Бродячие псы - Ридли Джон

Фактически кровать – единственное подходящее место, где можно было отдохнуть после такого буйства плоти.

Грейс лежала рядом с Джоном, голая, потная, и гладила его по спине. Тела их блестели под лучами прорывавшегося в окно солнца.

– Как далеко отсюда до Калифорнии? – спросила Грейс.

– Отсюда? Не знаю. Далеко. Достаточно далеко.

– А ты бывал там раньше?

– Да.

– Там красиво?

Джон кивнул:

– Красиво. Роскошные пляжи. Голубая вода и синее небо до самого горизонта.

Грейс села. Она просунула свои руки под руками Джона, коснулась его груди и крепко прижалась к нему. Он почувствовал спиной ее возбужденные соски.

– Возьми меня с собой, – попросила она.

– Не могу.

– Ну, пожалуйста. Я не буду тебе обузой. А как приедем, бросишь меня, если захочешь. Мне все равно. Лишь бы выбраться отсюда.

– Грейс, не могу. Я сам тут застрял неизвестно на сколько. Мне не хватает паршивых ста пятидесяти баксов, чтобы забрать свою машину у этого чокнутого механика.

Грейс прикоснулась губами к щеке Джона, и он ощутил ее горячее дыхание, когда она прошептала ему в ухо:

– Деньги есть. Гораздо больше ста пятидесяти долларов.

Любопытство заставило Джона спросить:

– И где же?

– У Джейка, – ответила она, снова поглаживая его по спине.

– Ты думаешь, Джейк даст мне деньги просто так и лишь для того, чтобы я смог увезти тебя отсюда?

– Он не даст нам ни цента, – при этих словах она пробежала кончиками пальцев по его позвоночнику. – Мы сами возьмем.

– Возьмем? Но как?

– У Джейка есть деньги. Он держит их в сейфе под полом в гостиной. Он все время о них говорит. Похоже, не бахвалится. Он любит свои деньги. И не хочет потратить чуть-чуть на меня.

– Ты живешь неплохо.

– Да, как птица в позолоченной клетке.

Джону с трудом удалось придать голосу нотки легкомысленного безразличия. Никакой заинтересованности – обычный треп о чужих деньгах:

– И много их у него?

– Думаю, что-то около… ста тысяч долларов.

– Ста тысяч… – вырвалось у Джона, но он вовремя сдержал себя. – Этот сукин сын мне врал!

– Врал? О чем ты?

– Я… ни о чем. Так, он кое-что говорил мне, – задумчиво произнес Джон, но тут же вернулся к замаячившим вдруг деньгам: – Если они в сейфе, нужно узнать комбинацию цифр.

– Нет. Сейф закрывается на ключ. Джейк носит его на шее на цепочке. И никогда с ним не расстается. В прямом смысле слова. Даже занимаясь со мной сексом. – Грейс встала с кровати и надела сарафан. Большинство женщин в одежде выглядят лучше, чем нагишом. Некоторые сложены довольно неплохо и вполне могут позволить себе ходить в чем мать родила. Грейс относилась к тому редкому типу женщин, которые одинаково хорошо смотрятся в любом виде.

– Если он постоянно носит ключ при себе, то нам придется…

– Убить его, – договорила Грейс, поправляя волосы. Она сказала это как бы мимоходом, по-будничному просто.

Джон не сразу отреагировал. Понадобилось несколько секунд, чтобы переварить услышанное. В первый момент он просто оцепенел. Потом откуда-то из глубины вырвался приступ смеха, продолжительный и неподдельный. Смех накатывал волнами.

– Эта жара сведет меня с ума. – Он просунул руки в рукава рубашки и застегнул ее так быстро, как только позволяла его больная рука. – Надо было совсем потерять голову, чтобы вернуться сюда. Надо вообще не иметь головы, чтобы слушать кого бы то ни было в вашем ненормальном городе, и я точно знаю – не сойти мне с этого места, – что окончательно свихнусь, если останусь здесь хотя бы на минуту.

– Джон, пожалуйста…

– Не представляю, о чем я думал прежде, но это не для меня.

– Что ты имеешь в виду?

– Убийство. Я не могу убить человека.

Подобно изматывающей погоде, Грейс не собиралась сдавать свои позиции:

– И это все?

– Что все? Господи Иисусе! Ты говоришь об убийстве! – Джон протиснулся к комоду с зеркалом, пыхтя от негодования.

