Уздечка для сварливых - Уолтерс Майнет

– Значит, вы их читали?

– Не удалось, – проворчал старик. – Она никогда не оставляла меня одного. Суетилась вокруг, словно окаянная курица. Но я уверен – там есть доказательства. Она бы обязательно описала всю аферу; она все записывала.

– Выходит, вы не можете быть уверены, что там были именно дневники, а не десять томов Шекспира в той же обложке, что и дневники, которые вы подарили более сорока лет назад?

Он упрямо закусил губу.

– Я заметил их в свой первый визит. Это были точно дневники Матильды.

Купер подумал немного.

– Миссис Лассель знала о них? Гиллеспи пожал плечами:

– Я ей не говорил. Не хотел раскрывать все карты заранее.

– Однако вы сказали ей, что не были ее отцом? Он снова пожал плечами:

– Пришлось.

– Зачем?

– Она не отходила от меня ни на шаг, глаз не отрывала. Была такой жалкой. Не стоило, чтобы она и дальше верила в эту ложь.

– Бедная женщина, – пробормотал Купер с состраданием. Интересно, был ли хоть кто-нибудь, кто не оттолкнул ее? – Думаю, вы также сказали ей про письмо от настоящего отца.

– Почему бы и нет? Она имеет такие же права на богатство Кавендишей, как и Матильда.

– А как вы узнали о нем? Оно ведь было написано уже после вашего отъезда в Гонконг?

Гиллеспи лукаво улыбнулся.

– Есть способы, – пробормотал он, и все же, заметив что-то в глазах Купера, решил объяснить: – Когда Джеральд порешил себя, в деревне пошли разговоры. Прошел слух, будто он оставил письмо, а брату удалось его скрыть. Самоубийство, – старик покачал головой, – в те времена еще не было обычным делом. Уильям все замял ради репутации семьи. До меня дошли эти слухи, и я посоветовал Джоанне поискать письмо. Догадывался, что в нем было. Джеральд – сентиментальный недоумок; наверняка упомянул о своем ребенке в последнем письме.

– Вы, вероятно, и с мисс Лассель договорились? Вы засвидетельствуете в суде, что не являлись ее биологическим отцом, а она будет заботиться о вас до конца жизни. Что-то вроде этого?

Гиллеспи издал сухой смешок.

– Она куда сговорчивей матери.

– Тогда зачем вы продолжали вести переговоры с миссис Гиллеспи?

– Я не особо рассчитывал на Джоанну. По крайней мере не в игре против Матильды.

Купер кивнул.

– Значит, вы убили жену, чтобы уравнять шансы. Вырвался еще один сухой смешок, похожий на кашель.

– Все ждал, когда вы вытащите этого кролика из цилиндра... Мне не надо было убивать Матильду. Если она сама не прикончила себя, то скорее всего моя падчерица это сделала. Джоанна пришла в ярость, узнав, что ее мать спала со своим дядей. – Внезапно, словно решив облегчить душу от тяготившей тайны, Гиллеспи вытащил полную бутылку виски из-под диванных подушек, открыл и поднес ко рту. – Хотите? – спросил он, махнув бутылкой в сторону Купера, перед тем как снова поднести ее ко рту и почти наполовину опустошить жадными глотками.

Сержант, несмотря на богатый опыт общения с пьяницами (после того как много лет вытаскивал их из канав с мокрыми штанами), взглянул на собеседника с изумлением. Выдержка у старика была необычайной. За две минуты он проглотил достаточно спиртного, чтобы уложить нормального человека на лопатки, а у Джеймса Гиллеспи, казалось, лишь перестали трястись руки.

– Мы пока не установили мотив убийства вашей жены, медленно произнес Купер. – И по-моему, ваш – самый основательный.

Гиллеспи фыркнул, в его глазах засветилась приветливость, вызванная алкоголем.

– Мне она была нужнее живой. Говорю же вам, за день до смерти разговор шел о пятидесяти тысячах.

– Вы не выполнили своих обязательств, мистер Гиллеспи. Значит, и ваша жена могла рассказать, почему вам пришлось уехать в Гонконг.

– Столько воды утекло, – последовал монотонный ответ. – Сейчас мой маленький грешок никого не заинтересует. Зато многим интересны грехи Матильды. Ее дочери, например. – Он снова поднес бутылку ко рту, и его веки опустились.

