Огонь, гори! - Карр Джон Диксон

Он лишь мельком заметил довольно большую комнату, обшитую дубовыми панелями. Все стены сплошь увешаны военными трофеями. Насколько он помнил, здесь жил полковник Роуэн — холостяк. Расправив плечи и небрежно улыбнувшись, Чевиот перешагнул порог.

— Добрый вечер, господа! — сказал он.

Глава 2

Кража из кормушки

В комнате находились трое. Но поскольку один сидел за конторкой в дальнем углу, Чевиот вначале заметил только двоих.

На полу лежал красный турецкий ковер — такой грязный, затоптанный и засыпанный табачным пеплом, что его истинный цвет определить было трудно. В центре комнаты стоял полированный стол красного дерева, прожженный по краям. На нем, среди разбросанных документов и папиросной бумаги, светила масляная лампа под узким красным стеклянным колпаком, плоский фитиль ровно горел в красной колбе.

Не впервые Чевиот задумался: почему масляные лампы не взрываются? Вскоре ему предстояло узнать, что они взрываются, и довольно часто.

Сбоку от стола, в мягком кресле, обтянутом фиолетовым шелком, сидел высокий, худощавый, довольно привлекательный человек лет сорока восьми. Его редеющие и седеющие волосы были зачесаны назад и вились над высоким лбом. Однако прежде всего вы замечали его большие глаза и широкие ноздри. Благодаря им худое лицо казалось одухотворенным.

Разумеется, то был полковник Чарльз Роуэн. Он был в форме, хотя и без сабли и портупеи. Алый мундир украшали тяжелые золотые эполеты, темно-желтые обшлага и серебряные галуны 52-го пехотного полка. На ногах — белые лосины. В левой руке полковник держал сигару, в правой у него были белые перчатки, которыми он похлопывал по ручке кресла.

Чевиот посмотрел на второго человека за столом.

Мистер Ричард Мейн также курил сигару. Несмотря на молодость — тридцать с небольшим лет, — он уже являлся известным барристером, то есть адвокатом, имеющим право выступать в высших судах. С первого взгляда казалось, будто лицо у него совершенно круглое; впечатление усиливали блестящие черные волосы и лоснящиеся бакенбарды, которые почти охватывали лицо, словно заключив его в раму — до их полного срастания на подбородке оставался дюйм-другой. Из такого вот подобия рамки на вошедшего смотрели блестящие черные глаза, острые и проницательные, далее шел длинный нос и широкий рот.

Платье мистера Мейна, если не считать выделки, напоминало костюм самого Чевиота. На барристере был темный сюртук, узкий в талии, но длиннополый и свободно спадающий почти до колен. Высокий воротничок поднимался над белым шейным платком. Панталоны из коричневого бархата со штрипками были такими же, как у Чевиота.

«Спокойно! — приказал себе Чевиот. — Я совершенно спокоен».

Однако у него почему-то запершило в горле.

— Господа, — произнес он, кланяясь, — я… кхм… должен извиниться за опоздание.

Мужчины встали и поклонились в ответ. Оба выкинули сигары в фарфоровую плевательницу у стола.

— Не стоит извинений, — улыбнулся полковник Роуэн. — Что касается меня, я был очень рад, когда вы подали заявку. Насколько мне известно, вы впервые в Скотленд-Ярде?

Чевиот запнулся и неопределенно взмахнул шляпой.

— Да, да. Прошу садиться — туда, на тот стул. Обсудим, подходите ли вы нам.

Ричард Мейн, севший было, снова вскочил. Выражение круглого лица, обрамленного черными волосами и бакенбардами, вовсе не было недружелюбным, однако демонстрировало неприкрытое недоверие.

— Роуэн, — произнес Мейн низким голосом с легким ирландским акцентом, — мне все это не по душе. Простите меня, мистер Чевиот. — Он сдвинул черные брови и снова повернулся к полковнику: — Но он слишком уж явный джентльмен. Боюсь, это нам не подойдет!

— А я не уверен, — задумчиво возразил полковник.

— Не уверены? Черт побери, да вы идете против приказа самого Пиля! Костяк полиции должны составлять бывшие армейские рядовые, которыми командуют офицеры запаса. Офицеры запаса! Пиль ясно сказал: джентльмены ему ни к чему. — Мистер Мейн закатил глаза, вспоминая. — «Сержант гвардии, получающий двести фунтов в год, — процитировал он, — больше подходит для моих целей, чем капитан, отмеченный многими наградами; он будет служить либо бесплатно, либо в том случае, если я положу ему жалованье тысячу в год». Что вы на это скажете?

