Что же до Керли (обладателя берцев), то он, казалось, и вовсе был дурак.
— Веб-камеру лучше не трогать, — ответил Ларри.
— Почему?
— Потому.
— Он же там обгадился по полной программе, как хорек в капкане. Вот пусть все теперь и посмотрят, какие они смелые, когда не лезут в автобус с рюкзаком взрывчатки.
— Если начать трансляцию через веб-камеру, — сказал Мо тоном, по которому можно было догадаться, что разговор на эту тему заводится не впервые, — им будет вдвое легче нас засечь.
— Так мы же все равно уже крутим ролики?
Можно с утра до ночи пытаться втемяшить что-то Керли в его дурацкую башку, подумал Ларри, но рано или поздно придется-таки признать безнадежность такой затеи. Чтобы объяснить ему хоть что-то более сложное, чем скачка с участием двух лошадей, требовалось нарисовать иллюстрацию на бумажке либо просто предложить ему сигаретку и уповать, что он забудет про свой вопрос.
Мо, однако, не терял надежды.
— Они попытаются вычислить, — втолковывал он, — откуда ведется трансляция. Есть всякие способы замести следы, и мы ими воспользовались. Но если мы начнем прямую трансляцию, вживую, через веб-камеру, то нас будет проще засечь.
— И кстати, это называется интернет, — добавил Ларри.
— Что называется?
— Интернет называется интернет. Интранет — это другое.
— Один хрен.
Ларри и Мо снова переглянулись, и взгляды их выражали взаимопонимание.
— Ладно, — подытожил Керли, — если в нем еще осталось хоть чуток говна, завтра он обгадится так, что любо-дорого. — И, словно ставя точку в изящно сформулированном аргументе, добавил: — Пойду-ка я посру.
Он встал, обрушив одновременно оба стула.
Ларри, глядя ему вслед, закурил и перебросил пачку Мо:
— Думаешь, он потянет?
— Он не такой идиот, каким притворяется.
— Да уж. Ума палата у мудилы. Даже умеет жевать и ходить одновременно. Очевидно, что не такой идиот, каким представляется.
— Я сказал «притворяется».
— Я слышал.
По другую сторону двери Керли, не поведя бровью, дослушал их разговор до конца, а когда убедился, что он окончен, бесшумно, словно пласт сигаретного дыма, метнулся по коридору на второй этаж, где сделал звонок с мобильного телефона, о наличии которого двое других не знали.
* * *
Лэм сидел у себя за столом, перед ним лежала папка с бумагами (результаты анализа данных по парковочным аномалиям в центре Лондона, или по учетным записям в «Твиттере», или по странным покупкам недвижимости в Бистоне с оплатой наличными), но внимание его, казалось, было приковано к пробковой доске на стене, с прикнопленной к ней коллекцией всевозможных скидочных купонов: промоакция местной пиццерии, спецпредложение на слойки с колбасным фаршем от бюджетного супермаркета… Кэтрин смотрела из дверей. Она хотела было уже войти и прибавить свой отчет к стопке на столе, но в последний момент что-то заставило ее передумать. Лэм сейчас был не похож на того Лэма, которого все они хорошо знали и любили, как собака палку. В его облике сейчас было что-то незнакомое, что-то, чего раньше не было.
По иронии судьбы Кэтрин Стэндиш одно время предвкушала знакомство с Джексоном Лэмом. И в этом была вина Чарльза Партнера. Когда-то, в глубоком средневековье, Лэм был одним из оперативников Партнера. В современном же ей мире он возник в еженедельнике Партнера, в расписании встреч, в строчке «10:00». «Джексон Лэм у нас очень своеобразный, — сообщил ей тогда Партнер. — Думаю, он вам понравится». И она, учитывая источник данной рекомендации, тоже так думала.
В карьере Лэма тогда был переходный период: из заграничных отпусков (как называли эту работу оперативники) его перебрасывали на домашний фронт, хранить родной очаг. В то счастливое время — сразу же после окончания холодной войны и непосредственно перед тем, что началось минут десять спустя, — мир представлялся безопасным местом. Она знала, что Лэму пришлось поработать по ту сторону занавеса, и это, разумеется, способствовало формированию некоторых заочных представлений о нем: не то чтобы романтический флер, но явно мужественный характер.
