Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 144
Я начала безудержно смеяться: “запупырить” в смысле “заняться любовью” было любимым словом Серьги, которое я напрочь забыла. Как и всякий неудачник в любви, Серьга со сладострастием поливал грязью все, что к ней относилось, и о плотских утехах отзывался в самых непристойных выражениях. Как это сочеталось с возвышенной страстью к Алене Гончаровой – я не знала.
– Что сделал? – отсмсявшись, переспросила я.
– Запупырил… Ну, трахнул.
– Да нет. Я пошутила.
Серьга неожиданно обиделся, даже двинул меня острым локтем в бок.
– Ну и шутки… А может, того? Запупырить тебе, что ли? – обреченно сказал Серьга.
– Зачем? – Я видела его насквозь. – Чтобы я об этом рассказала Алене?
Серьга вяло махнул рукой. Но в общем он был недалек от истины – Алена была страшной собственницей. Со всеми своими страстями, стоило им только перегореть, она расставалась со свистом и навсегда, никого не сохраняя даже в приятелях. “Мы не сможем быть друзьями, потому что слишком долго были любовниками” – это кредо отравляло жизнь ей самой.
…Наконец мы добрались до ночного клуба Туманова. Он назывался весьма претенциозно – “Апартадо”. Маленький пятачок перед клубом был забит иномарками. У входа стоял сытый молодой человек в длинном тяжелом плаще светло-вишневого цвета.
Серьга небрежно поднял руку и поприветствовал швейцара:
– Это со мной.
Швейцар открыл перед нами дверь, и через секунду мы оказались в просторном холле с низким каменным потолком, украшенным несколькими стильно выполненными картинами боя быков.
– Коррида-де-торос! Моя работа, – похвастался Серьга. – Меня Володька спецом в Испанию вывозил.
Антураж соответствовал – это были не дешевенькие граффити питерского “Бронкса”: простенки были затянуты светло-вишневым шелком – таким же, каким был плащ на швейцаре; в искусных рамах – экзотического вида холодное оружие, из которого я узнала только бандерильи – и то потому, что как-то видела их в программе “Клуб кинопутешественников”. Серьга с удовольствием объяснил предназначение всего остального.
– Эстоке – это шпага для боя быков. Есть еще кинжалы – вот эти: пунтилья и дискабельо. А вот это эстрибо – металлическое стремя пикадора. Ты хоть знаешь, что такое пикадор?
– Крутой парень на арене, – предположила я.
– Эх, ты! Пикадор – он на лошади. Есть еще матадор – главный. Бандерильерос, пунтильеро, – вошел в раж Серьга, – словом – вся куадрилья, труппа то есть. В общем, я там насмотрелся, хуже, чем беженцы в войну…
– Слушай, а почему клуб так странно называется – “Апартадо”?
– Вообще “апартадо” – это отбор быков для корриды.
Теперь мне все стало ясно. Туманову и здесь не изменило его пошловатое чувство юмора: где же еще отбирать “Мисс грудь” и “Мисс таз”, как не в ночном клубе “Апартадр”? Здесь же можно подготовить норовистых бычков, то есть телок, к показательным выступлениям…
Серьга отдал наши вещи молодому человеку в ярком костюме – я полагала, что это тоже относится к экипировке торерос, – и мы, минуя две бильярдные, прошли в большой зал.
Мне пришлось сжать челюсти, чтобы удержать возглас восхищения: ничего себе Туманов устроился! Во всяком случае, отказать ему во вкусе было нельзя. Зал являл собой сдержанный апофеоз испанского стиля.
Тот же преобладающий светло-вишневый цвет стен, те же композиции из уже увиденных мною атрибутов власти матадора над быком; мулеты, похожие на разбитые любовью сердца; картины – гораздо более эффектные, чем в гардеробе.
Сцена была довольно вместительна – сейчас на ней, в перекрестном огне маленьких софитов, колдовал над испанской гитарой молодой длинноволосый человек в национальном костюме.
– Настоящее фламенко, – откомментировал Серьга и деловито направился к самому неудобному столику во всем зале.
– А вот и мое собственное место, – сказал он, раздуваясь от гордости.
Мы сели за столик: я в тщательно подобранном вечернем прикиде и Серьга в длинном, почти по колено, свитере с несколькими спущенными петлями. Но здесь к Серьге привыкли, как привыкают к попугаю в клетке или кошке при кухонных котлах. Мне даже на секунду стало жаль Серьгу – я понимала, что вся эта роскошь создана не без его участия. Картины были просто великолепны, любой разбирающийся в живописи человек отвалил бы за них приличную сумму в долларах. Нужно признать, что за последние годы Серьга очень вырос в классе, из его палитры ушли мрачные, глуховатые тона; ликующий красный и блистательный черный преобладали. Но все, на что сподобился Серьга, – это собственный столик в самом неудобном месте и, должно быть, выпивка за счет заведения.
– Выпивка, надеюсь, за счет заведения?
– Только для меня, – покраснел Серьга, – за даму нужно приплачивать.
Так оно и есть! Недюжинный талант шлялся по Серегиному тщедушному тельцу, а он даже не знал, как с ним управляться и как укрощать в период буйства.
– Слушай, ты талантливый мужик! – совершенно искренне сказала я.
– А то!
– У тебя менеджер-то есть?
– Володька как-то обещал, – Серьга подергал себя за ухо, – да все заглохло. А мне самому как-то недосуг. Этим же серьезно заниматься надо. А мне на жизнь и так хватает, все это пишу ради удовольствия…
Появился еще один тореро, он принес глиняный кувшин с вином, маленькую плоскую мисочку с кусками мяса и меню. Для Серьги, вкусы которого здесь хорошо знали, был выставлен чисто русский шкалик водки.
Серьга, не теряя времени, принялся за водку, а я погрузилась в изучение меню.
Опрокинув первую стопку и заев се куском мяса, Серьга воззрился на меня.
– Ну что, выбрала что-нибудь?
– Да здесь сплошные испанские названия, – шепнула я Серьге, – я ничего не понимаю.
– Щас объясню. Значица, олья подрига – это суп, редкая отрава, хотя многим нравится, культовая вещь. Пучеро – тоже суп. Вот, можешь взять паэлью, это ничего.
– Паэлья – это что такое?
– Да типа нашей каши рисовой, – у Серьги совершенно отсутствовал кулинарный полет, – рыба, мясо и шафран.
– А чанфайна?
– Печень. Но можешь взять еще гаспаччо. Это салат из перца. Сам я есть не буду, изжога после этого перца задирает.
