Убийца, мой приятель (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан

Глава вторая

Я направляюсь к Гастеровскому болоту

Я ещё завтракал, когда до меня донесся грохот посуды и шум шагов моей хозяйки. Она направлялась к своей новой жилице. А спустя мгновение миссис Адамс, пробежав по коридору, ворвалась в мою комнату с воздетыми руками и испуганным взглядом.

– Господи боже мой! – кричала она. – Уж простите, что обеспокоила вас, сэр, но я так перепугалась из-за молодой леди: её нет дома.

– Как так, – сказал я, – вон она где. – Я поднялся со стула и взглянул в окно. – Она перебирает цветы, которые оставила на скамейке.

– О, сэр, поглядите-ка на её ботинки и платье! – с негодованием воскликнула хозяйка. – Хотелось бы мне, чтобы здесь была её мать, очень хотелось бы. Где она пропадала, я не знаю, но кровать её нетронута.

– Очевидно, она гуляла. Хотя время было, конечно, не совсем подходящим, – ответил я.

Миссис Адамс поджала губы и покачала головой. Но пока она стояла у окна, девушка с улыбкой взглянула вверх и весёлым жестом попросила открыть окно.

– Вы приготовили мне чаю? – спросила она ясным и мягким голосом с лёгким французским акцентом.

– Он в вашей комнате, мисс.

Мисс Камерон собрала цветы в подол, и через мгновение мы услышали её лёгкие шаги по ступенькам. Итак, эта удивительная незнакомка бродила где-то всю ночь. Что могло заставить её покинуть свою уютную комнату и отправиться к этим мрачным холмам, открытым всем ветрам? Было ли это только следствие неугомонного нрава, любви к приключениям? А может быть, это ночное путешествие имело более веские причины?

Расхаживая взад и вперёд по комнате, я думал о склонённой головке, скорбном лице и о диком взрыве рыданий, подсмотренном мною в саду. Значит, ночная прогулка, какова бы ни была её цель, не допускала мысли о развлечении. И всё же я слышал её весёлый, звонкий смех и голосок, громко протестующий против материнской заботы, с которой миссис Адамс настаивала, чтобы она тут же сменила испачканное платье. Мои учёные занятия приучили меня разрешать серьёзные и глубокие проблемы, а тут передо мной оказалась столь же серьёзная человеческая проблема, которая в данный момент была недоступна моему пониманию.

В то утро я вышел на прогулку по болотам. На обратном пути, когда я поднялся на холм, возвышающийся над нашей местностью, я вдруг увидел среди скал мисс Камерон. Она поставила перед собою лёгкий мольберт с прикреплённой бумагой и готовилась писать акварелью великолепный ландшафт скал и поросшей вереском местности, расстилавшейся перед нею. Наблюдая за девушкой, я увидел, что она беспокойно озирается. Рядом со мною была впадина, заполненная водой, и я, зачерпнув крышкой своей фляжки воду, подошёл к девушке.

– Мне кажется, вам сейчас необходимо это, – сказал я, снимая фуражку и улыбаясь.

– Спасибо, – ответила она, заполняя водой свою баночку. – Я как раз разыскивала воду.

– Я имею честь говорить с мисс Камерон? – спросил я. – Я ваш сосед. Моя фамилия Аппертон. В этих диких краях приходится знакомиться без помощи посредников; ведь иначе мы никогда не смогли бы познакомиться.

– О, значит, вы тоже живёте у миссис Адамс? – воскликнула девушка. – А я думала, что тут нет никого, кроме местных крестьян.

– Я приезжий, как и вы, – ответил я. – Веду научную работу и приехал сюда в поисках покоя и тишины.

– Да, здесь действительно тихо! – сказала она, оглядывая огромные пространства, поросшие вереском. Только одна-единственная тоненькая полоска серых домиков была видна в отдалении.

– И всё же здесь недостаточно тихо, – ответил я, смеясь. – И потому мне приходится переселиться вглубь этой болотистой местности: для моей работы требуется полный покой и уединение.

– Неужели вы построили себе жильё на этих болотах? – спросила она, вскидывая брови.

– Да, и думаю в ближайшие дни поселиться там.

– Ах, как это печально! – воскликнула она. – А где же этот дом, что вы построили?

