Флердоранж – аромат траура - Степанова Татьяна Юрьевна

Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76

Катя помнила, как они, спотыкаясь, брели по аллее. И, несмотря на свой крайне запущенный вид, эта старинная аллея была прекрасна: по бокам вековые дубы и липы, как стража в осеннем уборе. Только вот под ногами словно кроты нарыли вековые ходы.

– Аллея оканчивалась у павильона, носившего название «Версаль», – продолжала Наталья Павловна. – Сейчас, как видите, от него сохранился только фундамент, но…

– Именно этот павильон я хочу восстановить по старым гравюрам и чертежам, – перебил ее Салтыков. – Работы начнем уже на следующей неделе. Думаю, до зимних холодов мы успеем подвести туда все коммуникации, а может быть, и стены возведем. Это будет, по моим планам, нечто вроде музыкального салона. Сережа, через год ты не представляешь – аллея в подсветке, окна павильона смотрят на зеркальную гладь воды, и музыка, музыка – струнный квартет играет Моцарта, Гайдна, праздничный фейерверк…

– На противоположной стороне пруда вы можете видеть павильон «Зима», – снова подхватила Наталья Павловна. – В первоначальном виде с восемнадцатого века он не сохранился, неоднократно перестраивался владельцами усадьбы как гостевой павильон. Последняя перепланировка датирована 1913 годом. Павильон дожил до наших дней, сейчас ведется работа по реставрации его фасада и стен.

– Потому сохранился, что здесь, как я слышал, при больнице лаборатория была, – перебил Наталью Павловну Иван Лыков. (Катя вспомнила: он догнал их уже у пруда. А до этого уходил к своей машине, припаркованной у центрального подъезда, – старому «Форду». Вытащил из багажника ящик вина. Вытащил и, несмотря на испуганно-жеманные причитания Долорес Дмитриевны: «Ах, Ванечка, что вы, куда вы столько!», отнес в жилой флигель.) – Лаборатория была для анализов, – Лыков хмыкнул. – Мочу тут в пробирках исследовали под микроскопом на сахар.

– Иван, эти подробности можно и опустить, – сухо перебила его Наталья Павловна. – Мы рады, что уже в этом году реставрационные работы в павильоне «Зима» значительно продвинулись. Внутренняя отделка еще впереди.

– В этой самой «Зиме», – снова вклинился Лыков, указывая Кате на маленький домик в голландском стиле, – мой прапрадед Викентий Федорович, служивший в Преображенском полку, в одна тыща девятьсот четвертом пустил себе пулю в лоб, застукав свою обожаемую невесту княжну Нину Николаевну Мещерскую в страстных объятиях старшего сына владельца усадьбы Константина Романовича Салтыкова. Говорят, мозги из его простреленного гвардейского черепа брызнули прямо на парижский туалет от Пакена княжны Нины.

– Во внутреннем декоре павильона в последние годы перед революцией преобладал стиль модерн, но мы будем восстанавливать интерьер восемнадцатого века по сохранившимся в архиве Романа Валерьяновича старинным описаниям и рисункам, – пояснила Наталья Павловна. – Сейчас мы как раз над этим кропотливо трудимся.

– Мне хочется, чтобы Лесное обрело свой первозданный вид и стало вновь таким, каким оно было двести лет назад при Марии Бестужевой, – Салтыков мечтательно улыбнулся.

– Да, это был очень интересный, насыщенный бурными событиями период в истории усадьбы, – сказала Наталья Павловна. – Мария Бестужева и сама была яркой исторической личностью. Ее судьба была блистательна и трагична.

– Трагична? – удивилась Катя. – Почему?

– Уже в зрелом возрасте она занимала блестящее положение при дворе и как сестра вице-канцлера, и как фрейлина тогда еще молодой императрицы Елизаветы Петровны активно занималась политикой, интригами. Волей случая она оказалась замешанной в дворцовый заговор, составленный в пользу Иоанна Антоновича, поддерживала противную Елизавете партию Лопухиных. За что в конце концов сурово поплатилась, – Наталья Павловна вздохнула. – Все проходит – и земная слава тоже. Последствия открытия заговора были ужасны для всех его участников. Главная противница Елизаветы – Лопухина получила дыбу и кнут. Палач отрезал ей язык на эшафоте. Такая жестокость в просвещенный век была вызвана тем, что Лопухина, помимо всего прочего, вызвала еще и женскую ревность Елизаветы к своей красоте. Та была беспощадна ко всем сторонникам Лопухиной, в том числе и к Бестужевой. Ее, сорокалетнюю фрейлину, мать семейства, не спасло ни положение ее брата, ни ходатайства дочери. Она была публично бита на площади батогами, и ей тоже должны были отрезать язык. Но на эшафоте она успела сунуть палачу алмазную брошь, и тот только сделал вид, но не коснулся ее лезвием. Бестужева была лишена состояния и сослана в Сибирь. До самой смерти она лелеяла надежду на возвращение, но так и умерла в ссылке. С ее кончиной Елизавета лишилась лютого врага, потому что Бестужева была натурой деятельной, решительной и мстительной и умела ненавидеть.

