Кровь у меня текла медленно, но постоянно. Боль немного стихла, а может быть, я к ней притерпелся. Я начал надеяться, что пуля все-таки не прошла насквозь, а рана на спине – результат удара. Когда я попытался снять бронежилет, то снова вырубился из-за боли, поэтому он так на мне и остался.
Макоско встретил нас в прихожей с кружкой в руке, в спортивных штанах и фланелевой рубашке.
– Огнестрел? – уточнил он, доставая из кружки пакетик чая и бросая его в мусорное ведро.
– Кажется, пуля ударила в бронежилет.
– Так-так…
Он прошел мимо регистрационного стола, я последовал за ним. Две собаки в клетках у стены оскалились. Док усадил меня на металлический стол. Тут было даже уютнее, чем в последней больничке для людей, где мне довелось побывать.
Макоско расстегнул липучку на боковинах жилета и поднял нагрудник. Я скрипнул зубами.
– Здесь нормально?
– Угу.
Он аккуратно отделил от спины заднюю половинку жилета. Я выдал парочку отборных матюгов.
– Все понятно, – сказал док.
– Что там?
– Тупая травма, нанесенная забарьерным воздействием пули. Из чего в тебя стреляли?
– Думаю, из винтовки.
Док подготовил шприц и ввел иглу в вену на локтевом сгибе.
– Пригодится, – пояснил он, нажимая на поршень.
Голова закружилась от приятного и легкого дурмана.
Док ухватил пинцетом марлевый тампон и велел Блум взять жилет за плечи. Все крепежные липучки уже были расстегнуты.
– Снимете его, когда я скажу, – объявил он. – Готовы?
Блум крепко вцепилась в жилет.
– Снимайте!
Она дернула. Мне показалось, будто в спину вставили горящую римскую свечу. Я глухо зарычал и стиснул края стола. У меня за спиной что-то звякнуло, упав на пол. Я повернул голову и увидел, как покореженная винтовочная пуля катится по линолеуму и закатывается под шкаф.
По спине потекло что-то теплое. Макоско вставил марлевый тампон в пулевое отверстие. Боль оказалась сильнее, чем при ранении. Я уже слишком устал, чтобы стонать, поэтому лишь стиснул зубы и крепче сжал края стола.
– Пуля вошла в тело? – спросил я.
– И да и нет. – Он осмотрел рану сквозь очки. – В подобных случаях пуля входит, но неглубоко, и увлекает за собой материал жилета. Примерно как фокусник заталкивает платок в кулак. Вам повезло, что я видел много огнестрельных ран. Многие врачи предположили бы, что пуля вошла в тело, вскрыли бы вас и пару часов ковырялись бы в животе.
Он шлепнул ладонью по столу, давая понять, что надо лечь ничком. Я медленно лег. Док принялся зашивать рану.
– Все гораздо лучше, чем выглядит.
Судя по голосу, док был почти разочарован. Блум отыскала пулю и несколько секунд ее рассматривала.
– Кажется, калибр пять пятьдесят шесть. Тебе повезло, что жив остался. Такие пули кувыркаются, когда входят в тело.
На зашивание ушло еще минут десять. Я сел, и Макоско дал мне несколько таблеток. Я взглянул на флакон:
– Они же для собак.
– Да какая разница? – возразил он. – При чесотке тоже помогает. Вы жена? – спросил он Блум.
– Нет.
– Ну, это не мое дело. – Док принялся загружать инструменты в автоклав. – Но вот он… – док показал на меня, – он получил лошадиную дозу оксикодона. Так что приглядывайте за ним внимательно ближайшие часов восемь-двенадцать. У него все должно быть в порядке, но Господь свидетель, мне случалось и ошибаться.
Блум вывела меня на улицу. Избавившись от пули и получив дозу болеутоляющего, я словно заново родился.
– Итак, насколько я поняла, встреча прошла не так, как было запланировано? – спросила Блум, когда мы сели в ее машину.
– Не так, – согласился я. – Мне надо лишь добраться до дому и отлежаться.
– А Энни там?
– Нет.
– Кто-нибудь другой?
– Нет.
– Тогда мы едем ко мне. Как доктор прописал.
Глава 37
Я проснулся и потерся щекой о прохладную простыню и матрац – на таком удобном я в жизни не спал. Это уж точно не мой.
