Криминальный гамбит - Сартинов Евгений Петрович

— Э-э, вы что!.. — начал догадываться Афонькин.

— Что-что, изымаем мы у тебя твой трофей, на предмет проведения экспертизы.

— Ну вот! — лицо свидетеля приобрело выражение обиженного ребенка. — И это забираете.

— Что делать, Афонькин, — сказал Мазуров, вытряхивая из пакета протухшие продукты и осторожно загружая туда бутылки. — Лучше с нами не связываться. Вот позарился на дармовщинку, и что получилось? Жить надо честно.

Колодников вспомнил про мужичка-экскаваторщика. Тот и так был небольшого росточка, а сейчас стал и вовсе незаметным, казалось, он даже дышать боялся.

— Ну, а ты, брат, припомни, когда вчера домой вернулся?

В ответ тот неуверенно пожал плечами:

— Темнело уже.

— На мопеде возвращался?

— Да. Я здесь чуток отоспался, добавил еще и поехал. Жена скажет, я не вру, ей-богу!

— Что значит темнело? Насколько стемнело? — решил уточнить Мазуров.

— Ну, хорошо так стемнело, фару пришлось включить.

— Около одиннадцати примерно, — решил Мазуров, припомнив вчерашний их поход по следу Бычка-Свинореза.

— Бурлак был один?

— Да.

— К нему никто не приезжал?

— Как это?

— Ну, вечером никто к нему не приезжал? Не заказчики, а так, другие люди.

— Нет, никого не было.

— Он ничего не рассказывал про девушку? Про ковер? — спросил Астафьев.

Кладбищенский работник с недоумением посмотрел на негр:

— Да вы что, из него слова-то не выдавишь. Бирюк бирюком. Ничего он про это не говорил.

— А как он объяснил вырытую могилу?

— Да никак. Я его еще спросил, чего, дескать, выкопал, меня не дождался. А он только рукой махнул. Я ж говорю — бирюк. Как работы нет, заберется куда-нибудь в глубь кладбища и сидит там один как сыч. Малохольный какой-то, хоть и здоровый, как бык. Как нужно чего, так оборешься, пока его найдешь.

— Ну хорошо, иди к сторожке, напишешь там все, что сказал. Ты, — Колодников ткнул .пальцем в грудь Афонькину. — Тоже иди с ним. Расскажете все Шалимову, он в синем кителе, рассказывать все, без утайки.

Оставшись втроем, оперативники дружно закурили.

— Ну, что дальше делать будем? — спросил Колодников.

— Надо эти бутылки отправить на экспертизу, снять отпечатки пальцев, — предложил Мазуров.

— Ну, это само собой, — согласился Андрей. — Я их с собой заберу, прокатаем.

— Надо бы ковром заняться, там должна остаться кровь Орловой, — предположил Мазуров.

— Попробую выпросить у Шалимова Сычева, ему и двоих экспертов там за глаза хватит. Берите его и езжайте, оформляйте, как вещдок.

— У нас Рваный объявился, из своей засады вылез. Брать надо, — пожаловался Мазуров. Его, матерого мента-профессионала, гораздо больше, как и Астафьева, влекло запутанное и пока малопонятное дело Орловой. Но он также понимал, что с Рваным тянуть нельзя. Не будет тот отсиживаться на одном месте, скроется опять в тех же заливных лугах, так и будет висеть на отделе скрывающийся преступник.

— Ну, вы отдайте ковер Сычеву, а сами езжайте брать своего Рваного!

— Ладно, уговорил.

Колодникову удалось вызволить из бригады самого опытного эксперта — Николая Сычева, отличавшегося полной невозмутимостью и хладнокровием при самых сложных и кровавых делах. С Мазуровым они раскланялись довольно сухо. В свое время у них был конфликт из-за побочной деятельности эксперта. Мать Сычева держала на городском рынке небольшой магазинчик, реализующий мясо из соседних сел. Торговали там жена и мать эксперта, но и самому Сычеву приходилось порой тратить рабочее время на доставку товара. Поползли слухи, что он работает «крышей» собственной родни. Мазуров как-то не выдержал и взорвался, в очередной раз не получив сделанных неделю назад снимков неопознанного трупа. Тогда он высказал все, что думает о работниках, подобных Сычеву, и сделано это было далеко не в дипломатической форме.