– Разве это так плохо? Мы быстро управимся. Он даже не почувствует. – Грейс приблизилась к Джону и встала у него за спиной. – Скажем, среди ночи. Когда тихо и темно, а он уже видит десятый сон. Тебе нужно будет только бесшумно подойти к нему и…

Она положила ладони на спину Джона. Джон этого не ожидал. Ему почудилось, что она вонзила в него нож. Он резко отскочил.

– Черт!

– Джейк не такой, каким был в молодости. Да и пожил вдоволь.

У Джона подергивались губы. От волнения он с трудом находил подходящие слова:

– Господи! Ты сама-то понимаешь, что говоришь? Вы все тут с ума посходили. Все вы. Но не я, Грейс. Считай, что меня нет. Я не намерен в этом участвовать.

Джон бросился к двери.

Грейс крепко схватила его за руку.

– Джон! – Он поразился силе ее хватки. – Выслушай меня! Я выросла в резервации. На гребаном клочке пустынной земли в центре незнамо чего. Там, где они убивают индейцев. Там, где они оставляют нас подыхать. Моя мать умерла в резервации. Мой отец умер в резервации. Мой брат покончил жизнь самоубийством в двадцать два года, когда понял, что ему ничего в этой жизни не светит.

Джон попытался освободиться. Грейс впилась пальцами в его плоть аж до кости.

– Там не было надежды, Джон. Я мечтала уехать оттуда подальше. Ты должен помочь мне. Я тоже что-нибудь для тебя сделаю. – Судя по взгляду, она глубоко задумалась о чем-то своем. – Что-нибудь.

Джон почувствовал, как тонет в ней. К чему сопротивляться? В это мгновение он в самом деле не хотел ей перечить. То было блаженство и нирвана, какие приходят вслед за освобождением. Он понимал, что переживает экстаз. Но такое бывает лишь в момент смерти, когда ты уступаешь, перестав бороться. И тут его вдруг осенило: а чья это, собственно, смерть?

Джон бросился к двери, на ходу отбиваясь от Грейс, будто ныряльщик, который стремится поскорее выплыть на поверхность.

Грейс отпустила его.

– Как ты собираешься выбраться отсюда? Ведь тебе нужны деньги. А за сто тысяч долларов и сделать-то нужно всего ничего.

Джон был уже на улице. Грейс успела пронзительно крикнуть ему вслед:

– «Любым способом», помнишь?

Джон несся очертя голову, не разбирая дороги. За ним тянулось облачко пыли, поднимавшееся из-под ног.

Грейс вздохнула и твердым голосом повторила уже для себя:

– Любым способом.

– Жара иногда сводит с ума, – рассуждал слепой старик. – Не знаю, почему так происходит, но в этом люди и животные похожи. Я видел немало странного в такие жаркие дни. Видел, как скорпион жалит самого себя, раз за разом устремляя кончик хвоста в собственное тело. Маленький убийца, ставший самоубийцей.

Видел, как убивает себя койот. Он впивается зубами в свои лапы и раздирает их до тех пор, пока не истечет кровью и не умрет.

А что делает человек, когда так жарко?.. Человек тоже убивает себя, причем для этого ему даже не надо заниматься членовредительством – он просто трахается до потери сознания.

Я не знаю, почему жара оказывает такое действие. Думаю, это в чем-то сродни тому, как греется на огне чайник с водой. Человеческий организм главным образом состоит из воды. И когда жара переваливает за критическую отметку, мы закипаем. И варимся изнутри. И все в нас бурлит и клокочет, пока мы немного не остынем. Но иногда это происходит слишком поздно.

Джон присел рядом со стариком, однако старался держаться подальше от дохлого пса.

– Для слепого ты видишь на удивление зорко, – заметил он.

– Если у меня нет глаз, это не значит, что я ничего не вижу.

– Правда?

– Я многое могу видеть, например, тебя. Ты молод, ты колесишь по свету, нигде надолго не задерживаясь, и думаешь, что свободен.

Джон посмотрел в солнцезащитные очки старика. Пусть не глаза, но все-таки хоть какая-то иллюзия зрительного контакта.

– Пожалуй, что так, – подтвердил он.

– А может, тебе только кажется, что это так. Ты носишься с места на место, полагая, что сам вершишь свою судьбу, но где бы ты ни был, тебе не уйти от самого себя.