Смертная чаша весов - Перри Энн

– Надеюсь, – импульсивно согласился Монк, чувствуя смятение, поскольку снова убедился, как небезразличен Эстер адвокат Рэтбоун. Она никогда не видела Зору и, возможно, совсем ничего не знает о ней, разве только об этом случае. Эстер печется только об Оливере, он занимает все ее мысли, и его будущее тревожит ее. Но Рэтбоун равнодушен к ее чувствам. Он всегда держался с ней несколько высокомерно, временами даже покровительственно. А Уильям знал, как не выносит Эстер покровительственного отношения к себе. Он испытал это на себе и помнил ее бурную реакцию, когда однажды позволил себе подобное. Монку вдруг стало очень одиноко.

– Они будут вынуждены считаться с этой версией, – уверенно продолжала мисс Лэттерли, словно пыталась убедить саму себя. – Ты сможешь это доказать, не так ли? – с волнением, трагично сдвинув брови, произнесла она. – Это был яд…

– Да, я уверен. Потому что если бы принц погиб от огнестрельного оружия или удара по голове, то никто не принял бы это за естественную смерть, – ответил сыщик не без сарказма.

– Как? – спросила Эстер, делая вид, что не замечает его ехидства.

– Яд можно подмешать в пищу или в лекарство. Я собираюсь в Уэллборо-холл сегодня вечером. Возможно, мне удастся что-то разузнать.

– Я не о том, как он был отравлен! – нетерпеливо поправила Уильяма девушка. – Вполне понятно, что яд был в пище, которую он ел. Но я хотела узнать, как ты собираешься это доказать? Ты намерен потребовать эксгумацию? Но как это тебе удастся? Ведь тебе помешают! Все обычно решительно против такого рода действий.

Монк и сам не знал, как ему удастся это сделать. Он был так же растерян и в таком же смятении, как и она, но у него не было личных отношений с Рэтбоуном, какие, кажется, были у Эстер. Ему, разумеется, будет жаль Оливера, когда его славе и карьере придет конец, и он, конечно, сделает все, чтобы этого не случилось. Они были друзьями, выдержали немало битв и вместе выигрывали дела, иногда вопреки непреодолимым препятствиям. У них были общие интересы, и они доверяли друг другу без лишних слов и заверений.

– Я знаю, – сказал Уильям успокаивающе, – и надеюсь, что мне удастся убедить свидетелей сказать нам правду, – и тогда мы избежим эксгумации. Мне кажется, важность политических осложнений слишком велика, и это поможет нам. Подозрения могут нанести серьезный ущерб, поэтому все будут стараться избежать крайних мер.

Мисс Лэттерли встретила его взгляд, и ее гнев прошел.

– Могу я чем-то помочь?

– Пока не знаю, но если понадобится помощь, я тебе скажу, – пообещал Монк. – Ты что-нибудь знаешь о Фридрихе и Гизеле? Нет, конечно, ты ничего не знаешь о них, иначе сказала бы мне. – Он невесело улыбнулся. – Постарайся не слишком волноваться. Рэтбоун – куда лучший адвокат, чем ты о нем думаешь. – Это было идиотское замечание, и сыщика передернуло от собственных слов, но ему очень хотелось успокоить Эстер, даже если это получилось неудачно. Он не мог видеть ее столь напуганной, и ему было жаль ее, не говоря уже о том, что он испытывал к Оливеру: это была полная путаница из тревоги, чувства дружбы, гнева и зависти. Девушка была поглощена беспокойством за Рэтбоуна и не замечала Монка. Он существовал для нее лишь как человек, способный помочь попавшему в беду адвокату.

– Он сможет многое прояснить при допросах свидетелей, – продолжал Уильям. – У нас есть все возможности заставить тех, кто был в то время в Уэллборо, дать свои показания.

– Ты так считаешь? – Голос Эстер повеселел. – Да, конечно, ты абсолютно прав. Рэтбоун совершил чудовищную ошибку, согласившись вести это дело, но я совсем забыла, какой он блестящий судебный адвокат. – Она облегченно вздохнула и улыбнулась детективу. – Благодарю тебя, Уильям.

В этих нескольких словах мисс Лэттерли выдала себя: она знала об уязвимости Оливера и готова была защищать его, она восторгалась им и любила его. Ее искренняя благодарность Монку была для него подобна повороту ножа в ране. Он сознавал, что ее неяркая красота затмила привлекательность Эвелины.

