21. ХЭНК. ВОЗВРАЩЕНИЕ НА КУРОРТ ВО ФЛОРИДЕ
…С момента выхода из гарнизонной тюрьмы на Окинаве Хэнк шел по длинной цепи унижений и мелких издевательств военных чиновников.
В госпитале сообщили, что в связи с исключением из армии по статье он не должен рассчитывать на обещанный усовершенствованный электронный протез – пока это штука слишком дорогая, чтобы раздавать бесплатно всем безруким.
В бухгалтерии отказались выплатить компенсацию «по боевым» за время плена и госпиталя.
Медицинская страховка ветерана пролетела мимо – «вы исключены из армии с лишением звания, лечитесь на здоровье, как все нормальные инвалиды».
И конца и края было не видать всему этому беспардонному обирательству и надругательствам.
Ни разу Хэнк не вступил в спор, ни разу не унизил себя до препирательств. И отказался от натырок товарищей обратиться к бесплатному военному адвокату. Он не хотел, чтобы его нервы из звенящих стальных струн превратились в ржавую лохматую проволоку.
Хэнк боялся неосторожным поступком, крикливым взрывом расплескать в себе злобу. Он хранил ее как волшебный сосуд, как гранату со снятой чекой.
Единственное, чем он воспользовался – обратным билетом домой. В контракте под названием «Хэнк Андерсон и Народ Соединенных Штатов – Договор» было указано, что правительство обязано его доставить, при всех условиях, на родину, в любое указанное им место. Или в деревянном длинном ящике в трюме военного транспортного самолета, или экономическим классом любой авиакомпании, летающей в Америку. Когда в транспортном управлении его спросили, куда ему выписать проездной воинский билет, Хэнк всерьез задумался.
Веселый путешественник, беззаботный турист – вас нигде не ждут! Вы, дорогой друг, на хрен никому не нужны!
В Лос-Анджелес – решил он. А оттуда – в Лас-Вегас! Сначала понежимся на пляже, потом поживем на развеселом курорте. Какие-нибудь девки появятся – не может ведь быть, чтобы женская половина человечества состояла только из проституток. Черт его знает, может быть, есть бабы, которые трахаются не только за деньги?
Конечно, эти суки-эвакуаторы организовали ему билетик – люкс-класс! Загадка, как они только смогли найти маршрут с пятью пересадками, и последний кусок – через Майами в Лос-Анджелес на «Эр Мексика». Это из Юго-Восточной Азии!
Хэнк бродил по огромному и бестолковому майамскому аэропорту, дожидаясь пересадки. На Флориду грозно накатывал ураган «Лиззи», самолетам не давали вылет. Сизая мгла давила их к земле. В терминале обитали тысячные толпы одичавших людей. Хэнк пошел выпить в баре, набитом народом, как сигарная коробка. Он уселся на полу рядом с баром, за веревочной изгородью, попросил бартендера позвать его, как только освободится место. Хэнк закурил свой «Лаки страйк», достал из мешка томик Нормана Мейлера, который он подобрал в предыдущем самолете.
Полицейский похлопал его по плечу:
– Эй, мен! Погаси сигарету…
– Почему? – удивился Хэнк.
– Вся страна воюет теперь с курением, – довольно засмеялся коп. – Ты что, парень, не знаешь – в аэропорту на всей территории запрещено курить…
– А где мне курить? – спросил Хэнк.
– Где хочешь! – жирно заликовал коп, он упивался законным правом досаждать людям. – Выйдешь из аэропорта – кури где хочешь!.. – Он показал на коридор, исчезающий за горизонтом.
Хэнк встал, огляделся – в одном шаге от него, за веревкой, в баре люди преспокойно курили.
– А почему они курят? – спросил Хэнк и с отвращением услышал острый звон внутри.
– Они сидят в баре! – спокойно объяснил коп. – У бара все договорено с аэропортом… Заплатил за выпивку – кури спокойно…
– А если я попрошу передать мне из бара сюда, за веревку, стаканчик? – нарывался Хэнк.
– Нельзя! – отрезал коп. – Выпивать здесь нельзя – это публичное место…
– Значит, и курить теперь можно только за деньги? – подпирала горло злоба.
– Так полагается! Погаси сигарету или проваливай в бар…
– В баре нет мест… Я жду очереди, – сипло сказал Хэнк.
