— Как она?
— Поразительно спокойна.
Стиву не удалось скрыть непроизольную улыбку, которая скользнула у него по губам и, видимо, озадачила лейтенанта.
— В шесть утра в больнице освободилась палата, и я распорядился перевести туда вашу жену.
— Кто-нибудь умер за ночь?
Очевидно, перемена, происшедшая в Стиве, была в самом деле разительна: не успевал от открыть рот, как Марри чуть ли не терялся.
Не ответив на вопрос, он в свой черед спросил:
— Был у вас вчера разговор с женой?
— Мы объяснились, — бесхитростно признался Стив.
— Я догадался об этом утром. Она выглядела успокоенной. Сначала я вошел в палату один, спросил, чувствует ли она себя в силах выдержать очную ставку. Из предосторожности врач все время находился в коридоре.
Вопреки моим ожиданиям, она не выказала никакой нервозности, никакого страха. Говорила так же непринужденно, как вы сегодня со мной.
«Это необходимо, лейтенант?»
Я ответил — да. Тогда она спросила, где вы. Я ответил, что вы еще спите, и это, кажется, порадовало ее.
Она сказала:
«Давайте побыстрей».
Я дал знак двум инспекторам ввести арестованного.
С момента ареста Хэллиген отрицал факт покушения, настаивал, что его с кем-то путают. В остальных, не столь тяжких преступлениях он сознался. Я этого ожидал. У дверей палаты он вскинул голову, нагло усмехнулся. В палате вызывающе смотрел на вашу жену. Она даже не вздрогнула, не изменилась в лице. Только прищурилась, чтобы получше разглядеть его.
— Узнаете этого человека? — спросил один из инспекторов ФБР.
Второй стенографировал ответы.
Она сказала только:
«Это он».
Хэллиген все время смотрел на нее с вызовом, а инспектор задавал вопросы, на которые ваша жена неизменно и четко отвечала — да.
Вот и все, Хоген. Очная ставка заняла меньше десяти минут. Репортеры и фотокорреспонденты ждали в коридоре. Когда Хэллигена вывели наконец из палаты, я спросил у вашей жены, можно ли их впустить, пояснив, что неразумно восстанавливать против себя прессу. Она ответила:
«Если доктор не возражает, пусть войдут».
Врач впустил только фотографов — и то на несколько минут, а репортерам запретил входить в палату и задавать вопросы.
Как видите, она держалась молодцом. Признаюсь, уходя, я не удержался и пожал ей руку.
Стив молча смотрел в пространство.
— Не знаю, придется ли ей лично предстать перед присяжными, когда дело поступит в суд. Во всяком случае, произойдет это не раньше чем через несколько недель: в деле много эпизодов, причем довольно сложных.
К тому времени ваша жена уже поправится. Не исключено, однако, что суд удовольствуется письменными показаниями под присягой.
Лейтенант казался все более смущенным. Он по-прежнему наблюдал за собеседником, но перестал его понимать, словно поведение Стива было для него непостижимым.
— Вы все еще хотите видеть его?
— Да.
— Сейчас?
— Как можно скорее.
Марри вышел. Стив встал и подошел к окну, собираясь с мыслями. Он слышал стук двери, шаги нескольких человек взад и вперед по коридору. Через довольно долгий промежуток времени первым вернулся лейтенант и, не прикрыв за собой дверь, сел за стол.
Вторым вошел Сид Хэллиген в наручниках, за ним следовали инспекторы ФБР.
Все, кроме лейтенанта, стояли. Кто-то закрыл дверь.
Стив все еще смотрел в окно. Голова его была опущена, кулаки сжаты, лицо бескровно. Руки свисали вдоль туловища, на лбу и над верхней губой блестели капли пота.
Наконец он закрыл глаза, напрягся, словно собирая всю свою энергию, медленно повернулся и оказался лицом к лицу с Хэллигеном.
Лейтенант, наблюдавший за обоими, увидел, как постепенно усмешка сползла с лица арестованного. На секунду Марри испугался, что ему придется вмешаться, и даже привстал с кресла: Стив, глаза которого, казалось, не могли оторваться от глаз оскорбителя жены, весь подобрался, тело его как бы налилось свинцом, челюсти резко обрисовались. Правый кулак приподнялся, и Хэллиген, понимая, что за этим может последовать, поднес стянутые наручниками кисти к лицу и бросил испуганный взгляд на детективов, словно призывая их на помощь.
Оба не произнесли ни слова. Не слышалось ни малейшего шороха. Вдруг Стив расслабился, тело его обмякло, плечи опустились, лицо дрогнуло.
— Простите… — пробормотал он.
Окружающие так и не поняли, извиняется он за удар, который так и не нанес, или за что-нибудь другое.
Теперь Стив мог смотреть на Хэллигена с тем выражением, которое уже было на его лице, когда с ним разговаривал лейтенант, и которое стало характерным для него со вчерашнего вечера. Он смотрел на Хэллигена долго, словно принуждая себя, потому что считал это необходимым, перед тем как начать новую жизнь. Никто и не подозревал, что, подняв кулак, он собирался ударить не преступника, а как бы самого себя: в глазах арестанта он прочел нечто из своего собственного прошлого, которому бросал вызов.
Он увидел конец пути и мог теперь смотреть по сторонам, вернуться к повседневной жизни. Он обвел присутствующих взглядом и, с удивлением заметив, как они взволнованны, произнес обычным тоном:
— Кончено.
Потом добавил:
— Благодарю, лейтенант.
Если у них есть к нему вопросы, он готов ответить.
Теперь все это не важно. Ненси тоже держалась молодцом.
