работе. Я попытался этого достичь. Если я не ошибаюсь, вскоре после знакомства со мной вы составили список, в котором весьма подробно описали мои познания в различных областях.

– О да, – рассмеялся я. – Это был выдающийся документ. Помню, напротив философии, астрономии и политики стояла отметка «отсутствуют» {59}. Познания в ботанике были отмечены как «отрывочные», в геологии – «практические» в отношении пятен грязи из любых районов в радиусе пятидесяти миль вокруг Лондона, в химии – «своеобразные», в анатомии – «бессистемные», в уголовной литературе и криминальной хронике – «доскональные». Скрипач, боксер, фехтовальщик, юрист, отравляет себя кокаином и табаком. Вот, по-моему, основные пункты моего анализа.