Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
– Да, сэр.
– В таком случае попробуем еще раз. Кто снял вас с поста?
По волосам Кокрейна побежала тоненькая струйка пота.
– Не могу сказать вам, сэр.
– Объясните почему.
– Потому что… потому что я не знаю его фамилии.
– То есть вы не знаете фамилии офицера, снявшего вас с поста?
– Да, сэр.
Кокрейн низко опустил голову, будто ожидая, что я с досады дам ему затрещину.
– Ладно, – со всей мягкостью, на какую способен, произнес я. – Тогда вспомните, какие слова говорил вам этот офицер.
– Он сказал: «Благодарю вас, рядовой. Вы свободны. Идите и доложитесь лейтенанту Мидоузу».
– Не правда ли, странное распоряжение?
– Да, сэр, но таков был его приказ. Он еще добавил: «Поторапливайтесь!»
– Очень, очень интересно. Самое забавное, что жилище лейтенанта Мидоуза, если не ошибаюсь, находится к югу от госпиталя.
– Вы правы, сэр.
Оно находилось не только к югу от госпиталя, но и вдалеке от ледника. В нескольких сотнях ярдов.
– Что было дальше? – спросил я.
– Я прямиком отправился к лейтенанту Мидоузу. В пути был не более пяти минут. Лейтенант Мидоуз спал. Тогда я стал стучать в дверь, пока он не открыл, а когда он открыл дверь, то сказал, что не посылал за мной.
– Я не ослышался, рядовой? Лейтенант Мидоуз за вами не посылал?
– Нет, сэр. Он вообще ничего не знал про Фрая.
– И что было потом?
– Я решил, что неправильно понял приказ, и вернулся в госпиталь для уточнения.
– Вы вернулись в палату Б-3. И что вы там обнаружили?
– Ничего, сэр. То есть… тела в палате уже не было.
– А сколько времени вы отсутствовали в палате? Вы понимаете вопрос? Сколько времени вам понадобилось, чтобы сходить к Мидоузу и вернуться назад?
– Не более получаса, сэр. Даже меньше.
– Как вы поступили, обнаружив исчезновение тела?
– Я тут же побежал в караульное помещение Северной казармы. Там я доложил о случившемся дежурному офицеру, а он доложил капитану Хичкоку.
В соседней комнате застучал молоток сапожника. Его ритмичная дробь очень напоминала барабанную. Я даже не заметил, как очутился на ногах.
– Рядовой Кокрейн, я ни в коем случае не хочу добавлять вам бед. То, что случилось с вами, может случиться с каждым. Но меня заинтересовал этот таинственный офицер. Вам было знакомо его лицо?
– Нет, сэр. Я здесь всего два месяца и еще не всех знаю.
– А можете рассказать, как он выглядел?
– В палате было очень темно, сэр. Там горела всего одна свеча. Она стояла возле тела кадета Фрая. Офицер тоже пришел со свечой, но держал ее так, что его лицо оставалось в тени.
– Стало быть, лица его вы не видели?
– Нет, сэр.
– Тогда откуда вы узнали, что он – офицер?
– У него на плече была офицерская нашивка. И свечу он держал так, что я увидел эту нашивку.
– Очень предусмотрительно с его стороны, – усмехнулся я. – А своей фамилии он не назвал.
– Нет, сэр. Но по уставу, сэр, офицер и не обязан представляться рядовому.
Передо мной всплыла картина: палата, освещенная единственной свечкой… тело Лероя Фрая, прикрытое простыней… оторопевший Кокрейн, охраняющий покойника… и, наконец, офицер, чей голос исходит из темноты, а свеча в руке освещает нашивку.
– А что вы скажете про голос этого офицера?
– Не знаю, сэр. Он произнес всего несколько слов.
– Каким показался вам его голос? Высоким? Низким?
– Высоким, сэр. Выше обычного.
– Вы запомнили какие-нибудь особенности его фигуры? Он был высокого роста?
– Несколько ниже вас, сэр. Дюйма на два или на три.
– А его телосложение? Каким он вам показался: плотным или худощавым?
– Скорее худощавым. Но я плохо видел его фигуру, сэр.
– А смогли бы вы узнать его, если бы увидели при свете?
– Сомневаюсь, сэр.
– А по голосу?
Рядовой Кокрейн почесал ухо, будто надеясь извлечь оттуда звук голоса таинственного офицера.
– Возможно, сэр. Я бы постарался.
– Замечательно, рядовой. Попробую это устроить.