Купер не помнил, чтобы кто-то или что-то вызывало в нем большее отвращение. Он встал, запахнув пальто и отбросив нахлынувшее на него уныние. Если бы сержант мог, он давно бы постарался забыть об этой ужасной семейке, так как ни в одном из ее представителей Купер не находил ни одной привлекательной черты. Их порочность была такой же дурнопахнущей, как и эта комната. Если Купер и жалел о чем в жизни, то лишь о том, что оказался на дежурстве в день, когда нашли тело Матильды. Если бы не это, он бы до сих пор оставался тем, кем всегда себя считал – довольно терпимым человеком.

Незаметно для Гиллеспи детектив взял с пола пустую бутылку с его отпечатками пальцев и покинул квартиру.

Джек читал адрес, который Сара с таким терпением выудила у Рут.

– Слушай, раз это дом, заселенный скваттерами, то, как вытащить Хьюза на улицу одного?

Сара ополаскивала чашки холодной водой.

– Если честно, я уже не в восторге от этой затеи. Хочешь провести следующие полгода в гипсе?

– Все равно хуже, чем сейчас, мне уже не будет, – пробормотал Джек, выдвигая стул и усаживаясь. – С кроватью в комнате для гостей что-то не так. У меня от нее шея затекла. Когда ты собираешься переселить Рут и вернуть меня на мое законное место?

– Когда ты извинишься.

– Ясно... Значит, придется мучиться и дальше. Ее глаза сузились.

– Это всего лишь извинение. Неужели так тяжело? По-моему, затекшая шея того не стоит.

Джек улыбнулся:

– У меня не только шея затекла. Детка, ты столько теряешь...

Сара внимательно посмотрела на мужа.

– Ну, это легко исправить. – Быстрым движением руки она вылила полную чашку ледяной воды Джеку на брюки. – Очень жаль, что Салли Беннедикт не воспользовалась тем же способом.

Художник вскочил на ноги, опрокинув стул.

– Господи, женщина, ты хочешь превратить меня в евнуха? Он схватил Сару за талию и с легкостью поднял в воздух. – Тебе повезло, что в доме Рут, – проговорил Джек, подставив голову жены под кран, – в противном случае я бы не удержался и доказал, насколько неэффективна холодная вода в подобных случаях.

– Ты меня утопишь, – с трудом пробормотала Сара, захлебываясь.

– Так тебе и надо.

Джек поставил жену на ноги и закрыл кран.

– Ты ведь просил страсти, – сказала Сара; вода стекала с ее волос на каменные плитки пола. – Что же тебе не нравится теперь?

Джек бросил ей полотенце.

– О да, – ответил он с усмешкой. – Меньше всего мне нужна жена, которая все понимает. Не нужно меня опекать, женщина.

Сара яростно замотала головой, разбрызгивая капли по кухне.

– Если еще хоть кто-то меня обвинит, что я кого-то опекаю, покровительствую или отношусь свысока, то я его побью. Я пытаюсь относиться доброжелательно к самым бесполезным и законченным эгоистам, которых, на беду, мне довелось повстречать. А это нелегко. – Она энергично вытерла голову полотенцем. – Если бы мир населяли такие, как я, Джек, это был бы рай.

– Ты ведь знаешь, что говорят о рае, старушка. Все прекрасно, пока рогатый змей не высунет свою голову из-под фигового листочка и не заметит влажную теплую норку под кустом. Затем начинается ад.

Сара наблюдала за мужем, пока тот надевал старую рабочую куртку и доставал фонарик.

– Что ты собираешься делать?

– Не важно. Если ты не будешь ничего знать, то тебя не смогут обвинить в соучастии.

– Хочешь, я поеду с тобой?

Темное лицо Джека расплылось в улыбке.

– Зачем? Чтобы заштопать негодяя после того, как я с ним разделаюсь? Ты будешь только обузой, женщина. Кроме того, нельзя допустить, чтобы взяли нас обоих – кому-то ведь нужно остаться с девочкой, если все закончится не так, как я планирую.

– Ты будешь осторожен? – спросила Сара, и в ее глазах читалось беспокойство. – Несмотря ни на что, Джек, я люблю тебя.

Он дотронулся до ее губ.

– Я буду осторожен.

Джек медленно двигался по Пэлас-роуд, пока не увидел дом номер двадцать три и белый «форд-транзит» возле него. Художник проехал еще полквартала, развернулся и остановился поодаль, в месте, с которого дом хорошо просматривался. Улица освещалась желтыми фонарями, между которыми пролегли густые тени, но тротуары были почти пусты холодным ноябрьским вечером, и лишь несколько раз сердце Джека подскакивало, когда неожиданно из тени выныривала темная фигура.