На комоде я увидел семейные фото: на лыжах в Альпах, верховая езда, похоже в Монтане, получение диплома в Стэнфорде. И на всех Эмили Блум.
– О нет… – медленно простонал я.
Прошедшая ночь вспоминалась как в тумане. Что я натворил? Повернувшись, я взвыл от боли, но, к счастью, обнаружил, что я один. Я лежал и разглядывал спальню, где царил идеальный порядок. Мне никак не верилось, что здесь живет реальный человек, и у меня возникло впечатление, будто я вырубился в мебельном магазине. Прошлая ночь стала понемногу вспоминаться. Я медленно свел воедино ее события, выстрел и то, почему я сплю в постели чужой женщины.
Блум открыла дверь.
– Доброе утро, – сказала она. – Хочешь кофе? Или викодина? [397]
– Того и другого. Благослови тебя Господь. Извини, что лишил тебя кровати. Меня надо было уложить на кушетку или еще куда-нибудь. Я вырубился?
– Ты заслужил постель. На этот счет не волнуйся.
Я сел и свесил ноги. На мне были футболка и женские треники.
– Ты уже можешь ходить?
– Отлично себя чувствую – с учетом обстоятельств. Мне было хреново, в основном из-за того, что в спине засела проклятая пуля, а я не знал, насколько все серьезно.
Она провела ночь в гостиной и проверяла мое самочувствие каждые несколько часов. В кухне на прилавке уже стоял пакет с бубликами и кофе от «Дин и де Лука». [398]
– Итак, что же произошло? – спросила она.
– Хорошая новость: я почти узнал, кто открыл охоту на меня и моего брата. Кто командует на самом верху.
– И кто же это?
– А это плохая новость. Понятия не имею. Я все время об этом думаю. Есть несколько дел, которыми я сейчас занимаюсь и которые могут иметь к этому отношение. Несколько человек, с кем я имел дело в прошлом.
– Ты чего-то недоговариваешь, Майк? Мне можно доверять.
– Честно, не знаю. Должно быть, это дело против коррупции. Если смогу добраться до своих архивов, то сумею укоротить список. Возможно, раздобыть аудиозаписи.
– Тебя едва не застрелили. Наверное, на то была причина. Может, поделишься?
– Похоже на то, что любой, кто узнаёт об этом деле, оказывается в больнице, или в морге, или у ветеринара. Так что подробности я опущу.
– Ты все еще хочешь пойти к федералам?
– С этого и начался вчерашний день. У них повсюду есть свои люди.
– Лэссетер?
– Еще выше. Но прошу тебя: ничего не говори и не делай. Они убивают информаторов. Я видел это своими глазами. Пообещай.
– Конечно. Что будешь делать дальше?
– Можешь отвезти меня домой?
* * *
Мы ехали по моей улице в машине Блум. Одежда, в которой я был вчера, покрытая коркой речного ила и крови, лежала в мусорном мешке у меня под ногами.
Спина разламывалась от боли, несмотря на вколотые накануне наркотики. Когда мы приблизились к дому, я увидел знакомые машины: «бентли» пятидесятых годов прошлого века и кабриолет «лексус». Они принадлежали бабушке и тете Энни.
Белый фургон без окон – на мой взгляд, идеальная машина для похитителей – стоял на моей подъездной дорожке. Если Линч и его босс пронюхали, что это я был в казино, то должны явиться по мою душу во всеоружии.
Моя рука потянулась к ножу, но тут я увидел официанта в белой рубашке и черных брюках, несущего к фургону пустой поднос с моего заднего двора.
Затем он выбрался наружу с подносом всевозможных закусок, из которых торчали зубочистки. Мы остановились перед домом. Блум вышла из машины одновременно со мной.
– У тебя еще может остаться слабость, – предупредила она.
– Я в порядке.
Несмотря на боль, я чувствовал себя очень неплохо.
Повернувшись к дому, я увидел на крыльце Энни. Я полагал, что она вернется только сегодня вечером, но, наверное, понял ее неправильно.
Если бы я знал, что она будет дома, то, наверное, не подкатил бы к дому, проведя ночь с женщиной, с которой, как я поклялся, не спал. И уж точно не надел бы одолженную Блум одежку: поношенную футболку с эмблемой католической школы для девочек и красные треники.
