Голубой бриллиант - Шевцов Иван

Об инопланетянах Иванов много думал, читал, анализировал, неоднократно говорил с епископом. Как и владыка, он верил в инопланетян. Более того, питал иллюзии, что именно инопланетяне спасут землю от ядерной катастрофы и помогут пусть даже силой навести на ней порядок.

— Да, человечество много нагрешило. И то, что творится у нас сегодня, было предсказано в Евангелие, — заметил владыка и продолжал цитировать от Матфея: — «И будут глады, моры и потрясения, лже-пророки и лже-Христосы и во многих охладеет любовь».

— Это мы уже имеем — и лже-пророков, типа Яковлева, Ельцина, Попова, Шеварднадзе и Собчака, и лже-Христоса в лице Горбачева, — все так же гневно проговорил Иванов.

— Мы подошли к рубежу, за которым начинается владычество Антихриста. Он уже правит из иерусалимского храма от имени Христа, — продолжал епископ.

— Если вы под Антихристом имеете в виду сионизм, то я с вами согласен, — сказал генерал.

— Люди всегда стремились к Богу — в небеса, — уклонился от реплики генерала владыка. — Не в землю смотрели, а в небо. Именно там видели райские кущи, обиталище ангелов, оттуда должно прийти на грешную землю Божье благословение. Может, именно посещающие землю инопланетяне и есть небесные ангелы, божьи посланцы. Я собираю из публикаций все, связанное с инопланетянами, замеченными в пределах нашей планеты. Многое вы читали, слышали. Особенно Алексей Петрович, он так же, как и я, проявляет горячий интерес к явлению внеземных обитателей. Люди уже не только видели их летательные аппараты, но и могли лицезреть самих посланцев Вселенной.

Владыка решил не открывать дискуссии и начал развивать по рюмкам коньяк.

— Мне, пожалуй, хватит, — сказал Иванов и отодвинул свою рюмку в сторону. — Я положенные мне нормы выбрал с лихвой.

— Да, мы свое испили, — согласился генерал, однако поднял рюмку. — Но пусть эта будет «на посошок». За наше Отечество, за его скорейший выход из трясины, в которую затолкали его проклятые демократы.

— Да какие это демократы, просто шайка проходимцев, — сказал Иванов и тоже взял свою рюмку. — За здоровье и благополучие хозяина этого дома, за успехи дела, которому он служит. — Чокнулись, выпили и Алексей Петрович продолжил:

— А теперь самое время послушать Евгения Нестеренко.

— Правильно, — бодро воскликнул генерал. — Запускайте, владыка, своих разбойников.

Вышли из-за стола и расселись в креслах. Епископ достал диск, поставил на радиолу, и зазвучал могучий, колокольный бас большого певца.

Когда умолк голос певца и владыка выключил проигрыватель, в комнате воцарилось вдумчивое безмолвие. Наконец первым нарушил молчание генерал:

— У нынешнего ублюдка-разбойника Горбачева никакой Господь Бог не пробудит совесть. Невозможно пробудить то, чего нет.

— И в монастырь никто из нынешних Кудеяров не пойдет, — заметил Иванов. — Для них в американских университетах приготовлены профессорские кельи с жирным долларовым наваром.

— Но они же, те, кого вы называете кудеярами, занимали высокие посты в партии, были вождями.

— И набеги творили, — вскользь съязвил Иванов.

— Как же так — вожди и без совести? — продолжал владыка, и на чистом здоровом лице его возникла гримаса злости и отвращения.

— Извините, владыка, но вы до сих пор питаете какие-то иллюзии насчет ныне сидящих на троне государства кудеяров? Вы все еще верите в спасительную миссию Ельцина, — резко проговорил генерал и сделал бессознательное нервное движение.

— Нет, милейший Дмитрий Михеевич, в отношении меня вы заблуждаетесь. Иное дело, что я не вижу совестливых, честных и порядочных лидеров на роль Минина и Пожарского. Может, вы знаете их, тогда назовите. Или это тайна?

— Да возьмите любого кандидата в президенты России, которые баллотировались вместе с Ельциным, исключая разве Жириновского, — ответил Якубенко, — хоть Рыжков, Тулеев или Макашов. Это честные патриоты, порядочные и, как вы говорите, совестливые. Особенно Николай Иванович Рыжков. Будь он президентом, страна уже вышла б из этого бардака.

