Генеральная прокуратура с радостью прогнала бы Арта Келлера плетьми по Пенсильвания-авеню, а потом пригвоздила к кресту на Капитолийском холме, но вот только никаких доказательств против него не имеется. И нет возможности перевести его из Гвадалахары, потому что средства массовой информации уже вцепились в Ла Федерасьон, и как это будет выглядеть? А потому им приходится тихонько сидеть, злясь на собственную беспомощность, пока Арт Келлер завоевывает все большее влияние, основываясь на донесениях невидимого, никому не известного, несуществующего ТИ-ДО243.
— ТИ-Д0243 какой-то безликий, правда? — спрашивает Шэг как-то. — Я имею в виду для парня, который так помогает делу.
— Какую ты хочешь дать ему кличку? — спрашивает Арт.
— «Глубокая Глотка» [55], — предлагает Эрни.
— Заметано, — соглашается Арт. — Только он у нас вроде как мексиканская «Глубокая Глотка».
— Chupar, — говорит Эрни. — Давайте называть его просто «осведомитель Чупар».
Минет.
Благодаря осведомителю Чупару у Арта должники чуть ли не в каждом полицейском департаменте на границе. Они отрицают, что каким-то образом связаны с Келлером, но они все у него в долгу. В долгу? Черт, да они обожают его. Управление по борьбе с наркотиками не может функционировать без содействия местных, а если оно желает получить содействие, им лучше не портить отношений с Артом Келлером.
Арт Келлер превращается в intocable — неприкасаемого.
Хотя на самом деле это не так.
Действовать против Тио, притворяясь, будто он ведать ничего не ведает, — изматывающее занятие. Уходить из семьи поздними вечерами, держать свою деятельность в тайне, хранить прошлые секреты, ждать, что Тио вот-вот выйдет на его след, а потом явится к нему и напомнит, что у них были кое-какие отношения в прошлом.
Tio с sobrino.
Арт не может есть, не может спать.
Они с Элсией теперь редко занимаются любовью. Она упрекает его, что он стал раздражительным, замкнутым, скрытным.
Неприкасаемым.
Сейчас, сидя на бортике ванны в четыре утра, Арт думает. Его вырвало только что съеденным фаршированным цыпленком, оставленным для него Элси в холодильнике. Нет, не прошлое настигает тебя, это ты на полной скорости мчишься к нему. Целеустремленно двигаешься к пропасти.
Ночами Тио лежит без сна, пытаясь вычислить, кто же из них soplon — доносчик. Patrones Федерасьон: Абрего, Мендес, Эль Верде — получили серьезные удары и теперь давят на него: пусть он что-нибудь предпримет.
Очевидно — проблема тут, в Гвадалахаре. Ведь ударили по всем трем plazas. Абрего, Мендес и Эль Верде — все доказывают, что soplon в организации самого М-1.
Найди его, твердят они. Убей. Сделай хоть что-нибудь.
А не то сделаем мы.
Пилар Талавера лежит рядом с ним, дыша легко и ровно, спит глубоким сном юности. Он смотрит на ее блестящие черные волосы, длинные ресницы, пухлую верхнюю губку, влажную от пота. Упивается свежим ароматом юности.
Тио тянется к ночному столику, берет сигару, закуривает. Дым не разбудит девушку. И запах тоже. Он уже приучил ее. Да и к тому же, думает он, ничто не может разбудить девушку после секса, какой у нас был. Как странно влюбиться в его возрасте. Странно и чудесно. Она — мое счастье, думает он, la sonrisa de mi corazon — улыбка моего сердца. Еще до конца года я сделаю ее своей женой. Быстрый развод, потом еще более быстрая женитьба.
А церковь? Церковь можно купить. Отправлюсь к самому кардиналу и предложу ему госпиталь, школу, приют для сирот. Обвенчаемся мы в соборе.
Нет, церковь не проблема.
Проблема — это soplon.
Condenado [56] информатор Чупар.
Я уже миллионы из-за него потерял.
А что хуже, он делает меня уязвимым.