– И естественно, такая колоритная личность не могла не наложить свой отпечаток на это удивительное место, – произнесла до этого момента хранившая молчание Долорес Дмитриевна Журавлева. – С именем Бестужевой в Лесном было связано немало легенд. Мы надеемся, – она улыбнулась Салтыкову, – что туристам и будущим гостям Лесного они будут небезынтересны.

– С чем же связаны эти легенды? – спросил Мещерский.

– Ах, боже мой, ну с чем же еще могут быть связаны сельские предания – с кладом, конечно, – с досадой, как показалось Кате, ответила Наталья Павловна. – С зарытыми сокровищами. По легенде, перед самым своим заключением в Петропавловскую крепость Мария Бестужева, узнав от верных людей, что заговор раскрыт, готовилась бежать к родственникам своего первого мужа в Курляндию. Для побега она собрала ларец с фамильными драгоценностями и надежно спрятала его здесь, в своем любимом Лесном – подальше от враждебного и ненавистного Петербурга. Но ее взяли под стражу, подвергли наказанию и по указу императрицы выслали в Сибирь. Драгоценностями своими она так и не сумела воспользоваться. По той же легенде, ее дочь, блиставшая при дворе, несмотря на опалу матери, после ее смерти организовала здесь, в имении, поиски клада. Но они ни к чему не привели. Легенда гласит, что тот клад был заговоренный. А просто так такие клады никогда никому в руки не даются.

– Я слышал, этот клад Бестужевой тут и потом искали неоднократно, когда имение принадлежало сначала князьям Лыковым, а затем было продано нам, – сказал Салтыков.

– Не продано, а в карты проиграно, – хмыкнул Лыков. – Когда это мы, Лыковы, кому что продавали? В карты спустил его мой предок. Проигрался дотла в одну ночь – пьяный сильно был. А потом вышел из дверей Аглицкого клуба и бац – застрелился.

– Застрелился, ты только что говорил, князь Викентий из-за моей прапрабабки в одна тысяча девятьсот четвертом, – перебил его Мещерский.

– И тот застрелился и этот. Оба. В моем роду то и дело стрелялись и на поле боя умирали – под Полтавой, под Бородином, под Лейпцигом, в Первую мировую, под Прохоровкой в Великую Отечественную. – Лыков посмотрел на Салтыкова. – Мы, Лыковы, с родной земли никуда не бегали, как некоторые. А то, что теряли одно за другим, все, кроме чести своей, так то не наша вина, а судьба.

– Судьба-злодейка, – Мещерский хлопнул Лыкова по плечу. – Эх, Ваня, друг, когда ты так говоришь, у тебя орлиный взор, грудь колесом. Тебе бы в Думу, Ваня, кандидатом в депутаты от союза монархистов.

– Союз монархистов не пройдет, – совершенно серьезно (Катя, помнится, диву далась, насколько серьезно) заметил Салтыков. – Шансов нет никаких. Я имел недавно беседу с главой союза, вел консультации. Может быть, в будущем, когда подрастет и поумнеет наследник российского престола великий князь Георгий.

Этот же вопрос обсуждали (кто шутливо, кто всерьез) и за столом. И Катя снова не могла выбрать из калейдоскопа фраз, суждений, замечаний, реплик и возгласов что-то для себя полезное, основное или хотя бы косвенно относящееся к делу, по которому она, собственно, и оказалась среди этих людей.

Экскурсия по парку плавно и как-то совершенно естественно перетекла в шумное застолье. Роман Валерьянович Салтыков снова повел их в дом: «Пожалуйте закусить с дороги». Это «пожалуйте закусить», которое он произнес со своим неподражаемым старопетербургским акцентом, окончательно покорило Катю. Он оставил их в жилом флигеле – в гостиной с роялем и уютными креслами, извинившись: ему, мол, надо переодеться к обеду.

Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76