Поэтому, когда, на восемьдесят минут позже назначенного, в приемную ввалился расхристанный толстяк, то ли с похмелья, то ли просто все еще пьяный, это стало для нее неожиданностью. К тому времени Партнер уже ушел на другую встречу, ничуть не удивленный тем, что Лэм опаздывает. «Когда явится, налейте ему кофе». Она налила ему кофе и предложила кресло для посетителей, где он расположился на манер ленивца в развилке ствола. И заснул. Либо сделал вид, что заснул. Всякий раз, когда она посматривала в его сторону, глаза у него были закрыты, а на губах вздувалась слюнка, но ощущение, что за ней наблюдают, не покидало ее все время, пока Лэм сидел в приемной.
Пару лет спустя мир перевернулся. Партнер умер; подразделение в Слау-башне работало полным ходом, и царствовал там Джексон Лэм.
И как-то так получилось, что Кэтрин Стэндиш оказалась рядом. Лэм, как выяснилось позже, специально просил, чтобы ее прикомандировали к нему, хотя ни разу даже намеком не дал понять зачем. А она не спрашивала. Если он намеревался подбить к ней клинья, то опоздал на годы. Одно время она не раздумывая переспала бы с ним и навряд ли даже вспомнила бы потом, но с тех пор, как завязала с выпивкой, стала куда разборчивей в сексуальных партнерах, а именно — не спала вообще ни с кем. И если эту практику ей суждено когда-нибудь оставить, то сделает она это не ради Джексона Лэма.
А вот теперь в его облике сквозило что-то непривычное, то, чего раньше она не замечала. Возможно, это была злоба, но злоба на тормозах, контролируемая, как и все остальные эмоции в Слау-башне, тем же чувством общего бессилия. Бо́льшую часть служебной карьеры Лэм провел в тылу врага, а теперь враг стоял прямо перед ним, и Лэм ни черта не мог с этим поделать, кроме как сидеть и смотреть. Странным образом Кэтрин вдруг захотелось сказать ему что-то ободряющее. Что-то вроде: «Мы их найдем».
«Мы их найдем». Эти слова звучали по всей стране: в офисах, в пивных, в классных комнатах, на перекрестках. «У нас такое невозможно. Мы их найдем». И все, говоря «мы», имели в виду тех, кто выполнял ту же работу, что выполняли и она, и Лэм; тех, кто так или иначе работал в органах безопасности; тех, на ком лежала ответственность за то, чтобы такие вещи не случались, хотя зачастую предотвратить их удавалось лишь за минуту до рокового часа. Внезапно Кэтрин подумалось, что если бы кто из посторонней публики заглянул в Слау-башню, то, возможно, довольно кардинальным образом поменял бы свое ви́дение ситуации. «Пацан в подвале-то? Ему однозначно крышка».
Поэтому она молча попятилась от двери и, прижав отчет к груди, вернулась к себе в кабинет.
9
Света от луны было всего ничего, но это не имело большого значения. Ривер снова следил за квартирой Хобдена. Не прошло и сорока восьми часов с тех пор, как он, стоя на этом тротуаре, прятался от проливного дождя под оконным карнизом. Сегодня дождя не было, а Ривер сидел в машине. А если появится инспектор-парковщик, он просто переставит машину куда-нибудь еще. В щель между занавесками на окне Хобдена пробивался тонкий луч. Время от времени по занавеске мелькала тень. Хобден был непоседлив и не мог долго оставаться на одном месте. И как ни прискорбно было признать за собой даже малейшее сходство с Хобденом, в этом они с ним были схожи. Ни тому ни другому не сиделось подолгу в собственной шкуре.
И в этот момент Ривер едва не выпрыгнул из своей: что за?!.
Всего лишь легкий стук в боковое стекло, но он не заметил, чтобы к машине кто-то приближался.
Неизвестный склонился и заглянул в салон.
— Ривер? — одними губами позвала она.
О господи, пронеслось в голове. Сид Бейкер.
Он открыл ей дверь. Сид скользнула внутрь, аккуратно закрыла дверь и, тряхнув головой, высвободилась из-под капюшона. В руках у нее были стаканчики с кофе.