Я прямо слышу, как Абрего, этот завистливый zorro viejo, старый лис, нашептывает против меня гадости: «М-1 проигрывает. Сам с нас целое состояние требует за защиту, а обеспечить ее не может. В его организации стукач завелся».
Абрего давно желает стать patron всей Федерасьон. Интересно, когда он решит, что у него достаточно силы, чтобы сбросить меня? Атакует сам или станет действовать через подставное лицо?
Нет, решает Тио, все они выступят заодно, если я не сумею найти soplon.
Это начинается на Рождество.
Дети давно приставали к Арту, чтобы он сходил с ними посмотреть на большое рождественское дерево на Перекрестье Площадей. Арт надеялся, что они удовлетворятся posadas — шествием ребятишек: они, изображая Марию и Иосифа, ходят вечером по кварталу Тлакепаке, из дома в дом, в поисках приюта. Но участие в этой процессии только разожгло желание детей пойти полюбоваться на елку и pastorelas: забавные представления о рождении Христа, которые показывают рядом с собором.
Но сейчас не самое подходящее время для забав. Арт только что прослушал разговор с Тио о тысяче шестистах фунтах кокаина в восьмистах коробках, упакованных в яркую рождественскую оберточную бумагу, перевязанных лентами, с бантами и всякими прочими праздничными прибамбасами.
На тридцать миллионов долларов рождественских поздравлений в надежном месте в Аризоне, а Келлер еще не решил, кому подарить эти сведения.
Но он переживает, что забросил семью, и в субботу перед Рождеством везет жену, детей и других домочадцев: кухарку Хосефину, горничную Гвадалупу — делать покупки на открытом базаре в старом квартале.
Он с удивлением признается себе, что ему нравится, как они проводят время. Покупают рождественские подарки друг для друга и маленькие, ручной работы, украшения на елку домой. Не спеша угощаются удивительно вкусной свеженарезанной ветчиной и супом из черных бобов, на десерт едят сладкие sopaipillas [57].
Тут Кэсси замечает нарядную повозку, запряженную лошадьми, эмалированно-черную, с красными бархатными подушками, и ей непременно хочется покататься. «Пожалуйста, папочка, ну пожалуйста!», и Арт договаривается о цене с извозчиком в ярком костюме гаучо. Все садятся, и Майкл, устроившись на коленях у Арта, засыпает под монотонное цоканье лошадиных копыт по мощеной мостовой plaza. Но Кэсси спать и не думает. Девочка подскакивает от возбуждения, любуясь белыми лошадьми под чепраками, красным плюмажем, а потом на рождественскую елку в шесть футов высотой с переливающимися яркими огоньками. И Арт, чувствуя на груди спокойное дыхание сына, думает, что большего счастья и быть не может.
Когда поездка заканчивается, уже темнеет, и он, ласково разбудив Майкла, передает его Хосефине, и все идут через Пласа Тапатиа к собору, где уже сколотили маленький помост и вот-вот начнется представление.
И тут он замечает Адана.
На его давнем cuate [58] помятый деловой костюм, и вид у него усталый, точно он только что вернулся из долгой поездки. Адан тоже видит Арта и направляется в общественный туалет на краю plaza.
— Мне нужно помыть руки, — говорит Арт. — Майкл, а тебе не нужно зайти?
Скажи нет, малыш, скажи нет.
— Я в ресторане заходил.
— Ступайте тогда смотрите шоу, — говорит Арт. — Я догоню вас.
Когда Арт входит, Адан стоит прислонившись к стене. Арт начинает обходить кабинки, проверяя, пустые ли, но Адан останавливает:
— Я уже проверил. И сюда никто не войдет. Давненько не видались, Артуро.
— Чего тебе надо?
— Мы знаем, это ты.
— О чем ты?
— Кончай придуриваться. Ответь мне только на один вопрос: ты хоть понимаешь, что ты делаешь?
— Свою работу, — отвечает Арт. — Ничего личного.
— Ничего? Когда человек набрасывается на своих друзей, это очень даже личное.
