Добрый ангел смерти - Курков Андрей Юрьевич

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69

Пожав плечами, но все еще думая об этих следах, я пустился в путь.

Солнце поднималось и уже начинало обжигать меня, проникая даже через накинутую на голову футболку. Удалось мне пройти пару километров, не больше.

Понимая, что рисковать игрой с солнцем пустыни не стоит, я спустился к морю и присел на прибрежный камень. Опять резкий спуск в тень вызвал движение холода по коже, но этот холод пробежался по телу приятной освежающей волной.

Я позавтракал, выпил воды из канистры. Искупался в море — почему-то вчера мне эта идея не пришла в голову, а сегодня, поплескавшись в прохладной воде, я получил массу удовольствия. И высох за какие-то несколько минут, поднявшись на плато. А высохнув, снова спустился к камню. Сидел на нем, следя за горизонтом и ожидая вечера.

Далекий дрожащий горизонт располагал к размышлениям, и состояние мое было в этот момент таково, что я спокойно воспринимал все со мной происходящее и уже не злился ни на себя, забравшегося в безжизненные места со странной авантюрной целью, ни на покойника Гершовича, потревоженного мною и мне же подсказавшего направление этого путешествия. Впрочем, не из-за него я отправился сюда. Скорее угроза неизвестных мне бандитов, которым я нарушил планы, натолкнула меня в дорогу. Подтолкнула резко, даже не оставив времени на подготовку.

И стало мне вдруг на минутку грустно. Подумал я, что у бандитов память хорошая. Вернусь я в Киев — если вернусь, — они снова объявятся. А у меня и за квартиру не уплачено, и за телефонные разговоры…

Я уставился завороженным взглядом на дрожащую линию горизонта. Увидел какой-то далекий кораблик, который несколько минут плыл прямо по этой линии, а потом исчез, отправившись дальше, за горизонт.

Когда полуденная жара спала и уже, казалось, больше тепла поднимается от песка вверх, чем идет вниз от солнца, я снова взобрался на плато и пошел дальше.

На этот раз я шел долго. Часа четыре. И шел бы еще, если б вдруг не увидел торчащий из песка выцветший на солнце кусок брезента. Простое любопытство заставило меня потянуть этот брезент на себя. Песок не отпускал его, и это меня раззадорило. Я сбросил рюкзак и, расчистив песок над брезентом руками, снова потянул. Брезент немного поддался, но буквально на десять-пятнадцать сантиметров. Я снова разгребал песок руками, пытаясь высвободить жесткую материю. Когда еще сантиметров двадцать брезента вытащились из-под песка, я увидел, что передо мной палатка. Не меньше часа я потратил на то, чтобы полностью высвободить ее из песочного плена. Устал неимоверно, и снова стало жарко — уже больше от физических усилий, чем от зависшего на небе солнца. Пот катился с меня частыми каплями, падал на песок и тут же исчезал, только на какое-то мгновение окрашивая песок живой влагой. Я присел у этой палатки, отдышался. Несмотря на усталость, я был очень рад находке — ведь словно дом нашел! Теперь можно и от дождя спрятаться, и от солнца… Правда, пойди сейчас дождь — не захотелось бы мне от него прятаться.

Оставив трофей на песке, я пошел к морю, искупался. А вернувшись, решил вытрусить песок из внутренностей палатки и подумать о возможном ее использовании ближайшей ночью, тем более, что тело требовало отдыха.

Немного запутавшись в веревках, я все-таки распустил их и распластал палатку на песке. Потом отыскал вход и, взяв с противоположного конца, тряхнул палатку. Внутри что-то зашуршало. Потрусив еще и видя, что песок изнутри почти не сыплется, я залез рукой внутрь, немного опасаясь наткнуться на какого-нибудь скорпиончика. Но мне повезло. Представителей местной фауны в палатке не оказалось, зато я вытащил оттуда пожелтевшую газету. Каково же было мое удивление, когда, взяв ее в руки, я прочитал название: «Вечерний Киев». Тут меня схватил столбняк и продержал несколько минут в таком состоянии.

Номер «Вечернего Киева» за 15 апреля 1974 года просто ошарашил меня.

Немного придя в себя, я снова засунул руку в брезент палатки, вытащил оттуда коробку спичек и фотоаппарат «Смена». Больше внутри ничего не было.