– Мне пора, – сказал детектив сдержанно и официально, чувствуя, как безжалостно сорвана с него защитная маска и Эстер увидела его во всей наготе, в какой он видел себя сам. – Я должен успеть на вечерний поезд, чтобы приехать в Уэллборо достаточно рано. Надо найти, где переночевать. Всего доброго.

Не дожидаясь, когда женщина ему ответит, он повернулся и зашагал к выходу, а затем, толчком открыв дверь, покинул библиотеку.

Утром, после неудачной ночи в сельской гостинице, когда он ворочался с боку на бок на чужой кровати, сыщик нанял местный кеб и велел отвезти его в Уэллборо-холл. Он не собирался больше говорить неправду о себе и цели своего приезда, что бы ни думал о нем лорд Уэллборо.

– Кто вы на самом деле? – спросил лорд ледяным тоном, когда Монк вошел в гостиную и остановился в центре ее на ковре.

Хозяин поместья стоял, прислонившись к углу горевшего камина, но при виде незваного гостя выпрямился.

– Следователь, – так же холодно ответил Уильям.

– Не знаю, что это такое. – Ноздри мясистого носа Уэллборо угрожающе раздулись, и вид у него теперь был такой, словно он проглотил что-то невкусное. – Если кто-то из моих гостей совершил нечто недозволенное, я не желаю ничего об этом знать. Если это произошло в моем доме, то я считаю своим долгом, как хозяин, разобраться в этом сам, без помощи всяких… как вы там себя назвали? Лакей покажет вам выход, сэр.

– Единственная недозволенность, которая меня интересует, – это убийство. – Монк и бровью не повел и, разумеется, не сдвинулся с места.

– Ничем не могу вам помочь, – сказал Уэллборо. – Ничего не знаю об убийстве. Насколько мне известно, в моем доме никто не умер. Я же сказал, что лакей вас проводит. И не вздумайте возвращаться. Вы приехали сюда под надуманным предлогом. Вы грубо пренебрегли моим гостеприимством и навязываете моим гостям свое присутствие, что недопустимо. Всего доброго, мистер Монк… надеюсь, это ваше настоящее имя? Хотя это не столь важно.

Детектив даже не оглянулся на дверь и не сдвинулся с места.

– В вашем доме умер принц Фридрих, лорд Уэллборо. Уже существует широкое общественное мнение относительно того, что это было убийство…

– Которое было решительно опровергнуто, – перебил его хозяин. – Никто из достойных и уважаемых людей ни на мгновение не поверил в это. И, как вам должно быть известно, эта ничтожная особа, которая, должно быть, безумна, предстала перед судом и будет сурово наказана за клевету. Надеюсь, об этом мы узнаем через неделю или около того.

– Ее никто не судит, сэр, – поправил Монк лорда. – Это гражданский иск – во всяком случае, по процедуре. А версия об убийстве, разумеется, будет тщательно рассмотрена. И медицинское заключение – тоже, во всех деталях…

– Медицинское заключение? – У Уэллборо отвисла челюсть; он был потрясен, но не хотел сдаваться. – Но его нет, слава богу! Бедняга умер и был похоронен полгода назад.

– Будет крайне неприятно эксгумировать тело, – согласился Уильям, сделав вид, что не замечает ужаса и недоверия на лице собеседника. – Если возникшее подозрение не оставит нам выбора, то придется это сделать и произвести вскрытие. Это крайне неприятно для семьи, но нельзя допустить, чтобы распространяемые слухи об убийстве… остались без внимания.

Лицо Уэллборо пошло пятнами, и он словно застыл.

– Ответ ясен! Никто в здравом уме не поверит в то, что Гизела способна нанести ему вред, – тем более хладнокровно убить. Это чудовищно… и абсурдно! – воскликнул он.

– Что ж, я согласен с вами, – спокойно сказал Монк. – Но нет ничего абсурдного в предположении, что Клаус фон Зейдлиц был способен убить его, чтобы не дать ему возможности вернуться домой и возглавить сопротивление объединению княжеств. У барона обширные земли вдоль границ, которые будут разорены в случае вооруженной борьбы. Очень сильный мотив, и совсем нетрудно осуществить задуманное… даже если это, как вы выразились, чудовищно.