— Возможно, вы правы. Но вот почему-то избиратели предпочли Ельцина, — сказал владыка.

— Избирателям заморочила голову продажная, желтая, сионистская пресса. Мировой сионизм, масонство, западные спецслужбы бросили все свои силы и средства — только чтоб провалить Рыжкова. Оболгать, опорочить. Они же понимали, что Николай Иванович — это шанс для России, чего не могли понять обыватели с куриными мозгами и совсем безмозглые юнцы.

— Друзья, товарищи, господа, вы опять начинаете новую дискуссию, которой не будет конца. А не лучше ли нам, дорогой генерал, поблагодарить владыку за гостеприимство и откланяться? — предложил Иванов.

— Нет, друзья, так не годится, — засуетился владыка. — А чай, кофе? Праздничный торт. Да вы что? Нет, я вас не отпущу пока не отведаете торт.

Кофе пили в кабинете за длинным журнальным столиком. Здесь, как и в гостиной, было много книг и две старинные иконы без окладов. В углу также горела лампадка за красным стеклом. Пахло глицерином и еще каким-то благовонием. Над письменным столом в небольшой изящной рамочке цветная фотография покойного патриарха Алексия (Симанского). На столе в раскрытых двух коробочках два бронзовых медальона: один с рельефным изображением святого князя Владимира, отчеканенный в память тысячелетия Крещения Руси, другой — барельеф покойного патриарха Пимена. Про себя Иванов отметил, что Алексий (Симанский) и Пимен были почитаемы в этом доме. За кофием о политике не говорили.

Простившись с епископом, Иванов и Якубенко вышли на улицу. Вечерело. Над Москвой по-прежнему висела плотная пелена моросящих туч. До метро шли молча. Возле арочного входа в метро, прежде чем проститься, Якубенко спросил:

— Как у вас прошла встреча с Тамарой? Что-то она не звонит…

— И правильно делает. Я же не просил тебя присылать ее ко мне. Это во-первых. Во-вторых, ты сказал мне по телефону, что вы едете. Вы — значит вдвоем. Ты это сделал преднамеренно. И совсем некстати.

— Но я не хотел вам мешать.

— Чему мешать?

— Я думал, что вам лучше будет без меня.

— Ты плохо думал… обо мне и о ней.

— Случилось что-нибудь?

— Вот именно — «что-нибудь», — мрачно и раздраженно ответил Иванов. — Я прошу тебя — не пытайся, пожалуйста, набросить на меня семейный хомут. Я не созрел еще для него. А когда созрею — сам влезу в этот хомут без посредников.

— Ну, извини, приму к сведению.

— Привет супруге и будь здоров. Кстати, портрет твой отформовал. Надо решить, в каком материале переводить. Но об этом потом. Созвонимся.

Войдя к себе в мастерскую, Алексей Петрович почувствовал усталость. Он решил вздремнуть с часок и уже было пошел в спальню, как зазвонил телефон. Звонил швед — коллекционер изобразительного искусства, с которым Иванов встречался у себя в мастерской. Этому господину приглянулась на выставке его «Первая любовь» и он пожелал купить ее для своей коллекции. Выставка уже закрывалась, и теперь скульптура опять возвратилась в обитель своего творца, поскольку у нашего Министерства культуры не нашлось денег, чтоб приобрести ее у автора. Иностранец предложил Иванову три тысячи долларов наличными, прямо из рук в руки. Алексей Петрович сказал, что он подумает, и дал ему свою визитную карточку, попросив позвонить через неделю. Он не спешил расстаться со своей «Первой любовью», он знал ее подлинную цену. Но в то же время нелегко жить на пенсию, особенно сейчас, когда наше искусство оказалось в финансовой несостоятельности. А швед, видно, был очень заинтересован поскорее заполучить — и по дешевке — подлинный шедевр. Швед уверял, что неожиданные обстоятельства вынуждают его срочно возвращаться на родину, и поэтому он хотел бы сегодня получить скульптуру. Иванов сказал, что за три тысячи он не продаст свою работу.