Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 138
Катю разбудил солнечный свет, бьющий прямо в лицо. Вчера ночью она намеренно не задернула шторы. Лежала, смотрела на луну. Луна казалась незнакомкой из космоса: ее бледно-зеленый диск завораживал взор. Она совсем не походила на тускло-серый блин, видимый порой в задымленном, задушенном смогом городском небе.
Вчера они с Ниной возвратились домой в половине одиннадцатого. И потом долго еще не спали, обсуждая увиденное. Нина без конца твердила «бедный Костя», словно это с Сорокиным, а не с его сестрой произошел чудовищный припадок, так напугавший всех. Катю удивило то, что для Леры так и не вызвали «Скорую».
– Почему ты как врач не настояла? – спросила она, когда они уже сидели в ночных рубашках на диване на террасе и, как водится у женщин, все никак не могли наговориться. – Она что, эпилептичка?
– Скорее это было похоже на истерию. Я сказала Косте, а он только руками замахал: «Я такие представления по десять раз на день переживаю, когда на нее накатывает дурь». Он такой злой был, такой расстроенный. – Нина и сама выглядела расстроенной. – Там так все кричали, суетились. Мои советы никто и слушать не стал. Лере надо было укол успокоительный сделать, чтобы она хоть немножко поспала. А то ведь у нее нервное истощение. Костя рассказывал, что она бессонницей страдает и есть не может. Какая худющая – видела? Как мощи! Я ее не узнала даже сначала, так она изменилась за эти годы… Жаль, конечно, что все так произошло с ней. Костька очень перед всеми извинялся.
Катя вспомнила: всю дорогу домой Нина жалела именно Сорокина, а не его больную сестру: вот ведь как у парня жизнь несчастливо сложилась! Ну, была бы жена – глядишь бы, с такой и развелся. А родную сестру куда денешь? Только и остается терпеть, нести свой крест.
Они покинули дачу Чебукиани, когда и остальные гости начали прощаться. Вечеринка, хотя Лере несколько полегчало, была испорчена. Однако кто, с кем и когда точно покинул дачу (хотя именно об этом Колосов спрашивал ее весьма настойчиво), Катя сказать не могла: ведь они с Ниной ушли одними из первых…
Катя соскочила с кровати и, как была, босиком, в ночной рубашке, на цыпочках пробежала на террасу, распахнула дверь. Дощатый пол приятно холодил ступни. А из сада, несмотря на ранний час (старый будильник на столе показывал всего-то половину седьмого), уже дышало предвестием будущего зноя.
– Если мы не хотим тащиться на гору по самому пеклу, то надо выходить максимум через двадцать минут. Без завтрака выдержим, а? В качестве спортивной нагрузки? А еды с собой наберем и устроим пикник на вершине, идет?
Нина выползла на террасу тоже в ночнушке и уже была переполнена идеями о том, как лучше провести день.
– Хорошо спала? – спросила Катя.
– Отвратительно. – Нина потянулась. – Этот мерзкий диван, одни колдобины, точно камнями набит. И луна еще… Я в полнолуние глаз не смыкаю, как лунатик. В пять без четверти проснулась, читала, лежала. Ну, я не слышу шумного одобрения своему предложению. Ты за поход или против?
Катя улыбнулась. На Май-гору ей хотелось забраться еще вчера. И уж если обходить живописные окрестности, то уж лучше утром, по холодку, но… Она колебалась: можно ли Нине в ее положении заниматься альпинизмом, карабкаться на какой-то холм?
– Лично для меня такая прогулка очень полезна. Я бы и искупаться еще хотела, но… – Нина положила руку себе на живот, – вид мой в купальнике, боюсь, малоэстетичен.
– Глупости, – пылко возразила Катя. – Ты красавица у нас. – Костька этот твой вчера глаз от тебя оторвать не мог. И вообще… в такую рань кто нас на речке увидит? Хоть голышом барахтайся. Только вот для маленького… ему разве полезно в воде?
– Еще как полезно. Родится второй Жак-Ив Кусто. Да ты меня слушай, Катька, запоминай. Самой все эти сведения наверняка скоро пригодятся.
Вот так и получилось, что, «едва продрав глаза, не проглотив ни куска», как горько позже сетовала Нина, они в четверть восьмого уже вышли за калитку и направились осматривать окрестности: Нина все в тех же безразмерных шортах, кофте и соломенной шляпке с кипрского пляжа, Катя тоже в шортах, майке, бейсболке козырьком назад и с рюкзачком за плечами, где лежали бутерброды, бутылка противного теплого «Спрайта», полотенца и фотоаппарат-«мыльница» – снимать пейзаж с вершины горы.
Они миновали пыльный проселок и вышли к полосатому шлагбауму, преграждавшему выезд на бетонное шоссе. Мимо прокандехала автоцистерна с надписью «Молоко». Прицеп ее, украшенный надписью «Пиво», болтался сзади, прыгая и гремя на колдобинах.
За ельником открывался берег речки Сойки. Несмотря на ранний час, на песке уже возились ребятишки. Их велосипеды валялись в траве под деревьями. А Май-гора царила над рекой действительно подобно древнему кургану. Вблизи этот холм показался Кате еще выше и круче. Заросшие кустарником и молодыми деревцами склоны были насыщенного изумрудно-зеленого цвета. С восточной стороны кусты прорезала желто-коричневая глинистая промоина: по ней стекали с холма в речку Сойку дождевые потоки.
– Господствующая над местностью высота. Так дед горку нашу называл. – Нина, сдвинув шляпу на затылок, приложила руку козырьком к глазам. – Ну-ка, щелкни меня на ее фоне. Потом я тебя.
Они нащелкали фотоаппаратом несколько снимков. Катя предложила пройти берегом реки до церкви, но Нина отговорила ее: потом успеем еще, когда с холма спускаться будем, тогда и в храм заглянем.
– Тут троп наверх полно ведет. – Нина бодро взяла курс на еле заметную в траве тропинку, уводящую от реки в лес к подножию горы. – Мы в детстве постоянно лазили: тут орехов лесных полно было, малины на склонах. Удивляюсь, и как ты ничего не помнишь?
Подъем на Май-гору занял у них минут двадцать. Шли с остановками. Нине, хоть она и всячески храбрилась, приходилось трудно. На Катин взгляд, все было кругом хорошо и живописно, только уж слишком много водилось в этих благословенных местах жгучей крапивы и кусачих мошек, тучей плясавших на солнце над белыми зонтами дудника и фиолетовыми свечками иван-чая.
И вот – они на вершине.
– Весь мир на ладони, ты счастлив и нем и только немного завидуешь тем, другим. Ой, что это? Что за дрянь еще такая?