– Ты мне надоел, парень! Дождись свободного места и тогда пей, трахайся, кури чего хочешь. А сейчас брось сигарету, иначе я тебе шею сломаю…
– Пошел ты к чертовой матери! Ты разговариваешь с офицером, вонючий бык!
Полицейский засмеялся и отступил на шаг. Он был немного постарше Хэнка, лет тридцати. Но уже выпита за эти трудные полицейские годочки в курортном городе наливная цистерна пива «будвайзер», съедены стада свиных отбивных, контейнеры гамбургеров с сыром вылетели в сортир, жареная картошка высилась за его толстой жопой Аппалачскими горами! Этот капитал жратвы, вложенный копом в радость безбедной жизни, дал отличный процент – проросли по загривку, по бокам, по бочечно-круглой спине, на необъятной заднице горы здорового светлого сала. У копа была простецкая деревенская морда с курносым пятачком, усеянным симпатичными веснушками.
– На пол… – скомандовал он.
– Что-о? – заорал Хэнк.
И в тот же миг коп ударил его ногой в пах. Господи ты Боже мой, какая мука!
Хэнк обезумел от боли и страха, его охватил ужас, и это было непонятнее всего. Несколько лет подряд он взлетал на своей «вертушке», ясно понимая, что его через час могут разорвать зенитной ракетой, застрелить, сжечь в воздухе. Но не боялся.
А тут его охватил панический ужас бессилия перед страшной и безнаказанной силой – гораздо хуже, чем было в плену, когда его пытал вьетконговский контрразведчик Вонг.
Мир падал ему на голову, расшибая череп своими обломками. Ан нет – это коп ударил его, скрючившегося на корточках, кулаком по темени.
Вокруг уже собиралась толпа, она возбужденно и одобрительно гудела.
Хэнк упал на пол, и его вырвало на мраморную плиту.
– Он совсем пьяный… – сказал кто-то из толпы сочувственно.
– Или «травки» накурился крепко… – добавил другой размыслительно.
А еще один заметил:
– Смотри – парень с представлениями… Весь грязный, как чушка, а в лайковых перчатках…
– Руки за спину! – крикнул коп, и Хэнк, не глядя, слышал бряканье «браслетов» в его руках.
Животный ужас, невероятное страдание охватили Хэнка – это было сумасшествие, но он точно знал, что коп, надевая наручники, оторвет ему сейчас протез вместе с воспаленной культей.
Ну-ну-ну! Он вспомнил побежденных в собачьих боях псов, которых развозили еще теплыми по харчевням.
«Не возродятся! Не хочу! Меня сейчас отвезут на живодерню и скормят кусками каннибалам.
Не возрожусь после этого!»
Он медленно, со стоном перекатился на живот, левую руку с протезом в перчатке завел на спину, а правую сунул под ремень на животе, выхватил пистолет и, глядя с пола прямо в голубые добродушные глаза копа, выстрелил ему дважды в грудь – повыше нашивок за беспорочную службу, пониже металлической бирки с именем «Карл Келлер».
Тишина. Даже дребезжащие динамики информации по аэропорту смолкли. Только тонкий визгливый подхлест воздушных порывов за стеклянной стеной – видно, ураган «Лиззи» подошел вплотную, может быть, барышня Лиззи хотела тоже поглазеть на подстреленного копа.
Карл Келлер не упал – он оседал, как взорванная башня, стекал на пол медленно своими необъятными телесами. И глаз не закрывал, а смотрел удивленно на этого мятого оборванца, который так ловко его провел, и правая рука бессильно дергалась к кобуре – завод в игрушке кончился. Хэнк суматошно думал, что коп настолько был в своей силе и праве, что даже не расстегнул кобуру.
Потом он все-таки залег, и Хэнк обратил внимание, что на полицейском были не форменные нормальные ботинки, а ковбойские полусапожки со стальной обивкой по носку и каблуку. Садист, сука. Толстожопый пижон.
Хэнк с мукой поднялся – «он мне или яйца разбил, или уретру разорвал». Отряхнулся, накинул мешок на плечо – не судьба, наверное, попользовать до конца армейский проездной билет до Лос-Анджелеса. Наклонился над еще живым Келлером, сказал негромко:
– Если бы Волк не приставал к Красной Шапочке, он бы до сих пор гулял по лесу…
