Часы - Кристи Агата

«Уважаемый сэр, я только что вспомнила одну вещь. Вы спрашивали, нет ли у моего мужа каких-то особых примет, и я ответила „нет“. Но я ошиблась. За левым ухом у него есть небольшой шрам. Когда-то, когда он брился, его толкнула наша собака. Наложили шов. Ранка оказалась небольшой и неопасной. Я забыла о ней на другой же день.

Искренне ваша Мерлина Райвл».

— Лихой у нее почерк, — сказал я. — И в жизни не знал, что бывают такие багровые чернила. Шрам есть?

— Шрам есть. Именно там, где она говорит.

— Во время опознания она не могла его заметить?

Хардкасл покачал головой.

— Шрам за ухом. Чтобы его увидеть, ухо нужно отогнуть.

— Тогда все в порядке. Еще одно подтверждение. Что тебя грызет?

Хардкасл мрачно изрек, что в этом убийстве все попахивает чертовщиной. Он спросил, не собираюсь ли я зайти в Лондоне к своему французу или там бельгийцу.

— Может быть, и зайду. Только зачем?

— Я рассказал о нем старшему констеблю, и тот говорит, что прекрасно его помнит по делу с девушкой-проводницей. Я искренне хотел бы, чтобы он приехал, если это возможно.

— Вряд ли, — сказал я. — Он домосед.

В двенадцать пятнадцать я нажал кнопку звонка дома номер шестьдесят два по Вильямову Полумесяцу. Открыла дверь миссис Рамзи. Она едва глянула на меня.

— Что вам угодно? — сказала она.

— Могу я переговорить с вами, миссис Рамзи? Я заходил дней десять назад. Вы, наверное, забыли.

Она подняла глаза и принялась разглядывать меня. На лбу у нее выступили легкие морщинки.

— Вы… вы приходили с инспектором уголовной полиции, не так ли?

— Совершенно верно. Можно войти?

— Конечно, если хотите. Кто же откажется впустить полицейского. Если такие и есть, у них плоховато с головой.

Она первой прошла в гостиную, махнула рукой в сторону стула и сама уселась напротив. Голос ее звучал, пожалуй, резковато, но во всем ее облике сквозила равнодушная усталость, которой я не заметил в первый раз.

Я сказал:

— Сегодня здесь, кажется, тихо. Дети вернулись в школу?

— Да. Теперь совсем другое дело. — Она спросила:

— Наверное, вы хотите что-то спросить по поводу второго убийства? Я имею в виду девушку.

— Нет, не совсем. Я, видите ли, не имею прямого отношения к полиции.

Она слегка удивилась.

— Я думала, вы сержант… Овн. Разве я ошиблась?

— Моя фамилия действительно Овн, но служу я в другом отделе.

Равнодушие миссис Рамзи исчезло. Она взглянула мне прямо в глаза, быстро и тяжело.

— Вот как! — сказала она. — И что же вам нужно?

— Ваш муж все еще за границей?

— Да.

— Его долго нет, не так ли, миссис Рамзи? И даже очень долго.

— Что вам известно?

— Что сейчас он находится за «железным занавесом». Я прав?

Минуту-другую она молчала. Потом ответила ровным, бесцветным голосом:

— Да. Совершенно правы.

— Вы знали, куда он собирается?

— Примерно. — Она помолчала, потом добавила:

— Он хотел, чтобы мы поехали вместе.

— Он давно так решил?

— Думаю, да. Но сказал мне совсем недавно.

— Вы не разделяете его взглядов?

— Когда-то разделяла. Вы должны и сами это знать. Вы ведь все проверяете довольно тщательно — кто был членом партии, кто попутчиком, кто еще чем.

— Вероятно, вы можете сообщить нам что-нибудь важное.

Она покачала головой.

— Нет. Не могу. И не потому, что не хочу. Видите ли, он никогда не говорил мне ничего конкретного. Я и не хотела ничего знать. Я сыта по горло! И когда Майкл сказал, что едет в Москву, я не удивилась. Я лишь попыталась понять, чего хочу я.

— И вы поняли, что не слишком сочувствуете его убеждениям?

— Нет, не в этом дело. Мои взгляды касаются только меня. Я думаю, все женщины в конце концов к этому приходят. Если они, конечно, не фанатички, но ко мне это не относится. Я и раньше-то была в крыле умеренных.

— Ваш муж имел отношение к делу Ларкина?