Хозяином палатки скорее всего был путешественник-одиночка. Если судить по газете, то выехал он из Киева 15 апреля далекого 1974 года. Вот и все, что о нем известно. А сам он, должно быть, растворился в песке. И я машинально осмотрел напряженным взглядом песок, боясь увидеть следы высушенной солнцем мумии.

Взгляд вернулся к фотоаппарату «Смена». Я расчехлил его, осмотрел. Внутри вроде бы была пленка, почти до конца отснятая — в окошечке отснятых кадров стояло «34». Значит, оставалось там еще два кадрика…

К усталости присоединился неопределенный страх. Припомнились следы вокруг места моего ночлега…

Я призадумался.

«Может, пограничники? — была первая мысль. — Это ведь уже не СССР, а Казахстан!» — «А чего бояться? — возникла вторая мысль. — Ну обошли вокруг тебя, но ведь не тронули, не разбудили и документов не потребовали!» — «Вас послушать, так наоборот, радоваться надо тому, что рядом существует какая-то жизнь, проявляющая ко мне живой интерес… — сказал я этим мыслям. — А я уже устал от интереса ко мне… Мне было бы веселее, если б никто вообще не знал о моем существовании…»

Несмотря на усталость, смутный страх заставил меня собрать вещи, уложить фотоаппарат в рюкзак и, взяв в руки канистру и палатку, пройти с километр и только там уже устраивать ночлег.

Эту ночь я спал некрепко, но удобно, постелив на песок найденную палатку.

Иногда вдруг просыпался и прислушивался. Но тишина успокаивала, и я снова нырял в неглубокий сон до следующего внутреннего сигнала тревоги.

Глава 23

Следующим утром я прошел еще несколько километров вдоль края прибрежного плато. Линия берега уходила влево. Однообразное дрожание окружавших меня горизонтов: и морского, и пустынного, размытого теплым маревом, словно в той точке земля переплавлялась в небо или наоборот, — вызывало во мне раздражение.

Я уже не искал взглядом в море корабли и не осматривал жадно пустынные дали.

Просто шел вперед, не будучи до конца уверен в правильности выбранного направления.

В канистре оставалось не больше двух литров воды, хотя мне казалось, что расходую ее я более чем экономно, не говоря уже о том, что умываюсь только в море. Но эта приятная побулькивающая в канистре тяжесть создавала уверенность в безопасности моего пребывания в пустыне. А тяжесть в рюкзаке создавала уверенность в сытости, пусть и однообразной.

Палатка частично свисала с рюкзака, но я уже рассчитал, что если съесть еще пять-шесть банок консервов, она войдет в рюкзак полностью.

В общем, движение мое вдоль Каспийского берега было как бы и стихийным, и распланированным одновременно. Кроме того, какая-то вера, или даже уверенность в случае, конечно, в счастливом случае, тоже ободряла и воображение, и тело.

Ведь найденная одноместная палатка тоже относилась к разряду счастливых случаев. Кто знает, что еще я найду?

И так я шел, пока жара не стала невыносимой. Ощутив легкими иссушающую силу раскаленного солнцем воздуха, я прекратил свой путь и спустился на берег.

Отыскал удобный камень, застелил его палаткой и устроился на нем основательно, словно бывалый путешественник.

Автоматически бросил взгляд на часы, но время они не показывали. Застывшие стрелки только напоминали о моей высадке на этот пустынный берег. Напоминали о недавнем прошлом.

Первым делом я охладил в каспийской воде свой обед: банку каспийской сельди. Опустил в воду и пластмассовую канистру. Подождал с полчаса, потом, поев, прилег на этом же камне, наслаждаясь влажной каспийской прохладой.

Задремал в тени, слушая негромкие всплески волн. Сквозь дрему ловил кожей лица порывы каспийского ветерка и мысленно пытался задерживать их прикосновения, словно это были пальцы женщины, ласковые, нежные, легкие.

А время незаметно проходило, подталкивая солнце к вечеру, к закату. И еще в дреме я ощутил приближающийся вечер, хотя до него было еще далеко — просто морской ветерок стал смелее, и поверхность Каспия блестела на невидимом мне из грота солнце не так ярко, как несколько часов назад.

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69