Глоток лета со вкусом смерти (СИ) - Анашкина Екатерина Юрьевна

Кравчуки оказались вполне заурядными, но общительными людьми. Он — большой любитель выпить, хотя, наверное, позволяет себе это не часто. Однако сегодня, судя по опухшему лицу и глазам с красноватыми прожилками, у него явно было похмелье. Пару раз он даже порывался предложить капитану помянуть «безвременно усопших». Его жена, Анна Витальевна, смотрела на мужа с укоризной, как на маленького ребенка, и беспрестанно извинялась перед Проскуриным: «Юра, вообще-то, не пьет, просто сейчас очень переживает!» Несмотря на словоохотливость четы Кравчуков, Проскурин не узнал от них ничего важного.

Следующий — Пахомов. Мужик непростой, грамотный и себе на уме. Как глава юридической службы, он вполне мог откопать какую-нибудь информацию о Крутицком. Но в разговоре ни словом, ни жестом этого не обнаружил. Был сдержан, сух и прекрасно владел собой. Говорил спокойно, без лишних эмоций. Вопрос, каковы были отношения погибшего и его супруги, Илья Борисович оставил без ответа, но взгляд, которым он смерил капитана, был красноречивее любых слов. Даже привычный ко всему Проскурин внутренне содрогнулся — глаза его собеседника стали холодными, почти ледяными.

Опять эта проклятая корпоративная этика, мать ее так!..

Шепс Эрнест Фридрихович. «Дал же Бог имечко!», в который раз чертыхнулся про себя Проскурин. Этот — вообще из категории людей «ничего не вижу, ничего не слышу, никому ничего не скажу». Весь разговор сморкался, чихал, кашлял и сетовал на нежданную простуду. Крутицких видел второй раз в жизни, а с убитым Антоном Владимировичем разговаривал лишь мимоходом, да и то только по поводу бильярда. Задушенную девушку он, как и ожидалось, не опознал. Впрочем, Шепса капитан в качестве подозреваемого никогда и не рассматривал, а зашел к нему больше для проформы.

Теперь — Скворцова и Новицкий. В предложенную Кристиной версию о виновности Ренаты Проскурин не верил ни грамма. Банальная женская месть — утопить соперницу, не более. В целом, и Рената, и Артем показания давали уверенно и без лишних эмоций. Немного царапал тот момент, когда на мгновение показалось, что Новицкий узнал девушку с фотографии, но вполне возможно, что ему просто привиделось. Рената же вела себя спокойно. Создавалось впечатление, что она даже наслаждается происходящим, как наслаждается зритель хорошо поставленной пьесой в театре.

Капитан смачно сплюнул.

Итак. Собранные сведения были скудными и неудовлетворительными. Алиби нет ни у кого. Ни в первом, ни во втором случае. В принципе, возможность совершить убийства была у любого.

А значит, единственный вариант — искать мотив. И вот здесь-то полный швах, как говорит майор Коптев.

Но то, что оба убийства связаны — факт. Не бывает таких совпадений. НЕ БЫВАЕТ и точка! Должна между ними быть связь. Должна — и все тут. Проскурин был готов съесть свои промокшие до нитки ботинки, если бы это оказалось не так. Но какие отношения могли быть между Крутицким и найденной в лесу девушкой? Кому они так синхронно могли помешать?

Пока единственная реальная кандидатура на место убийцы — Элла Крутицкая. Если предположить, что задушенная девица была его любовницей, то Элла, узнав об этом, могла сначала расправиться с соперницей, а потом поквитаться с неверным мужем.

А что? Вполне жизненная ситуация! Ревнивая баба и не на такое способна! Версия, конечно, не идеальная. Белые нитки торчат во все стороны. Задушенная в лесу девушка была, скажем прямо, не из общества: неухоженная, бедно одетая, да еще и насквозь больная. Весьма странный выбор для такого человека, каким был покойный ныне Антон Владимирович. Но самое главное — то, что по заключению эксперта, у нее уже давным-давно не было сексуальных контактов с мужчиной. Но ведь Элла-то могла об этом и не знать! Увидела мужа с другой бабой — вот крыша и поехала.

