Судя по выражению лица Кэтрин, она покамест не определилась на этот счет.
— В чем дело?
— Одевайся.
— Между прочим, я у себя дома. Какое право…
— Одевайся, я сказал.
Непривычное освещение ее старило: седеющие волосы разметались по плечам, ночнушка будто с картинки в детской книжке — подол до пят и вереница пуговок от ворота вниз.
Что-то в его интонации заставило ее пересмотреть контекст происходящего. Да, она у себя дома, однако состоит на службе в Конторе, а он — ее шеф. Его появление посреди ночи означало, что происходит нечто из ряда вон.
— Вон там подождите, — указала она на другую дверь и скрылась в спальне.
* * *
До того как стало очевидным, что это именно Лэм ковырялся у нее в замках, Кэтрин Стэндиш совершенно логично предположила, что к ней пытаются забраться воры, а то и маньяк. Бутылку с прикроватного столика она подхватила машинально. А когда личность визитера была установлена, первой мыслью Кэтрин было, что Лэм, напившись, а то и слетев с катушек, явился — господи помилуй! — делать ей нескромное предложение. Теперь же, поспешно одеваясь, она пыталась разобраться в том, почему первым делом схватила бутылку, а не телефон; почему первой ее реакцией на очередной жуткий момент оказался не один лишь испуг. Внезапный прилив адреналина и отчаянное сердцебиение ощущались как выброс подспудно накопленной энергии, а не как паника. Словно на протяжении многих лет Кэтрин ждала именно этого момента, и едва слышное поскребывание за дверью прозвучало раскатом грома.
А молния сверкнула, когда Кэтрин обнаружила тело Чарльза Партнера.
Она надела приготовленное на утро платье. Собрала волосы в пучок, взглянула в зеркало. «Меня зовут Кэтрин, я — алкоголик». Эта фраза практически неизменно проносилась в мыслях всякий раз, когда она видела себя в зеркале. «Меня зовут Кэтрин, я — алкоголик». Долгое время она винила себя в малодушии. Лишь много позже стало понятно: чтобы завязать, требуется изрядная отвага, и не в последнюю очередь для того, чтобы произнести эти слова прилюдно. Та же отвага, что заставила ее сегодня вооружиться, вместо того чтобы хвататься за телефон. У нее ушла масса усилий на то, чтобы отстроить жизнь заново, тем более в условиях, когда множество важных опор безвозвратно утрачено, и даже если жизнь эта зачастую казалась не ахти какой, другой у нее не было и сдаваться без боя Кэтрин не собиралась. Тот факт, что единственным оружием под рукой оказалась бутылка, следовало отнести на счет определенной иронии судьбы.
«Меня зовут Кэтрин, я — алкоголик». Что ни говори, но ритуальное заклинание Общества анонимных алкоголиков не позволяет забыть, кто ты такая и что собой представляешь.
Она вышла в гостиную, готовая встретить своего монструозного шефа лицом к лицу.
— Что стряслось?
Тот собирал информацию, рассматривая содержимое ее книжного шкафа.
— Потом расскажу. Пойдем.
Он направился к выходу, даже не взглянув на нее. Явно ожидая, что она последует за ним.
Надо было сразу огреть его бутылкой.
— На дворе ночь, — сказала Кэтрин. — Я с места не двинусь, пока не получу объяснений.
— Ты же одета.
— В смысле?
— Ты одета. Значит, готова идти. — В привычной своей манере он ожидал, что она станет делать, что ей сказано, исключительно потому, что он так сказал. — Ну, пошли.
— Я оделась потому, что не собираюсь стоять в ночной рубашке перед человеком, вторгшимся ко мне домой. Если хочешь, чтобы я куда-то пошла, выкладывай все начистоту.
— Ты серьезно? Думаешь, я мечтал застать тебя неглиже? — Он вытянул из кармана сигарету и сунул в рот. — Дерьмо влетело в вентилятор. По-крупному. Либо ты идешь сейчас и со мной, либо чуть позже и в менее приветливой компании.
— Не вздумай здесь курить.
— И не собирался. Закурю, как только выйду на улицу. И это будет менее чем через минуту. А ты можешь оставаться. Твое дело.
Кэтрин посторонилась, давая ему пройти.
