Приключения рождественского пудинга - Кристи Агата

Постепенно Эркюль Пуаро стал отвлекать женщину от ее главной темы – темы неудовлетворенного корыстолюбия. Конечно, все это до боли несправедливо. И миссис Хилл ни в коем случае нельзя упрекать за то, что она потрясена и обижена. Всем известно, что мистер Гаскойн был человеком прижимистым во всем, что касалось денег. Говорили даже, что умерший отказался помочь своему единственному брату. Наверняка миссис Хилл все это известно.

– Так доктор Лорример приезжал к нему именно по этому поводу? – уточнила миссис Хилл. – Я знала, что это как-то касается его брата, но полагала, что его брат просто хочет помириться. Они же поссорились много лет назад.

– Как я понимаю, – заметил Пуаро, – мистер Гаскойн категорически отказался.

– Правильно понимаете, – ответила миссис Хилл, утвердительно кивнув. – «Генри, – спросил он тогда довольно слабым голосом. – А что Генри? Не видел его много лет и не хочу видеть. Вздорный парень этот Генри».

После этого беседа вновь перешла на личные обиды миссис Хилл и на то, как бесчувственно обошелся с ней стряпчий мистера Гаскойна.

Пуаро с трудом удалось откланяться, не показавшись при этом невоспитанным.

И вот, сразу после обеда он появился в Элмкресте, резиденции доктора Джорджа Лорримера, расположенной на Дорсет-роуд в Уимблдоне.

Доктор оказался дома. Эркюля Пуаро провели в приемную, куда к нему вышел доктор Джордж Лорример, очевидно, только что вставший из-за стола.

– Я не пациент, доктор, – начал сыщик, – и мое появление здесь можно рассматривать как некую наглость, но я человек старой закалки и верю в простые и прямые действия. И меня мало интересуют адвокаты с их извилистыми обходными подходами.

Ему, несомненно, удалось вызвать у Лорримера интерес. Доктор оказался гладковыбритым мужчиной среднего роста. У него были темные волосы и глаза с абсолютно белесыми ресницами, из-за которых они казались бледными и какими-то вареными. Было видно, что он человек энергичный и обладает чувством юмора.

– Адвокаты? – переспросил он, приподняв брови. – Да я их ненавижу! Однако вы меня заинтриговали, мой дорогой сэр. Прошу вас, присаживайтесь.

Пуаро сел и достал одну из своих карточек, которую передал доктору.

Джордж Лорример заморгал своими белесыми ресницами.

Детектив с таинственным видом подался к нему.

– Многие мои клиенты – женщины, – сообщил он.

– Ну естественно, – ответил доктор Джордж Лорример, подмигнув.

– Вы согласитесь со мной, – продолжил Пуаро, – что женщины обычно избегают полиции. Они предпочитают частных детективов. Не хотят, чтобы их проблемы становились достоянием публики. Так вот, несколько дней назад ко мне обратилась за консультацией одна пожилая женщина. Ей не давал покоя супруг, с которым она поссорилась много лет назад. Этим ее супругом был ваш дядя, усопший мистер Гаскойн.

Лицо Джорджа Лорримера побагровело.

– Мой дядя? Глупости! Его жена умерла много лет назад.

– Речь не о вашем дяде, мистере Энтони Гаскойне, а о вашем дяде, мистере Генри Гаскойне.

– Дядя Генри? Но он не был женат!

– Ошибаетесь, – продолжал лгать Пуаро безо всяких угрызений совести. – В этом нет никаких сомнений. Леди даже принесла с собой свидетельство о браке.

– Это ложь! – воскликнул Джордж Лорример. Сейчас он был фиолетового цвета, как слива. – Я вам не верю. Вы бессовестный лжец.

– Плохо, да? – ответил на это Пуаро. – Пришлось совершить бесполезное убийство.

– Убийство? – голос Лорримера дрогнул. Его бледные глаза налились ужасом.

– Кстати, – продолжил Пуаро, – вижу, что вы опять ели торт с черной смородиной. Недальновидное пристрастие. Говорят, черная смородина – кладезь витаминов, но во всех других отношениях она может оказаться смертельной. А на этот раз, как я понимаю, эта ягода позволит затянуть на шее убийцы петлю – то есть на вашей шее, доктор Лорример.

