— Да.
— Она что-нибудь говорила вам об этом? — продолжил он, но Глория поняла его по-своему.
— Мы занимались одним и тем же… какое-то время, — ответила она, — пока я не забеременела.
— Я имел в виду последние месяцы, — пояснил Фалькон. — Она случайно не рассказывала о том, что происходит в ее жизни?
Молчание. По брошенному в его сторону настороженному взгляду он понял, что не вызывает у девушки доверия. Он сделал новый заход:
— Мерзавец, убивший Элоису, отправил на тот свет и одного из ее клиентов. Не исключено, что он убьет кого-то еще. Нам известно, что Элоиса знала его. Он выдавал себя за писателя. Они подружились, и, возможно, их отношения переросли в нечто большее. Мне кажется, Элоиса видела в нем человека, который поможет ей покончить с этой жизнью…
— Да он и помог, — сказала Глория резко, так что Фалькон на мгновение потерял дар речи, и тогда она добавила: — Шутка у нас такая: «СПИДом заболела, закругляйся смело».
— Она сказала вам, что его зовут…
— Серхио, — закончила Глория.
— Она рассказывала об этом Серхио?
— Я умоляла ее забыть про Серхио. Убеждала, что это фантазия, что с ним надо быть осторожней.
— Почему?
— Потому что он пробуждал в ней надежду, а надежда затуманивает взгляд. Ты начинаешь верить в возможности. Перестаешь многое замечать и делаешь ошибки.
— Вы были правы.
— Вот что случается, когда кому-то доверишься… — сказала она и подняла рукой волосы, показывая ему блестящий затвердевший рубец на шее — след от сильного ожога. — Он у меня вдоль всей спины.
— Значит, вы вышли из игры?
— У меня был выбор: работа или нищета. Я предпочла нищету страданию и смерти.
— Но это не убедило Элоису?
— С ней никогда ничего не случалось, — сказала Глория. — Ножом ей, правда, угрожали, было дело. Однажды ко лбу приставили пистолет. А раз как-то ее избили, без всяких, правда, последствий. Но стоило ей заговорить о Серхио, я поняла: он ее зацапал.
Она расцепила руки и уронила их на сиденье, будто жизнь наконец добила ее, будто комплекс вины живого перед мертвым подвел итог ее многострадальным опытам.
— Что она рассказывала вам о Серхио? — поспешил он продолжить, пока она не скисла окончательно.
— Она говорила, что он — guaро. Такие всегда — guаро. Она сказала: он нам сродни.
— Сродни вам? — удивился Фалькон.
— Мы с Элоисой обычно называли себя las forasteras — посторонние, — объяснила она. — А наших клиентов мы окрестили los otros — другие… но она говорила, он был не из них.
— И что заставляло ее так думать?
— Все рассказы сестры о нем заставляли меня думать, что он — один из los otros: образован, хорошо одевался, с машиной и квартирой.
— Она никогда не описывала вам его машину и квартиру?
— Он был не дурак, — сказала она. — А все los otros — дураки. В этом смысле он от них отличался.
— Почему же Серхио вдруг стал un forastero?
— Элоиса предполагала, что он, возможно, иностранец или в нем есть примесь чужой крови. Он выглядел как испанец, одевался как испанец, говорил по-испански, но вел себя иначе.
— Как уроженец Северной Африки?
— Вряд ли. Элоиса не любила североафриканцев. Она никогда не связывалась с ними, и если бы он был похож на них, ее бы к нему не потянуло. Элоиса считала, что он или долго прожил в другой стране, или рожден в смешанном браке.
Они подъехали к институту. Там было тихо и пусто. Они, стоя за стеклом, смотрели на тело Элоисы. Ее глаза были каким-то образом восстановлены. Глория Гомес положила ладони на стекло и прижалась к нему лбом. Изливая свое горе, она тоненько заскулила, словно жалующаяся на непосильную ношу старая мебель.
— Кто-нибудь из ваших родителей еще жив? — спросил Фалькон, обращаясь к ее затылку, где волосы уже заметно истончились, и заметил, что шов на плече ее дешевенького пальто разошелся. Глория покатала лбом по стеклу.
— Что могло привести Элоису на кладбище Сан-Фернандо?
Глория повернулась спиной к своей мертвой сестре.
— Она посещала его, как только у нее выдавалось время, — сказала Глория. — Там похоронена ее дочь.
— Ее дочь?
— У нее родилась девочка, когда ей было пятнадцать, но она умерла, прожив всего три месяца.
В полном молчании они поехали в полицейское управление. На стоянке Фалькон сделал последнюю попытку выяснить, не говорила ли Элоиса что-нибудь о внешности Серхио.
