Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
— Нет, не был.
— Поддерживали ли вы какие-либо контакты с лицами, замешанными в этом деле?
— Один из инженеров, исследовавших известную запись на магнитофонной ленте, где обнаружился интервал в восемнадцать с половиной минут, ранее выполнял для меня кое-какие работы. Послушайте, Вулф. Как профессионал, я привык сам задавать вопросы, а не отвечать на них. Поэтому не спрашивайте меня, например, где я был ночью в прошлую пятницу. Пробуйте ваши штучки на ком-нибудь другом. Нам следовало прислушаться к мнению Акермана. Возможно, я еще пойду к окружному прокурору. Отчего вы его избегаете? Почему отклонили предложение Хана? Что вы пытаетесь нам навязать?
Вулф погрозил Вилару пальцем. Опять регресс. Уотергейт по-настоящему подорвал его самоконтроль.
— Я вам ничего не навязываю, мистер Вилар. Ищу лишь удовлетворения своему самолюбию. Харви Бассетт хотел от вас услышать, что Ричард Никсон затруднил продажу ваших услуг. А быть может, он ее фактически значительно облегчил?
Вилар медленно, не торопясь, поднялся и сверху посмотрел на Вулфа. Взгляд сверху как бы дает человеку определенное преимущество над сидящим.
— Ну что ж, — проговорил Вилар. — Я все-таки пойду к окружному прокурору.
— Сомневаюсь, — заметил Вулф. — Каковы шансы, Арчи?
Приняв задумчивый вид и выпятив губы, я после некоторого размышления ответил:
— Четыре против одного.
— А я ставлю даже пять против одного, — сказал Вулф, обращаясь к Вилару. — Сто долларов против двадцати, что вы не пойдете.
Тот повернулся и торжественной поступью направился к выходу. Говоря о «торжественной поступи», я конечно же преувеличил. Походка подобного рода требует широких размеренных шагов, а ноги Вилара были для этого слишком коротки. Я последовал за ним, намереваясь попросить увеличить мое жалованье с трех до четырех тысяч в месяц, но потом решил, что момент для этого не совсем удачный. Вернувшись в кабинет, я сказал Вулфу:
— В действительности можно ставить десять против одного. Он принадлежит к типу людей, которые сперва поднимают все паруса, а потом начинают дуть, стараясь создать собственный ветер.
— Кто написал или сказал эти слова? — прищурился Вулф.
— Их сказал я. На днях я перелистывал книгу, которую вы купили. «Южное плавание», сочинение какою-то адмирала. Чувствую себя истинным мореплавателем. Считаете Вилара убийцей?
— Нет, не считаю. Он вполне мог убить Бассетта, но не Пьера. Не стал бы рисковать, приобретая бомбу. Ведь он специалист по безопасности. Черт возьми! Сомневаюсь, чтобы кто-то из них пошел на подобный риск. Все они приучены соблюдать осторожность. Ты согласен?
— Не совсем. Один из них, возможно, знал, где можно ее приобрести, ничем не рискуя, а Айго, вероятно, вполне способен изготовить бомбу самостоятельно.
— Он, безусловно, весьма опасный субъект. Меня всегда пугали ученые-физики, изобретающие новые способы уничтожать людей. Есть что-нибудь от Сола, Фреда и Орри?
— Ничего интересного, за что можно было бы ухватиться. У Орри в ресторане «Рустерман» — ни малейшего проблеска. По словам Сола, Джадд настолько чист, неподкупен и всеми обожаем, что ему, видимо, скоро воздвигнут памятник. Как утверждает Фред, все отзываются о Виларе только положительно, но у него сложилось мнение, что после хорошей выпивки они заговорят по-другому. Акер…
— Когда они позвонят в час дня, скажи им: пусть явятся сюда в шесть часов вечера.
— Уже сказал. Они пока не отрабатывают свои деньги и в полной мере это осознают. Акерман звонил из Вашингтона и предупредил, что, быть может, все наши разговоры тайно записываются на пленку. Чек на вашем столе призван восполнить запасы наличности, которая быстро тает. Свое письмо о новой орхидее Хьюитт отправил еще в прошлую субботу. Оно шло шесть дней от Лонг-Айленда до Манхэттена. Эти сорок две мили я одолел бы пешком в один день.
Просмотрев почту, Вулф поднялся и отправился в кухню. На обед предполагались свиные ребрышки под соусом, в который входят красное вино и восемь различных приправ и специй, и он хотел убедиться, что Фриц не поскупился на чеснок. Относительно этой овощной культуры их мнения резко расходятся. Черногорец противостоит швейцарцу.
Как правило, в своих повествованиях я стараюсь не касаться личных проблем, но раз я, как вам известно, вышел на Бенджамина АЙГО через Лили Роуэн, я не нарушу этого правила, если скажу, что до обеда дважды безуспешно звонил ей. Мне хотелось сообщить Лили о том, что я виделся с Айго и что встреча дала результаты. После того как мы разделались с ребрышками и ответили на письма, я сходил в банк и получил деньги по чеку, а Вулф отправился в оранжерею на свидание со своими любимыми орхидеями. Затем я снова позвонил Лили, информировал ее о том, что все еще нахожусь на свободе и, вероятно, смогу провести с ней выходные дни, если, конечно, по-прежнему — желанный гость.
— Мне кажется, я в состоянии вытерпеть твое присутствие в течение часа, а там посмотрим, — заявила Лили Роуэн. — Во всяком случае, у меня возникло сильное желание повнимательнее взглянуть на тебя. Я совсем недавно обедала у Доры Бассетт, и она опять расспрашивала о тебе. Притом она ни разу тебя не видела. Быть может, ты обладаешь какой-то особой притягательной силой, которая действует на расстоянии, наподобие электронных устройств?
— Ничего похожего. И будь добра — никогда не упоминай в моем присутствии электронику. Меня от нее буквально тошнит. А теперь будь еще раз добра и скажи, что Дору во мне особенно интересовало?
— Не забивай себе голову несбыточными надеждами. Ничего личного. Она лишь спросила: встречалась ли я с тобой и удалось ли тебе установить, кто положил бомбу в карман пальто Пьера. Но, разумеется, она не называла его Пьером, а говорила: «тот человек» и «тот официант». Я же вправе называть его Пьером. Как ты знаешь, по-моему, он был лучшим официантом из всех, когда-либо обслуживавших меня. Он с первого раза запомнил, что мне нужно класть вилку справа от тарелки.
Рассказав обо всем этом, Лили Роуэн не задала ни одного вопроса, который начинался бы со слов «что» и «как», «почему» и «когда», хотя ей было доподлинно известно, что мы активно работаем по этому делу. Просто невероятно! Я бы купил для нее пьедестал, если бы был уверен, что она удержится там наверху. Однако я не сомневался — она непременно свалится или спрыгнет вниз на грешную землю.