– Вон там, – ответил я. – Видите этот ручей, который издали похож на серебряный пояс? Это ручей Гастер, текущий с Гастеровских болот.

При этих словах она вздрогнула и обратила на меня большие тёмные вопрошающие глаза, в которых боролись удивление, недоверие и что-то похожее на ужас.

– И вы будете жить на Гастеровских болотах? – воскликнула она.

– Да. А вы разве знаете что-либо о Гастеровских болотах? – спросил я. – Я думал, что вы совсем чужая в этих краях.

– Это правда. Я никогда не бывала здесь, – ответила она. – Но мой брат рассказывал мне об этих йоркширских болотах, и, если я не ошибаюсь, он называл их невероятно дикими и безлюдными.

– Вполне возможно, – сказал я беззаботно. – Это действительно тоскливое место.

– Но тогда зачем же вам жить там? – воскликнула она с волнением. – Подумайте об одиночестве, скуке, отсутствии удобств и помощи, которая вдруг может понадобиться вам.

– Помощи? Какая помощь может мне понадобиться на Гастеровских болотах?

Она опустила глаза и пожала плечами.

– Заболеть можно всюду, – сказала она. – Если бы я была мужчиной, я не согласилась бы жить в одиночестве на Гастеровских болотах.

– Мне приходилось преодолевать гораздо большие неудобства, чем эти, – ответил я, смеясь. – Но, боюсь, ваша картина будет испорчена: кажется, начинается дождь.

Действительно, пора уже было искать укрытия, потому что не успел я закончить фразу, как пошёл сильный дождь. Весело смеясь, моя спутница набросила на голову лёгкую шаль и, схватив мольберт, бросилась бежать с грациозной гибкостью молодой лани по заросшему дроком склону. Я следовал за нею со складным стулом и коробкой красок.

Это странное заблудшее существо, заброшенное судьбой в нашу деревушку в Западном Райдинге, в сильнейшей степени возбудило моё любопытство. И по мере того как я всё больше узнавал её, мое любопытство не только не уменьшалось, но, напротив, всё увеличивалось. Здесь мы были отрезаны от окружающего мира, и поэтому не требовалось много времени, чтобы между нами возникли чувства дружбы и взаимного доверия. Мы бродили по утрам по болотам, а вечерами, стоя на утёсе, глядели, как огненное солнце медленно погружается в далёкие воды Моркэмба. О себе девушка говорила откровенно, ничего не скрывая. Её мать умерла совсем молодой. Юность мисс Камерон провела в бельгийском монастыре, который она только что окончательно покинула. Её отец и единственный брат, говорила она, составляли всю её семью. И всё же, когда разговор случайно заходил о том, что побудило её поселиться в этой уединённой местности, она проявляла странную сдержанность и либо погружалась в безмолвие, либо переводила разговор на другие темы. В остальном она была превосходным товарищем: симпатичная, начитанная, с острым и тонким умом и широким кругозором. И всё же какое-то тёмное облако, которое я заметил ещё в первое утро, как только увидел её, никогда не покидало девушку. Я не раз замечал, как её смех вдруг застывал на губах, словно какая-то тайная мысль скрывалась в ней и подавляла её радость и юное веселье.

Но вот настал вечер перед моим отъездом из Киркби-Мальхауза. Мы сидели на зелёной скамье в саду. Тёмные мечтательные глаза мисс Камерон грустно глядели на мрачные болота. У меня на коленях лежала книга, но я украдкой разглядывал прелестный профиль девушки, удивляясь, как могли двадцать лет жизни оставить на ней такой грустный отпечаток.

– Вы много читали? – спросил я. – Сейчас женщины имеют эту возможность в большей степени, чем их матери. Задумывались ли вы о будущем, о прохождении курса в колледже или об учёной профессии?

Она устало улыбнулась в ответ.

– У меня нет цели, нет стремлений, – сказала она. – Моё будущее темно, запутанно, хаотично. Моя жизнь похожа на тропинку в этих болотах. Вы видели такие тропинки, месье Аппертон. Они ровные, прямые и чёткие только в самом начале, но потом поворачивают то влево, то вправо по склонам и утёсам, пока не исчезнут в трясине. В Брюсселе моя тропа была прямой, а сейчас, боже мой, кто может мне сказать, куда она ведёт?