— Она сказала, что у него красивые руки, — вот все, что он сумел из нее выудить.
Когда Фалькон открыл дверь своего кабинета, трезвонил телефон. Это звонил доктор Фернандо Валера, чтобы сообщить, что он нашел ему психолога-клинициста, который уж точно не интересовался искусством. Фалькон был не в настроении это обсуждать.
— Ее зовут Алисия Агуадо. Она примет вас у себя дома, Хавьер, — сказал врач и продиктовал ее адрес на улице Видрио. — Клиническая психология использует очень жесткие тренинги, а Алисия объединила их с некоторыми собственными… неординарными методами. Она прекрасный специалист. Я понимаю, как трудно сделать первый шаг, но настоятельно вам рекомендую повидаться с этой женщиной. Вас подтачивает отчаяние. Это серьезно.
Фалькон повесил трубку, думая о том, насколько, оказывается, всем заметно его отчаяние, как все его чувствуют, и Серхио в том числе. Вошел Рамирес и сел, вытянув вперед ноги.
— Ну что, сеньора Хименес раскололась? — спросил Фалькон.
Рамирес смахнул воображаемую пылинку со своего галстука, словно собирался похвастаться победой, одержанной им на сексуальном фронте.
— Держу пари, она носит дорогое нижнее белье, — объявил он, — и вьетнамки летом.
— Кажется, она сумела-таки склонить вас на свою сторону, — заметил Фалькон.
— Я позвонил Пересу на склад «Мудансас Триана» и велел ему забрать ящик с домашним киноаппаратом и пленками, — сказал Рамирес. — Она, не моргнув глазом, согласилась его отдать. Но вам, возможно, интересно, что она добавила, когда я повернулся, чтобы уйти.
Фалькон жестом поторопил его.
— Она сказала: «Этот ящик берите, но к прочему не притрагивайтесь. Если вы сунете нос хоть еще в одну коробку, можете не сомневаться, что ничто из ее содержимого не будет принято в качестве доказательства».
Фалькон попросил его повторить все сначала, что тот и сделал. Со второго раза Фалькон отчетливо понял: Рамирес врет как сивый мерин. Он не верил, что Консуэло Хименес могла действовать столь прямолинейно и грубо.
— А как насчет того, чтобы помочь нам с уточнением времени съемок фильма «Семья Хименес»?
— Она сказала, что обязательно этим займется, но позже, потому что сейчас очень занята и не освободится до конца Ферии.
— Премного ей благодарны!
— Тяжело быть скорбящей вдовой, — съязвил Рамирес.
20
Среда, 18 апреля 2001 года,
дом Фалькона, улица Байлен, Севилья
Фалькон сидел дома, за столом, и с зависшей над нетронутым обедом вилкой размышлял, но не о Рамиресе, а о комиссаре Леоне, который никогда не достиг бы такого положения, не будь у него недюжинного таланта политика. Если Леон — через Рамиреса — держал руку на пульсе его расследования и допускал подобное давление на Консуэло Хименес, которая, скорее всего, понятия не имела о компании «МКА», что же тогда все это могло значить, учитывая, что комиссар был одним из директоров консультационной фирмы? Фалькон отложил вилку, почувствовав, как на него, словно тошнота, накатывает приступ паранойи. Его при первой же возможности выведут из игры. Пока махинации «МКА» остаются под спудом, комиссар Леон с радостью позволяет им стучать в тяжелую дверь Консуэло Хименес. Но стоит этим махинациям открыться — ему крышка.
После обеда они опять встретились с Рамиресом, чтобы посмотреть старые домашние съемки Рауля Хименеса. К ним присоединился Перес, доставивший пленки из «Мудансас Триана». Он также сообщил, что на складе только один вход и что помещение для длительного хранения вещей находится в задней части здания. Каждому клиенту предоставлена отдельная запертая на замок камера для ящиков и мебели. Все ящики запечатаны клейкой лентой. На ленте указана дата приема вещей на хранение, так что если бы кто-то вознамерился открыть хотя бы один ящик, это сразу стало бы известно. Вещи Рауля Хименеса принадлежали к числу тех, что, казалось, застряли тут навеки. Доступ на склад имели все работники компании «Мудансас Триана», но только у заведующего были ключи от всех камер, и без него никому не полагалось туда входить. Ключи хранились в запертом сейфе, стоявшем в его кабинете. Ночью территорию склада патрулировали два охранника с собаками. За последние сорок лет было зарегистрировано четыре взлома с целью ограбления, окончившихся ничем благодаря своевременному вмешательству полиции.