Она всегда особенно остро ощущала физическое присутствие Лэма. Он занимал слишком много места. Часто он заявлялся на кухню в Слау-башне именно тогда, когда там была Кэтрин, и она в мгновение ока оказывалась притиснутой к стене, пытаясь избежать его гравитационного поля, пока сам он рылся в холодильнике, выискивая, у кого бы что скрысятничать. Вряд ли он делал это сознательно. Похоже, ему просто было наплевать. Либо он, привыкнув к ссылке в собственную шкуру, заранее полагал, что окружающие и сами уступят ему дорогу.
Сегодня Кэтрин ощущала это с необычайной остротой. Отчасти потому, что Лэм сейчас находился в ее доме, источая запахи табака, перегара и вчерашней жрачки навынос; его бесформенное одеяние словно бы расползалось по швам; он вглядывался в Кэтрин, явно делая какие-то выводы. Но не только поэтому. Сегодня он производил впечатление человека, уходящего от погони. Скрытным он был всегда, однако она прежде не видела его настолько обеспокоенным. Как будто все его опасения и паранойя вдруг оправдались. Как будто он столкнулся с иным противником, нежели собственное прошлое, прячущееся в тени, отбрасываемой его же тушей.
Она сгребла из вазочки ключи, сорвала с вешалки плащ, подхватила сумку, которая показалась тяжелее обычного, заперла оба дверных замка и устремилась вниз по лестнице.
Лэм, с незажженной сигаретой во рту, стоял в вестибюле.
— Какого рода проблемы? И при чем здесь я? — спросила Кэтрин.
— При том, что ты работаешь в Слау-башне. А Слау-башня сегодня вечером попала в большую и глубокую жопу, официально.
Кэтрин прокрутила в уме происшедшее в течение предыдущих нескольких дней, но не обнаружила ничего необычного, лишь рутинные сбор и классификация данных.
— Только не говори, что Картрайт отмочил какой-то номер, — вздохнула она. — И теперь из-за него мы все идем на дно.
— Ты не так уж далека от истины, — подтвердил Лэм, толкнул дверь подъезда, первым вышел наружу и пристально вгляделся в припаркованные у здания машины, переводя взгляд с одной на другую. — Все местные?
— Не знаю, — ответила она, а потом добавила: — Да. Все машины местные.
И удостоилась мимолетного взгляда.
— Бейкер ранена, а Моди мертв, — сказал Лэм. — Нас всех, скорее всего, уже приказано задержать до выяснения обстоятельств, но лично я не намерен просидеть ближайшие пару суток в подвалах Риджентс-Парка, отвечая на идиотские вопросы.
— Сид ранена?
— А Моди мертв.
— Серьезно ранена?
— Не настолько серьезно, насколько он — мертв. Ты что, не расслышала вторую часть?
— У Джеда Моди на лбу было написано, что он плохо кончит. А Сид мне нравится.
— Ты меня удивляешь, — буркнул Лэм и повел ее через двор, мимо стоянки для жильцов, в обход кирпичного бордюрчика, вдоль которого высилась заурядная живая изгородь, а выйдя на тротуар, увидел внедорожник, припаркованный на противоположной стороне улицы.
* * *
— Надеюсь, — сказал Ник Даффи, заметив реакцию Лэма, — он не станет брыкаться.
— Да какая у него там брыкалка-то? — спросил Джеймс Уэбб по прозвищу Паук.
Вопрос этот был предсказуем в той же степени, что и погоняло Уэбба. Прожив на свете двадцать с чем-то лет, Паук свято верил, что любой, кто на пару десятков старше его, по счастливой случайности уцелел во время Потопа.
Даффи подавил вздох. Этой ночью он выскребал совсем уж затхлые сусеки. Вот и Дэна Хоббса пришлось в одиночку отправить за слабацким задротом-компьютерщиком. Там все получилось лучше некуда: Хоббс вырубил какого-то безвинного налогоплательщика, а местонахождение Хо так и осталось неизвестным. Остальные слабаки либо избавились от своих мобильных, либо устроили сходку в недрах ливневой канализации под Рупель-стрит. А тем временем Ник Даффи вынужденно изыскивал сторонние ресурсы и реквизировал таких, как Джеймс Уэбб по прозвищу Паук, потому что настоящих Псов не хватало.
К положительным моментам следовало отнести то, что Леди Ди оказалась права. Вот он, Лэм, явился за Стэндиш собственной персоной. А значит, если только он не выкинет какой-нибудь фокус, Даффи хоть что-то запишет себе в кредит.
