Сон над бездной - Степанова Татьяна Юрьевна

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66

Возле мраморного бюста эрцгерцога Леопольда спиной к окну стоял Богдан Лесюк. На верхней ступени дубовой лестницы, ведущей на хоры, – Злата Михайловна. Богдан зашел в зал, когда она уже была там, на хорах, разглядывала немецкие гравюры, развешанные в нишах (их очень любили рассматривать и фотографировать туристы). Она увидела его первой и спросила: «Ищешь ее?» Он ответил: «Никого я не ищу». Никого и ничего. Это просто тоска. Тоска грызет мое сердце. И даже этот прекрасный образ на фоне обшитых дубом старых стен не может эту тоску прогнать, убить. Прекрасный женский образ, расчлененный воображением на отдельные фрагменты…

– Что ты на меня так смотришь, Богдан?

Отдельные фрагменты – прекрасные волосы, прекрасные плечи, прекрасная кожа, прекрасные глаза, зубы, губы, ноги и то, что между ног…

– Ты с ума сошел? Пусти, что ты делаешь?

Дубовая лестница на хоры была преодолена в три прыжка – Богдан оказался возле Златы Михайловны, возле своей прекрасной тетки. Прекрасный образ, разъятый на отдельные фрагменты, еще прекраснее вблизи, в ощущении. Порывистое объятие, жадный поцелуй, как укус, – в губы. Потом еще один в шею. Пальцы мнут, комкают на груди кружево топа – прекрасное декольте. А под топом от Версаче ничего нет – горячая плоть.

– Богдан, нас тут застукают!

Она отстранила его от себя мягко, но решительно. Он порывался снова поцеловать ее, но она ладонью прикрыла его губы.

– Сумасшедший. Животное… Твой отец меня выгонит, если узнает…

– Какое ему дело до нас с тобой? – Богдан до боли сжал ее руку.

– Я думаю… подожди, ну, прекрати же, перестань… я думаю, тебе надо с ней поговорить, – Злата Михайловна попыталась отвлечь его. – Бедная девочка. Вот, теперь она – сирота. Я знаю, каково это. Мы сами с Леськой росли без матери. А отец… Ну, что такое отец, что он может дать дочери, кроме разочарований? Она там, на галерее. Я проходила, видела ее. Девочка плачет. С ней только Илья. Ну, поди, поди к ней.

– Потом. После.

Она ерошит его темные волосы. Странно – вроде бы она гонит его прочь из этого пустого сумрачного зала (люстры богемского хрусталя не горят по причине музейной экономии), гонит от себя. И вместе с тем – это видно по ее лицу, она не в силах этого скрыть – она довольна, что он не уходит. Туда, на галерею, где рыдает Маша Шерлинг – та самая Маша, которую на Рождество в Лондоне Богдан тайком от ее родителей дважды возил в Брайтон. С которой переспал там в приморском отеле без особых для себя последствий, лишь слегка удивившись, что, оказывается (вот штука-то!), он у этой девчонки, помешанной на своей скрипке и международных конкурсах, – самый первый.

Эта смешная, нескладная девчонка рыдает, сморкается в носовой платок. Губы ее распухли, глаза покраснели от слез. Неважно она выглядит в горе, хуже некуда. А тут – прекрасный женский образ, манящий, полный соблазна, безмятежности и… Богдан заглянул в глаза Златы:

– Ты что?

– Ничего… так. Отпусти меня. Ужасно все, правда. А мы ведь с Лесей (так Злата по привычке называет свою сестру Олесю Михайловну, мать Богдана) не хотели сюда ехать. Твой отец настоял. Я и на Шагарина-то смотреть не хотела, как-то мне не по себе было…

– Лучше было бы, если б он сдох? – спросил Богдан.

– Мне все равно, знаешь ли. Хотя по-человечески его жаль, конечно. И Ленку его тоже. А так в общем было бы, наверное, лучше для многих. Для твоего отца, например. И для Павла. И для Лидки его, хотя ей-то теперь уже все равно.

– Все-то ты про всех знаешь, – в тоне Богдана послышались интонации его матери – Олеси Михайловны.

– Просто я умею слушать, сопоставлять и запоминать. Когда Павел узнал, что жена его здесь… О, ты бы видел его рожу! Знал ведь точно, к кому она на самом-то деле из Москвы примчалась.

