За несколько минут, прошедших с тех пор, как они вышли из кабинета Хо, ничего не поменялось.
Они снова смотрели в молчании. Но молчание это отличалось от того, которое обычно царило в этом кабинете. На этот раз молчание было совместным, нежели продиктованным взаимным стеснением.
Но если у кого-то из них были надежды на то, что молчание нарушится голосом из подвала, им не суждено было сбыться.
— На мониторинг экстремистских организаций тратится огромное количество времени, усилий и средств, — сказал наконец Ривер.
Сид уже и забыла про свой вопрос.
— Но прямых разведданных — кот наплакал.
— Агентура, — сказала она.
В любой другой день Ривер бы саркастически ухмыльнулся.
— Да, агентура, — подтвердил он. — Одно время инфильтрация в экстремистские группировки была парой пустяков.
— Ты так говоришь, будто сам этим занимался.
— Я вырос на этих историях.
— Твой дед, да? — спросила Сид. — Твой дед был Дэвид Картрайт, так?
— Им и остается.
— Я имела в виду…
— Он жив-здоров. Как дай бог всем. — Ривер оглянулся; Сид, отодвинувшись от стола, смотрела теперь на него, а не на экран. — И кстати, государственные тайны он мне на ночь не рассказывал.
— Я не это имела в виду.
— Но первой книжкой, которую он читал мне перед сном, была «Ким». — По ее лицу Ривер понял, что вдаваться в подробности нет нужды. — Ну а дальше Конрад, Грин… Сомерсет Моэм.
— «Эшенден».
— Именно. Когда мне исполнилось двенадцать, он подарил мне собрание романов Ле Карре. Я до сих пор помню его отзыв о них.
«Сплошные выдумки. Но это не значит неправда».
Ривер снова повернулся к экрану. Газета в руках у пацана дрожала. Почему он показывает последнюю полосу? «Триумф Англии» — это про вчерашний отборочный матч чемпионата мира.
— Би-би-си, — сказал он вслух, думая о ссылке, которую переслала ему Сид.
— В блоге на их новостном сайте. Ссылку изначально опубликовали там, с предупреждением о казни. Оттуда разлетелось во все стороны. Теперь, наверное, уже везде.
Риверу внезапно представилось, как в комнатах с зашторенными окнами по всей стране, по всему миру люди всматриваются в экраны смартфонов, сидят перед компьютерами, наблюдая за экранами, на которых ничего не происходит, — минута за минутой. При этом некоторых охватывает тот же тошнотворный, подвздошный ужас, который сейчас чувствовал он, а некоторых — злобное ликование.
— А нельзя отследить ссылку? — спросила Сид. — То есть вычислить по провайдеру, откуда ведется трансляция?
— Навряд ли. Только если они совсем тупые. А если не совсем…
Оба прекрасно понимали, что проблема не решится так быстро и так просто.
— Он тебя вконец достал? Даже больше, чем обычно, да?
Уточнять не было нужды. Она имела в виду Джексона Лэма.
— Как долго ты уже здесь? — спросил он.
— С пару месяцев всего.
— А точнее?
— Точнее не помню. Где-то с августа.
— Я здесь уже восемь месяцев, две недели и четыре дня.
Помолчав немного, Сид Бейкер сказала:
— Ясно. Но на медаль за многолетнюю службу пока не тянет.
— Ты не понимаешь, что ли? Пока я тут, мне приходится просто сидеть и наблюдать за происходящим, как всем остальным. А я не для этого поступал в Контору.
— Может быть, мы тоже понадобимся.
— Не понадобимся. Весь смысл Слау-башни в том, что сюда отсылают за ненадобностью.
— Если тебе тут так плохо, почему не увольняешься?
— А дальше что?
— Ну, не знаю. Все, что хочешь.
— В банк? В страховой сектор?
Сид замолчала.
— В юристы? В риелторы?
— Напрасно ерничаешь.
— Вот моя работа. — Он ткнул в экран, где на стуле в подвале сидел мальчишка. — Предотвращать подобные ситуации. А если они все-таки возникают, если вот такое происходит, я должен это остановить. Понимаешь, Сидони? И больше ничем другим я заниматься не хочу.
Он не мог вспомнить, называл ли ее так когда-либо прежде.
— Прости, — сказала она.
— За что?