Только сейчас я заметил за спиной Кокрейна два узла с бельем: исподнее вперемешку с блузами и штанами. От узлов отчаянно пахло потом, грязью и травой.
– Никак это все ваше? – удивился я.
Кокрейн по-птичьи склонил голову набок.
– Нет, сэр. Моего тут нет. Вот здесь – белье кадета Брейди. А это принадлежит кадету Уитмену. Они мне платят, и я раз в неделю стираю их белье.
Видя мое недоуменное лицо, он добавил:
– На деньги дяди Сэма [118] солдату не прожить.
В неразберихе этого дня я ни разу не вспомнил о По. Прежде чем вернуться в гостиницу, я довольно долго гулял по территории академии. Когда же я поднялся к себе, у двери номера меня ожидал очередной пакет.
Увидев его, я улыбнулся. А мой петушок времени даром не теряет! Трудится усердно. Он и не знает (я и сам тогда не знал), что подвигается все ближе и ближе к сути событий.
Отчет Эдгара А. По Огастасу Лэндору
От 16 ноября
Приходилось ли вам замечать, мистер Лэндор, сколь рано и с какой быстротой сумерки окутывают Гудзоновские нагорья? Солнце едва успевает утвердиться на небе, и вот оно уже торопится отступить, отдавая мир владычеству темноты, которая грядет с неотвратимостью правосудия. Тирания мрака надвигается стремительно, и все же путнику, застигнутому ею, остается нечто в утешение. Устремив глаза вверх, он может насладиться зрелищем уходящего солнца. В эти минуты оно бросает прощальный свет на склоны Повелителя Бурь и Вороньего Гнезда, раскрывая восхитительную гамму оттенков. Пожалуй, ни в какое иное время суток Гудзон не предстает во всем своем величии; он с грохотом несется на юг, где его воды исчезают во мгле.
Для созерцания этой величественной картины нет, пожалуй, места более благоприятного и удобного, чем вест-пойнтское кладбище. Мистер Лэндор, вы когда-нибудь бывали там? Это небольшое кладбище находится в полумиле от академии, на высоком речном берегу. Оно почти полностью скрыто за деревьями и кустами. Конечно, покойникам все равно, где лежать. Но те, кто приходит их навещать, не раз ловят себя на мысли об удивительной красоте этого места. К востоку от кладбища тянется тенистая аллея, с которой открывается прекрасный вид на академию. К северу возвышаются песчаные и каменистые холмы, а за ними простираются плодородные долины Дачесс и Путнам.
Вест-пойнтское кладбище, благословленное Богом и Природой, – место настолько тихое и уединенное, что каждый невольно задается вопросом: позволительно ли ему вторгаться в эту обитель вечного покоя. Однако мои мысли… все без остатка… были поглощены той, кто здравствует и поныне. Ею, овладевшей моими снами и явью. Ею, чье появление заставляло замирать сердце и умолкать разум.
Четыре часа. Пять минут пятого, десять минут пятого. Ее еще не было. Кто-то менее терпеливый, наверное, стал бы испытывать беспокойство и впадать в отчаяние, но моя преданность вам, мистер Лэндор, и нашему общему делу воодушевляла меня. Я был готов, если понадобится, ждать до позднего вечера. Мои часы показывали тридцать две минуты пятого, когда я услышал шелест шелковых одежд и среди кустов мелькнула бледно-желтая шляпа.
Не так давно, мистер Лэндор, я бы первым принялся отрицать самую возможность возникновения в мозгу бессловесных мыслей. Но сейчас, когда я смотрел на приближающуюся мисс Маркис… Как величаво и в то же время легко она двигалась, с какой грацией делала каждый шаг. А блеск ее глаз! Эти глаза говорили мне больше, чем все водопады красноречия лучших ораторов. И я вдруг понял: слова бессильны выразить совершенство. И перо выпадает из моей дрожащей руки. Я могу описать лишь внешние стороны, а потому не стану пытаться запечатлеть невыразимое… Дыхание мисс Маркис было слегка учащенным от подъема вверх. На ее плечах лежала индийская шаль, а в завитки волос она вплела аполлонов узел [119]. Она шла, рассеянно трогая тесемки ридикюля, обмотанные вокруг ее указательного пальца… И что эти сухие строки скажут вам, мистер Лэндор? Разве они в состоянии передать бессловесные мысли, струящиеся из моего сердца? Эти мысли мешали мне подобрать надлежащие слова, и первые мои фразы были на редкость неуклюжими.