Все-таки, правильно он сделал, что оставил ее допрос на потом. Надо бы собрать побольше информации, а уже потом ударить, как говорится, в яблочко. И посмотреть на реакцию. На секунду примечталось: бухнется Элла Эдуардовна на колени, зарыдает в голос, да и признается в двойном убийстве. Мол, бес попутал, хлопнула я мужнину полюбовницу, а потом и его, предателя окаянного, зарезала. И все! Дело в шляпе! А капитану за то — благодарность от начальства и повышение.

Проскурин уныло вздохнул. Пустое это все…

В кафе, куда капитан зашел выпить чая, за столиком сидела Марина Вячеславовна Добрынина, о которой у Проскурина за два дня общения сложилось весьма неоднозначное мнение. Судя по всему, знала или, по крайней мере, подозревала Добрынина гораздо больше, нежели сочла нужным сообщить. Под ее проницательным и насмешливым взглядом Проскурин чувствовал себя неуютно, словно двоечник в кабинете директора. Как и ожидалось, девушку с фотографии она опознать не смогла, а вот на вопрос «Кто мог желать смерти Крутицкого?», Добрынина дала гениальный ответ:

— Да кто угодно! Потому что такой мерзкий тип у любого нормального человека не мог вызывать ничего, кроме гадливости и желания стукнуть его по голове чем-нибудь тяжелым.

— И даже у вас, Марина Вячеславовна? — злорадно хмыкнул Проскурин.

— Естественно, — без колебаний отозвалась она.

— Забавно! А почему у вас сложилось такое нелестное мнение о погибшем? — вкрадчиво поинтересовался Проскурин.

— Крутицкий был скользким человеком. Непорядочным, если можно так выразиться. Он безбожно изменял своей жене. Элла очень переживала, хоть и скрывала это. Ни для кого не секрет, что Антон Владимирович частенько ходил налево. Он свято верил в то, что никто об этом не догадывается, но в нашем кругу удержать что-либо в тайне весьма непросто.

— Очень интересно! Знаете, вы первая, кто прямо и открыто говорит мне об этом.

Добрынина пожала мощными плечами:

— Не вижу смысла скрывать. Это секрет Полишинеля. Тем более, мне очень жаль Эллу. По-человечески жаль.

— Значит, вы считаете, что у Эллы Эдуардовны был серьезный повод убить своего мужа? — оживился Проскурин, с удовольствием отхлебнув из своей чашки.

— Господи, да нет, конечно! — досадливо поморщилась Добрынина. — Вы меня неправильно поняли. Я просто хочу сказать, что человек, который так по-свински ведет себя с женой, способен и на другие подлости. Но Элла, несмотря на все это, любила его.

— Ну, знаете ли, от любви до ненависти иногда рукой подать! — пробормотал Проскурин. — Сколько было таких случаев, что терпит человек, терпит, а потом вдруг — бац! И слетают клапаны.

— Бред! — фыркнула Добрынина. — Если бы она хотела отомстить, то уже давно сообщила бы обо всем своему отцу.

— Да-да, — пробормотал себе под нос Проскурин, — Всесильный чиновник-депутат. Но, насколько я знаю, он скончался.

— А вы думаете, что об изменах Антона Элла узнала только здесь, в «Сосновом»? — в ее голосе звучала насмешка и презрение. — Если не сделала тогда, то вряд ли убила бы и сейчас. Элла не такой человек!

— Кто знает…

— Простите, что вы сказали? — не расслышала Марина Вячеславовна.

— Да так, ничего. Судя по всему, здесь вообще собрались люди, которые свои проблемы решают не при помощи ножа и топора, а другими, более цивилизованными, способами. Я прав? — не скрывая сарказма, заметил Проскурин.

— В какой-то степени, — с некоторым сомнением отозвалась она.

— А откуда такая неуверенность?

— Просто логика. Ведь кто-то все-таки убил двоих человек. Значит, ваша теория не совсем верна, капитан.

Проскурин с любопытством взглянул на свою собеседницу. Да, теперь понятно, почему именно она является вторым человеком в «КЕН-Строе». Умная баба! Очень умная.

— Скажите, Марина Вячеславовна, а что вы можете сказать о Мельниковой и Шатрове? — неожиданно спросил он.

— А что конкретно вас интересует? — спокойно отозвалась она.

Казалось, она нисколько не удивлена такому повороту разговора.