— Не знаю. Думаю, да. Но он никогда ничего не рассказывал.

Вдруг она живо взглянула на меня.

— Нам лучше выяснить сразу все, мистер Овн. Или мистер Волк-в-овечьей-шкуре. Я любила своего мужа. Независимо от того, нравятся мне его политические пристрастия или нет. Но любила, кажется, не до такой степени, чтобы ехать за ним в Москву. Он хотел, чтобы я привезла детей. И вот это-то мне не по душе. Все очень просто. Я решила остаться с ними здесь. Я не знаю, увидимся ли мы еще. Он сделал свой выбор, а я — свой. Но одно я знаю совершенно точно. После нашего разговора. Я хочу, чтобы дети росли дома. Они англичане, и я хочу, чтобы они росли, как и все нормальные дети, у себя на родине.

— Понятно.

— Вот теперь, я думаю, все, — сказала, вставая, миссис Рамзи.

Сейчас весь ее вид говорил о решимости.

— Наверное, это очень непростой выбор, — мягко сказал я. — Мне очень вас жаль.

Я сказал правду. Возможно, искреннее участие тронуло ее. Она слегка улыбнулась.

— Может быть, вы и искренни… Наверное, при вашей работе надо уметь влезть в чужую шкуру и уметь понимать, что думают и что чувствуют другие. Для меня это был нокаут, но самое худшее уже позади… Теперь у меня свои планы: что делать, куда деваться, где жить — здесь или уехать. Мне нужна работа. Когда-то я была секретаршей. Возможно, я пойду на курсы стенографисток.

— Что ж, — сказал я. — Только не в бюро «Кавендиш».

— Почему?

— Те, кто там работает, стали, кажется, слишком часто попадать в неприятные истории.

— Если вы думаете, что я что-то об этом знаю, вы ошибаетесь. Я не знаю ровным счетом ничего.

Я пожелал ей всего хорошего и удалился. Ничего я здесь не выяснил. Да не очень-то и рассчитывал. Просто не хотелось оставлять «хвосты».

Выходя из калитки, я почти столкнулся с миссис Мак-Нотон. Она несла хозяйственную сумку и, кажется, не совсем твердо стояла на ногах.

— Позвольте мне, — сказал я, забирая сумку.

Она было вцепилась в ручку, потом, наклонив голову, вперила в меня изучающий взгляд, после чего сумку отпустила.

— Вы тот самый молодой человек из полиции, — сказала она. — Не узнала вас сразу.

Она заковыляла следом за мной.

Я донес сумку до дверей ее дома. Сумка оказалась неожиданно тяжелой. Я спросил, что там лежит. Столько картошки?

— Не звоните, — предупредила она. — Дверь не заперта.

Кажется, на Полумесяце вообще не запирают дверей.

— Ну и как у вас дела? — полюбопытствовала она. — Похоже, женился он на неровне.

Я не понял, о ком она говорит.

— Кто женился? — спросил я и пояснил:

— Я был в отъезде.

— А-а, ясно. Да убитый. Я говорю о нем и о миссис Райвл. Я ходила в суд. Такая заурядная женщина. И должна вам сказать, не похоже, чтобы смерть мужа ее огорчила.

— Она не видела его больше пятнадцати лет, — пояснил я.

— Мы с Ангусом женаты уже двадцать. — Она вздохнула. — Это много. И теперь, когда он оставил кафедру, все в саду да в саду… Приходится поломать голову над тем, куда себя деть.

В этот момент из-за угла дома вышел мистер Мак-Нотон с лопатой в руке.

— Ах, ты уже вернулась. Дорогая моя, дай-ка я заберу сумку…

— Отнесите, пожалуйста, ее в кухню, — быстро сказала мне миссис Мак-Нотон, толкнув меня локтем в бок. — Там только кукурузные хлопья, дыня и яйца, — сказала она мужу, счастливо улыбаясь.

Я водрузил сумку на кухонный стол. Она звякнула. О Господи! Нюх сыщика не обманешь. Прикрытые пакетом с желатином, в сумке скрывались три бутылки виски.

Так вот почему временами миссис Мак-Нотон так безмятежна и так говорлива, и вот почему ее иногда слегка пошатывает. Вероятно, по той же причине, по которой Мак-Нотон оставил кафедру.

Это был день встреч с обитателями Полумесяца. Когда я шел в направлении Олбанской дороги, на глаза мне попался мистер Бланд. Выглядел он прекрасно. Он узнал меня сразу.