Глава 8

Чтобы заснять ковер во всей красе, пришлось искать помещение по всему зданию ГОВД. Наконец его расстелили в комнате отдыха, потеснив теннисный стол.

Рассматривая вещдок, Мазуров покачал головой:

— Красивый, собака. Правда, машинная вязка. Три на пять.

Действительно, ковер был хорош! Классический восточный узор, с преобладанием красного, коричневого и желтого тонов.

— Да, кровь тут не очень-то и разглядишь, — сказал Мазуров. — Но почему Орлову завернули именно в ковер? Неужели ничего другого под рукой не было? Он же очень дорогой, сколько такие сейчас стоят, кусков пять?

— Больше, — сказал Астафьев.

— На стене он не висел, — сказал Сычев, исследуя вешдок, сидя на корточках. — Судя по некоторой вытертости и крупнозернистой пыли на ворсе, этот ковер лежал на полу. А кровь вот она, — Сычев показал на большое бурое пятно в самом центе. — И вот тут тоже, с краю.

— Точно?

Сычев обиженно хмыкнул:

— Уж это я различаю с первого взгляда. Сколько такого повидал на своем веку.

Астафьев присвистнул и переглянулся с Мазуровым.

— Сейчас я принесу софит и сделаю фотографии, — сказал эксперт, — ну а потом займемся кровью.

Сычев с софитом в руках привлек внимание высокого человека с погонами подполковника. Широкоплечий, плотный, но еще не толстый, с редеющей шевелюрой, Мамонов вызывал чувство уважения и одновременно какой-то опасности. Он будто подавлял людей своей внутренней энергетикой. Проще говоря, Мамонов обладал качествами, присущими властным руководителям, умеющим без особых усилий держать подчиненных в узде. Вслед за экспертом он зашел в комнату и остановился на пороге.

— Здравия желаю, товарищ подполковник, — поздоровался Мазуров, подтаскивая ковер поближе к софитам!

— Привет-привет, чем это вы занимаетесь? — спросил подполковник, пытаясь понять причину суматохи вокруг восточного чуда.

— Да вот, оформляем улику. В этот ковер была завернута Орлова, и здесь должны остаться следы ее крови. Сычев включил лампы и начал щелкать стареньким «Зенитом».

— У тебя пленка-то цветная? — спросил Мазуров.

— Обижаешь, «Кодак», другой не держим.

В самый разгар съемок подполковник тихо сказал:

— Ладно, работайте, — и вышел из комнаты.

— Что-то Мамонов сегодня тихий, — сказал Сычев, косясь в сторону двери.

— Да поди болеет после вчерашнего, — предположил Астафьев.

Подполковник Мамонов, начальник криминальной милиции и заместитель начальника ГОВД поднялся к себе в кабинет и сел за письменный стол. Лицо его вырожало крайнее беспокойство. Зазвонил телефон, и Мамонов поднял трубку.

— Как дела, Михаил Андреич?

Подполковник мгновенно узнал голос своего непосредственного начальника, полковника Фомина.

— Все нормально, Василий Николаевич.

— Как там, ничего сверхсрочного нет?

— Все нормально, отдыхайте.

— Хорошо. Но завтра я обязательно выйду на работу, — предупредил Фомин.

— Буду вас ждать, — почтительно отозвался Мамонов, но, положив трубку, скептически хмыкнул.

Полковник Фомин медленно, но уверенно двигался к предстоящей пенсии.

Начало пошаливать сердце, давление прыгало… И весь основной груз работы он взвалил в последнее время на Мамонова, иногда неделями не появляясь на работе.

Подполковник осторожно начал наводить мосты в областном УВД и уже заметил некоторые положительные сдвиги, приближающие его к должности начальника ГОВД и, соответственно, званию полковника.

Телефон зазвонил вновь. Услышав голос в трубке, подполковник невольно подобрался и, даже не видя своего собеседника, изобразил на лице почтительную мину:

— Да, Александр Иванович, здравствуйте. Да-да, делаем все, что в наших силах.

— Надеюсь, это не выйдет за пределы города?

— Конечно. Даже за стены нашего учреждения.

— Хорошо, я на вас надеюсь, Михаил Андреевич.

Положив трубку, Мамонов как бы увидел воочию широкое, скуластое лицо мэра с пигментными пятнами. Раздражали подполковника глаза Стародымова, будто Подернутые болотной ряской. Мамонова даже передернуло от отвращения.