– Но мы все к Петру Петровичу приехали, даже я по просьбе отца.

– Ты! Ты вообще молчи, – Злата погрозила ему пальцем. – Я все спросить тебя хочу… ладно, потом… Мы про Лиду, бедняжку, говорили. Она уж точно приехала к нему!

– Петр Петрович сейчас больше похож на овощ, – криво усмехнулся Богдан. – На репу с ручкой. Куда уж им…

– Куда? А ты знаешь, что она из-за него чуть с собой не покончила? – выпалила Злата. – Когда известие пришло, что он умер, таблеток снотворных в ванне наглоталась. Павел ее спас, дверь выломал… Если бы не он, то…

– Это-то тебе откуда известно?

– Твой отец сказал твоей матери, а она мне. Естественно, по большому секрету. – Злата прикусила пухлую нижнюю губу. – Лидка из-за него умирать собралась добровольно, а когда он… черт, слово какое-то странное… ожил, очнулся от своей летаргии, она сюда прилетела из Москвы. Машку-то свою с собой взяла специально для отвода глаз. Ну, чтобы не очень вызывающе было, демонстративно. А Павел… Что он, тюфяк, мог сделать?

– Ну, возможно, что-то и смог, – тихо произнес Богдан.

– Ты о чем?

– Ну, она же мертвая.

– Эй, ты о чем?!

– Догадайся, моя радость.

– Ты молодой еще. Ничего не понимаешь.

– Я понимаю больше твоего, Злата.

– А где ты сам был утром?

– Что?

– Где ты был утром? Надо же, как романтично – я просыпаюсь, а кровать пуста, уже остыла. Мой мальчик… мой сильный, мой смелый мальчик где-то не со мной. – Она подняла руку, повернула его лицо к себе: – Где-то гоняет спозаранку на своем свирепом ужасном мотоцикле.

– Злата, я хочу тебя.

– Не заговаривай мне зубы, – она снова погрозила ему пальцем. Он поймал ее руку, смял, притянул к своим губам, но не поцеловал, прикусил ее палец.

– Я был полон тобой вот так, – он показал на свое горло. – Мне надо было выплеснуть…

– Тестостерон или адреналин? – усмехнулась она.

– Тебя…

– Пусти! Только не здесь!

– Тогда пойдем ко мне.

– Ты сам придешь ко мне ночью.

– А может, ночью я к ней приду? Сама ж говоришь, я Машку должен как-то утешить.

Бац! – она наградила его звонкой пощечиной. Но ничем больше наградить не успела – он заломил ей руку за спину, дернул, намеренно причиняя боль.

– Пусти, мерзавец, подонок!

– А ты мамочке моей пожалуйся на меня, – он впился поцелуем в ее губы.

Пауза. Вздохи.

– Ты просто садист, Богдан, – тихо, вяло, покорно прошептала Злата. Как ее тон был не похож на прежний – повелительный, насмешливый, победный!

– Я видел мельком – Гиз приехал, – Богдан, казалось, пропустил ее слова мимо ушей. – Если ты считаешь, что в наших отношениях какие-то проблемы, обратись к нему.

– По поводу тебя обращаться бесполезно, хотя… – тон Златы снова изменился. – Лидка-покойница к нему вовсю за помощью обращалась.

– Ну а это откуда тебе известно? Снова от моей мутер?

– От него самого.

– От кого?

– От Олега Гиза, – Злата как ни в чем не бывало потрепала Богдана по щеке, еще горевшей от оплеухи. – Кстати, у него опять новая машина. На этот раз «Лендровер».

– Я его видел утром у ворот, – сообщил Богдан. – Что-то больно рано он сюда заявился.

– А самого-то тебя куда утром носило?

– Тебе правда интересно?

– Да, мне интересно, куда это на заре срывается мой любовник.

– А-а, значит, ты сама не спала.

– Я спала. Потом проснулась. А тебя след простыл.

– Я давно хотел посмотреть на тот дом в долине.

– Какой еще дом?

– Священника, ну где, как рассказывают, тот мальчишка, сын графа, зарезал ту девку.

– И ты отправился на это смотреть после того, как мы… после того, как провел ночь со мной?

– Да. Что ты на меня так уставилась, Злата?

– Ничего. Надо же… А ведь я тебя, оказывается, совсем не знаю, племянничек.

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66