Лекарь высвободил из его руки чемоданчик, плюнул несколько раз на табло управления лифтом и протер кнопки подолом своей рубахи.
Лифт остановился. Лекарь оглянулся – гонец лежал на своем красном чемодане, на «красной роже», упершись стриженой головой в угол. А букет из правой руки не выпустил. Молодец.
Дверь распахнулась. Длинный коридор на автостоянку был на удивление пуст.
Вот тут Лекарь побежал.
ЕСЛИ ВЫ ХОТИТЕ ПОЛУЧИТЬ САМОЕ ЛУЧШЕЕ
АДВОКАТ RAYMOND B. GRUNEWALD
805 Третья авеню (6 этаж), Нью-Йорк
Tel. (212) 371-1311 Fax (212) 688-4252
Бывший главный федеральный прокурор Бруклина,
Квинса, графств Нассау, Саффолка и Ричмонда.
Более 35 лет опыта работы. Специалист по
судопроизводству в Федеральных и Штатских
уголовных и гражданских делах
ВСЕ АСПЕКТЫ УГОЛОВНОГО ПРАВА
включая акцизные налоги на бензин, уклонение от уплаты подоходного налога, организованную преступность, обман и др.
ГРАЖДАНСКОЕ ПРАВО
медицинские ошибки, серьезные травмы и несчастные случаи, возникающие в результате неосторожности, оспаривание контрактов и различные экономические проблемы
20 лет успешной работы с русскими клиентами
Ассистент Елена говорит по-русски.
«Новое русское слово»
5. МОСКВА. «ДИВИЗИОН». ОРДЫНЦЕВ
Голос звучал сипло, отчаянно:
– Дежурный!.. Это Ларионов из «Дивизиона» Ордынцева… Ты меня слышишь?..
И сонный, усталый голос дежурного:
– Ларионов, слушаю тебя! Это Спиридонов…
И снова торопливый, захлебывающийся тенорок Ларионова:
– Алё, Спиридонов… ты срочно разыщи Ордынцева… Передай ему, что они захватили богатого американца, фирмача… Ты ему только скажи…
Голос его прервался отдаленным треском, и наступила сипящая тишина магнитофонной ленты, разорванная криком встрепенувшегося дежурного:
– Ларионов!.. Ларионов!.. Отвечай! Что с тобой?.. Ларионов!..
Потом донесся стук, будто трубкой ударили по дереву, снова шипящая пауза и крик дежурного:
– Ларионов!.. Ларионов!.. Ты что, говорить не можешь?.. Ларионов!..
И неожиданно выплывший в тишине ласковый, сдавленный ненавистью голос:
– Всех вас, сук проклятых, перебьем…
Истерически быстрые, нервные гудки отбоя – трубку положили.
Я нажал кнопку на панели магнитофона, испуганно-тревожное гугуканье телефона смолкло, потом ткнул пальцем другую клавишу, и зашелестела, подсвистывая, перемотка кассеты.
– Вот это все, что мы сняли с переговорного терминала дежурной части, – сказала мне Ростова, пока я пристально рассматривал крутящиеся катушечки с пленкой, будто надеялся там высмотреть что-то важное. Или сквозь шелест пленки услышать еще раз голос умершего вчера Ларионова – чтобы шепнул, сказал, крикнул о чем-то очень важном, помогающем догадаться или понять – где, как искать того, кто вчера врезал в него из автомата в упор на товарном дворе Курского вокзала. Но запись была короткой, автостоп цыкнул, и все смолкло.
Я поднял голову, посмотрел на ребят и негромко спросил:
– Какие будут соображения?
– Почему он звонил в дежурную часть города? Почему он не позвонил к нам в отдел? – вместо ответа переспросила Ростова.
– Вчера здесь дежурил Пикалов, – сказал я. – Я из него душу вынимаю с утра – он клянется, что не отлучался ни на минуту…
– Может быть, был занят телефон? – предположил Никита Морозов, по прозвищу Кит Моржовый, и откусил здоровый кусок от сладкой булки.
– Может быть, – кивнул аналитик К.К.К. – На таймере переговорного терминала дежурного по городу зафиксировано время разговора с Ларионовым и его убийцей – двадцать три часа двадцать семь минут. Связь длилась восемнадцать секунд… Я опросил наших – никто в это время не звонил Пикалову…
– А может быть, Пикалов врет? – медленно сказал я. – Врет, что сидел на месте? Не маленький – понимает, во что обошлась его отлучка, если он за кофейком в буфет бегал.