Из-за высокого и тесного черного галстука полковнику Роуэну трудно было вертеть головой; он медленно повернулся к Мейну.

— После первого же смотра, — сказал он, — мы вынуждены были уволить пятерых полицейских за то, что они явились на дежурство пьяными. Я уже не говорю о тех девятерых, которых уволили за их жалобы на «удлиненный рабочий день»!

— Пьянство? — усмехнулся молодой адвокат. — Перестаньте! Чего еще можно ожидать от них?

Еще раз вежливо поклонившись, полковник Роуэн направился в дальний угол комнаты. Там он обменялся несколькими словами с человеком, сидевшим за конторкой, и тот (Чевиот не очень хорошо его видел) передал полковнику длинный лист бумаги. Полковник Роуэн вернулся к столу.

— Итак, сэр. — Он внимательно посмотрел на Чевиота. — Вот ваш послужной список!

Он сел. Мейн и Чевиот тоже сели; последний все вертел в руках шляпу. Руки у него сделались ватными.

Под взглядом светло-голубых кротких глаз полковника Роуэна он вдруг почувствовал себя очень маленьким. Он вспомнил, как в тумане, портрет полковника с пятью медалями на мундире. Этот человек участвовал во всех крупнейших битвах Иберийской войны, а в битве при Ватерлоо командовал флангом.

— Насколько я понял, — продолжал полковник, проглядывая записи, — вы участвовали в последних сражениях?

Конечно, он имел в виду наполеоновские сражения.

— Да, сэр.

— Ваше звание?

— Капитан.

Ричард Мейн что-то проворчал.

— Да, — невозмутимо продолжал полковник Роуэн. — Насколько я понимаю, в 43-м пехотном полку. — Потом он заговорил о Чевиоте в третьем лице, как будто того рядом не было. — «Награжден за…» Не станем его смущать.

Чевиот промолчал.

— «Живет, — продолжал полковник Роуэн, — в меблированных комнатах „Олбани“ на Пикадилли. Располагает собственными средствами; эти сведения любезно предоставили его банкиры из конторы Гроллера с Ломбард-стрит. Вращается в… светском обществе. Отличный стрелок, борец и фехтовальщик…» — Полковник окинул одобрительным взглядом широкие плечи Чевиота и посмотрел на мистера Мейна. — «Личные связи…» Хм! Это нас не касается.

В прокуренной, дымной комнате раздался звонкий голос Чевиота:

— Если не возражаете, сэр, мне бы хотелось узнать, что вы накопали о моей личной жизни.

— Настаиваете?

— Прошу.

— «Временами любит предаваться азартным играм, — прочитал полковник Роуэн, — однако потом месяцами не притрагивается к картам или костям. Не является членом общества трезвости, но и пьяным его никто не видел. Общеизвестна его дружба с леди Дрейтон…»

Мистер Мейн громко хмыкнул.

— Повторяю, это нас не касается. Полковник бросил лист на стол.

Выйдя из ступора, вызванного шоком, Чевиот впал в другую крайность. Он ощутил необычайные веселость, легкость и беззаботность. Гори все огнем! Он готов следовать своей мечте.

Не успел он сделать это заключение, как прозвучал красивый, низкий голос мистера Мейна:

— Послушайте, мистер Чевиот! — Адвокат так резко подался к нему, что Чевиот испугался, как бы лампа не опалила пышные бакенбарды. — С вашего разрешения, я спрошу вас о том, о чем собирался спросить Роуэн.

Мейн встал, сунув руки под сюртук и поигрывая фалдами. Под сюртуком оказался бархатный жилет, в котором узоры черного цвета преобладали над зелеными; на животе посверкивала золотая цепочка для часов, с которой свисала связка печаток.

— Сэр, — продолжал адвокат, — вы просите назначить вас суперинтендентом нашего Центрального отделения, именуемого также Отделением внутренних дел. Насколько нам известно, вы — человек обеспеченный. Ваше жалованье здесь будет составлять всего двести фунтов в год. Вам придется дежурить по двенадцать часов в день. Ваша работа будет трудной, опасной, даже кровавой. Мистер Чевиот, зачем вам все это?