– Понимаете, mon ami, вы ошиблись в своем базовом предположении. – Сыщик лучезарно улыбнулся Боннингтону через стол и махнул рукой. – Человек в сильнейшем стрессе не будет делать нечто, чего он никогда до этого не делал. Он рефлекторно выбирает путь наименьшего сопротивления. Например, чем-то сильно расстроенный человек может спуститься к обеду в пижаме, но это будет его пижама, а не чужая. А тут человек, который не любит протертый суп, мясные пудинги и черную смородину, вдруг, в один прекрасный день, разом заказывает все это! Вот что меня насторожило. В этих действиях все было неправильно. Они не укладывались в схему! А у меня упорядоченное мышление, и я люблю, когда вещи в нее укладываются. Так что заказ мистера Гаскойна в тот день меня насторожил.

А потом вы сообщили мне, что тот мужчина пропал. И, впервые за многие годы, пропустил и вторник, и четверг. Это мне не понравилось еще больше. И у меня в голове возникла странная гипотеза. И если она была правильной, то мужчина должен быть мертв. Я навел справки. Мужчина действительно был мертв. Причем мертв очень аккуратно и чистенько. Другими словами, плохая рыба была покрыта соусом!

В семь часов вечера его видели на Кингс-роуд. В семь тридцать он отобедал – за два часа до своей смерти. И все совпадало – содержание пищи в желудке, улика в виде письма… Слишком, слишком много соуса! Рыбы под ним совсем не было видно!

Любящий племянник написал письмо, и у любящего племянника оказалось прекрасное алиби на момент смерти. И смерть была совсем простой – падение с лестницы. Простой несчастный случай? Или простое убийство? Все сошлись на первом.

Любящий племянник – единственный живой родственник. Любящий племянник унаследует… а разве есть что наследовать? Общеизвестно, что дядя нищ, как церковная крыса. Но у дяди есть брат. И в свое время этот брат женился на богатой женщине. И этот брат живет в большом богатом доме на Кингстон-Хилл, так что похоже на то, что жена оставила все деньги ему. Вы понимаете последовательность – богатая жена оставляет деньги Энтони, Энтони оставляет деньги Генри, а Генри дает Джорджу конец цепочки.

– Теоретически все это выглядит очень просто, – вставил Боннингтон. – Но как вы это все раскопали?

– Если вы твердо знаете, что вам надо, то заполучить это бывает сравнительно легко. Генри умер через два часа после обеда – это единственное, что было важно для дознания. Но давайте представим себе, что это был не обед, а ланч. Поставьте себя на место Джорджа. Ему нужны деньги – отчаянно нужны. Энтони Гаскойн умирает – но его смерть для Джорджа не имеет значения. Его деньги унаследует Генри, а Генри Гаскойн может жить еще очень долго. Значит, Генри тоже должен умереть, и чем быстрее, тем лучше, – но умереть он должен после того, как умрет Энтони, и у Джорджа на это время должно быть алиби. У Генри привычка – два дня в неделю обедать в ресторане. Это и наводит Джорджа на мысль об алиби. Но, будучи человеком осторожным, он решает сначала все проверить. В понедельник вечером, в том самом ресторане, он выдает себя за дядю. Все проходит без сучка и задоринки. Для всех окружающих он – его дядя. Джордж полностью удовлетворен. Теперь ему надо только дождаться, когда дядя Энтони будет готов отойти в мир иной. Такое время наступает. Во второй половине дня второго ноября Джордж отправляет письмо своему дяде Генри, но датирует его третьим числом. Приехав третьего числа в город, он заезжает к своему дяде и приводит свой план в действие. Резкий толчок, и дядя Генри катится вниз по лестнице. Джордж выуживает свое письмо и засовывает его в карман халата своего дяди. В семь тридцать он появляется в «Галант Эндевор» в бороде, кустистых бровях и так далее. Ни у кого не вызывает сомнения, что мистер Генри Гаскойн в половине восьмого еще жив. А потом, в туалетной комнате ресторана, происходит быстрая метаморфоза, и Джордж на всех парах летит на машине в Уимблдон, где садится за бридж. Идеальное алиби.

Мистер Боннингтон взглянул на детектива.

– Но почтовая отметка на письме…

– Ну, это как раз самое простое. Отметка на письме пачкалась. Почему? А потому, что на ней с помощью ламповой сажи второе ноября изменили на третье. И вы этого не заметили бы, если б не искали. Ну и наконец, черные дрозды.