– Да сейчас это уже не имеет значения… – примирительно буркнул Кит Моржовый, потихоньку дожевывая булку.
– Имеет, – тяжело проговорил я. – Это вопрос не дисциплины, а нашей совести, ответственности друг за друга. Вокруг все воруют, врут и предают. Нас не уважает общество, не любит народонаселение, и от нас отступилась держава. И если мы сами не прикрываем спину товарища, нас убивают. И перебьют всех по очереди…
Я был самому себе противен – я говорил какие-то совсем не те слова, патетические, микрофонные, но ничего не мог придумать. Я надеялся, что ребята понимают меня.
Эксперт-криминалист Гордон Марк Александрович усмехнулся невесело:
– Как говорили в старину, большое поврежденье нравов в мире случилось…
– Мир повредился, – сказала Ростова, – чего уж тут про нравы рассуждать.
Я встал со стула, прошелся по кабинету, безмысленно-слепо уставился в окно. Стоял долго у стекла, широко расставив ноги, сцепив руки за спиной, и раскачивался с пятки на мысок, будто принимал какое-то трудное для себя решение. А какое я мог принять решение? Я ведь как Гулливер, привязанный лилипутами за каждый волосок.
Все молчали, и в этой напряженной тишине вдруг раздалось негромкое посвистывание – Любчик, задумавшись, насвистывал любимую песню Ларионова «Гуд бай, Америка, где я не буду никогда…».
Я смотрел прямо перед собой в неестественную для сентября синеву неба, быстро двигающийся от Крымского моста антрацитовый навал туч, размытый предгрозовой свет с сизой дымкой, рафинадно-белые дома с собственным свечением, пропылившуюся, пожухшую зелень в сквере напротив, клубящуюся вокруг статуи вождя расхристанную стаю костистых бабок с жестяными прическами и транспарантами сочно-мясного цвета, ерзливую суету машин и целеустремленно-бессмысленную пробежку пешеходов. Я слушал насвистываемую Любчиком мелодию, которую так часто напевал Ларионов, а перед глазами неотступно стояла грязная зассанная телефонная будка на задворках Курского вокзала и лежащий на полу съежившийся маленький Ларионов, с серым, будто замурзанным лицом. Я подумал, что это я и раньше видел много раз, у убитых – несчастные, обиженные лица. Но как-то не доходило до сердца, пока не увидел Валерку.
– Сколько лет ему было? – спросил К.К.К.
– Двадцать четыре, – не оборачиваясь ответил я и кинул Любчику: – Заткнись…
Потом прошел к своему столу, уселся на место, сильно потер ладонями лицо и медленно сказал:
– Вчера вечером, когда его убивали, я был у Келарева. Он мне велел подать докладную… Управление безопасности требует уволить Ларионова… Вот… Освободил меня Валерка от этой работы.
– И начальству приятнее – не какого-то там нарушителя и разгильдяя гнать с треском, а печально и гордо исключить из органов в связи с гибелью на боевом посту. Всем хорошо… – заметила Ростова.
Любчик беззаботно махнул рукой:
– А нас всех – кого не застрелят – или посадят, или выгонят!
– Но нас пока, слава Богу, не застрелили, не посадили и не выгнали. Какой отсюда вывод? – спросил я.
– Расквитаться со всей джангировской бандой, – спокойно-уверенно сказал Любчик.
– А ты думаешь, что это они? – Я внимательно посмотрел на него.
– Я тоже в этом не сомневаюсь, – вмешался Кит Моржовый. – Ларионов кричал по телефону: «Они захватили американца!»
– Они! – повторил К.К.К. – Ларионов уходил от погони, у него не было времени объяснять, он кричал как о само собой разумеющемся – кроме Джангирова с компанией, он ничем не занимался сейчас!..
– Погоди, не бухти… – остановил я его. – Келарев сказал, что несколько дней назад бесследно пропал американский гражданин Левон Бастанян. Ушел из гостиницы и сгинул. Может быть, это о нем кричал Валерка?
– У Джангирова от безнаказанности совсем стерлись тормозные колодки – делает что хочет, – эпически вздохнул К.К.К.