Она отвернулась. Затем тряхнула головой:
— Я тебя понимаю. Но одна-единственная ошибка не может положить конец карьере. Тебе дадут вторую попытку.
— А тебя за что?
— В смысле?
— За какие заслуги тебя сюда сослали?
— Мы тут выполняем полезную работу, — сказала она. — Полезную и важную работу.
— Которую с тем же успехом можно поручить ватаге дрессированных мартышек.
— Мерси за комплимент.
— Так ведь так оно и есть.
— А вчера утром? Файлы Хобдена? Тоже мартышка бы справилась?
— Ладно. Согласен. Тебе досталось…
— Я не хочу сыпать соль. Просто говорю, что, может быть, грядут какие-то изменения. Может быть, Слау-башня не такой уж и беспросветный тупик. Меня же вот послали на задание? И тебя тоже…
— Послали за помойным мешком.
— Да, с этим мартышка бы справилась.
Он рассмеялся. Потом помотал головой. На экране все оставалось по-прежнему. Смех вдруг показался неуместным.
— А вот этому бедолаге мартышки не помогут, — сказал он.
Сид согласно кивнула.
Рука Ривера соскользнула на бедро и нащупала твердую продолговатость флешки в кармане штанов.
Сид, очевидно, искренне так считала. Только вот ее предшественница уволилась из Конторы по собственному желанию, не вынеся тупой монотонной работы. Так же поступил и его собственный предшественник — некто по фамилии Блэк, — который продержался всего полгода и уволился еще до прибытия Ривера. В этом и состояло истинное предназначение Слау-башни: избавляться от сотрудников без лишнего шума и юридических рисков, сопряженных с увольнением за профнепригодность. Ему вдруг подумалось, что, возможно, в этом и заключалась роль юной и бодрой Сид: служить наглядным контрастом, оттеняющей и подчеркивающей ноткой в смердящем букете профессиональных провалов остальных слабаков. Сейчас, глядя в экран, на пацана с мешком на голове, он чувствовал этот запах на себе — запах провала. Он ничем не мог помочь мальчишке. Что бы сейчас ни делала Контора, она сделает это без участия Ривера.
— Что с тобой?
Он снова повернулся к Сид:
— В каком смысле?
— У тебя такой вид, будто тебя осенило.
— Нет, — помотал он головой. — Ничего.
На столе перед ним лежала стопка свежих транскриптов. Должно быть, Кэтрин Стэндиш принесла их еще до того, как все началось. Он взялся было за верхний и тут же бросил его обратно. Чуть слышный шлепок по столу — это максимальный эффект, который когда-либо произведет данный документ. Потрать Ривер хоть битый час на составление отчета по содержанию очередного отрывка болтовни, перехваченной в очередной предполагаемой зоне повышенного риска, в Риджентс-Парке его отчет удостоится не более чем беглого просмотра по диагонали. Сид сказала что-то еще, но он не расслышал. Его внимание было приковано к экрану, к мальчишке с мешком на голове, которого по той или иной причине, а возможно, и вовсе без какой-либо причины менее чем через сорок восемь часов казнят, и, судя по газете, которую он держит в руках, все это происходит здесь, на британской земле.
Взрывы в метро были не подарком. В данном же случае новость прогремит на всю планету.
Сидони Бейкер повторила сказанное. Вроде что-то про перчатки.
— Как ты думаешь, почему он в перчатках?
— Не знаю.
Это был интересный вопрос. Но ответа у Ривера не было.
Что он знал, так это то, что ему нужно действовать, делать что-то конкретное, полезное. Что-то большее, чем перекладывание бумажек.
Он снова нащупал твердую выпуклость флешки.
Какая бы информация на ней ни хранилась, она была у него в кармане. Данные, добытые в результате настоящего оперативного задания.
Если знакомство с ними было той чертой, после которой пути назад уже не было, Ривер был готов переступить ее.
* * *
Тем временем в кафе «У Макса» кофе был дрянным, а газеты бестолковыми. Пролистав «Таймс», так ни разу и не прибегнув к записной книжке и косясь на блондинку с первой полосы «Телеграфа», Роберт Хобден краем уха уловил какие-то невнятные переговоры. Он оторвался от газет. У прилавка Макс и посетитель вперились в экран телевизора, стоящего на полочке в углу. Обычно Хобден требовал, чтобы звук убавляли. Сегодня он произвел сенсацию, потребовав сделать погромче.
