— Каким путем, по вашему мнению, приобретается большинство предметов?
— По-разному. Иногда путем сложного обмена между коллекционерами: покупают, перепродают, выискивают через знакомых. Но бывает, прибегают ко всевозможным махинациям. Тут важно отделить истинных собирателей от дельцов. Такие ездят по стране, за гроши скупают иконы и изделия прикладного искусства. Именно через их руки уходят за рубеж эти ценности.
— Нина Ивановна, вы, должно быть, часто посещаете художников. Они вам показывают свои приобретения?
— Я навещаю их не так часто, как хотелось бы. И здесь работы хватает, и материал для диссертации собираю, да и в музеях и библиотеках надо побывать. И все же для встреч с художниками выкраиваю время. Пусть вам не покажется громкой фразой, но я люблю их, очень сочувствую — ведь жизнь у большинства нелегкая. Общение с ними интересно, а главное — мне очень дороги их сердечность, искренность и дружба.
— Вы, вероятно, помогаете им советами?
— Случается. Но делать это приходится осторожно, тактично. В большинстве своем художники — люди впечатлительные, тонко чувствующие. Зачастую они сомневаются в своих способностях. Таких надо поддержать вовремя.
— Представляю, какого надежного защитника имеют они в вашем лице.
— Делаю, что возможно. Но чаще могу лишь выразить сочувствие вместо того чтобы помочь делом.
— Для художников, мне думается, дружеская поддержка немало значит...
— Пожалуй, да... Так вы хотите знать, показывают ли мне художники иконы? Да, показывают и спрашивают мое мнение. Иногда попадаются хорошие вещи.
— Вы их запоминаете?
— Только некоторые, заслуживающие внимания.
— Посмотрите, Нина Ивановна, вы вот такой иконы не встречали?
Бурмин подал ей фотографию муренинской иконы. Она внимательно посмотрела, отрицательно покачала головой:
— Не видела. А икона, кажется, ценная. Откуда она?
— Вы что-нибудь про коллекцию помещика Муренина слышали?
— Да. Мне рассказывали о ней. Но ведь до сих пор всю коллекцию так и не разыскали?
— Пока нет. Собственно, это дело и привело меня к вам. Эта икона из ненайденной части коллекции. К нам попала недавно, ее едва не увезли за границу. Мы разыскиваем остальные предметы, и есть предположение, что часть коллекции могла уйти за рубеж. Правда, мы точно знаем, что в Англии, в частной коллекции, находится одна рукописная книга — «Псалтырь» в кожаном переплете. Муренин записал, что ей не менее 400 лет. Есть ли где еще подобная книга — неизвестно. В описи Муренина отмечено, что у него единственный экземпляр. Вы понимаете, как важно найти людей, которые незаконно овладели частью коллекции? Поэтому прошу вас изучить описание предметов, и, если случится где-то увидеть их, немедленно сообщите нам. Все предметы помечены личным знаком — трилистником.
И конечно, об этом не должен знать никто. Мне не нужно разъяснять вам, насколько это серьезно. Надеюсь, вы нам поможете, если понадобится консультация?
— Ну, конечно.
Некоторое время после ухода Бурмина Озерцева сидела в задумчивости. Она вспомнила, как однажды весной в мастерской у Анохина подвыпивший Юрий Пожидаев предлагал познакомить ее с коллекционерами и показать «такие штучки», о которых мало кто знает — хранятся они в «укромных» уголках.
Пожидаев вызывал у Нины чувство неприязни, и она отнеслась к этому разговору как к пустому бахвальству. Но сейчас подумала, что, может быть, Пожидаев действительно знает таких людей. И что за отношения у него с Павлом? Ведь вроде и дружбой не назовешь. Павел явно не расположен к нему, и все же Юрий бывает у него в мастерской, видно, их связывают какие-то общие дела.
Нина внимательно перечитала списки муренинской коллекции. Как же помочь их розыску?.. На днях со знакомым искусствоведом она побывала у коллекционера западной живописи. Какие же у него есть ценные вещи! Многим из них место в музеях, но попадут ли они когда-нибудь туда?!
Надо прикинуть, кого посетить сразу же, и, возможно, разузнать что-нибудь полезное для Бурмина... Вначале навестить коллекционеров, может быть, им известно о вещах из коллекции Муренина — такие сведения передаются от одного к другому. А уж к Пожидаеву съезжу потом — видеть его неприятно... Жаль, что Анохину об этом нельзя рассказать, а то и он мог бы попытаться спросить Пожидаева, не знает ли тот чего...
Нина задумалась: «Павел, Павел, несчастье ты мое...» И ей вспомнилось, как познакомились они с Анохиным.
БОЛЬ МОЯ И РАДОСТЬ
Это было прошлой осенью.
Анохин зашел в художественный комбинат в надежде застать там председателя секции. Его кабинет был закрыт, и Павел заглянул в соседнюю комнату. Там сидела за столом только Нина Ивановна Озерцева. Анохин поздоровался с ней, а она, приветливо улыбнувшись, спросила:
— А что же вы не заходите?
— Увидел, что вы заняты.
— Ну и что же? Это вовсе не срочно. Да заходите же.
Но Павел расценил это приглашение как простую вежливость и подумал, что сидеть возле нее без дела нелепо.
— Спасибо, Нина Ивановна, я ведь жду председателя...
— Должно быть, насчет командировки?
— Какой? Я ничего не знаю.
— Так вас же временно ввели в состав комиссии, у них там не хватает людей, многие уехали. Комиссия вместе с художественным советом едет в Ригу, отобрать работы у латышских художников для нашего комплексного заказа.
— Спасибо. Приятная новость, а то я совсем засиделся, да и у художников Латвии есть чему поучиться. А когда же едут?
— В понедельник. А вы бывали в Риге?
— Нет, все только собирался.
— Значит, вам повезло.
— А вы тоже едете?
— К сожалению, нет.
— Жаль... Но не буду отвлекать вас.
Анохин попрощался и вышел.
С самого утра в день отъезда у Павла было хорошее настроение. Он любил бывать в незнакомых еще местах, новизна обостряла чувства, иногда в таких поездках рождались темы картин...
В поезде, отыскав свое купе и сняв пальто, Анохин вышел в коридор покурить. И там увидел у окна Нину Ивановну. Это было так неожиданно, что Павел вместо приветствия выпалил:
— Как, и вы здесь?!
— Да, тоже еду. Все-таки пришлось послать и меня... Но вы, кажется, не рады? — улыбнулась Нина Ивановна.
— Да нет... что вы... Напротив, я рад!.. Очень... — растерянно уверял ее Павел. В голосе Нины он уловил ласковые нотки, и это приободрило его. А она, взяв его за руку, сказала:
— Пойдемте в соседнее купе, там все наши собрались.
Нина оказалась единственной женщиной в мужской компании, и все старались оказать ей внимание, шутили и всячески развлекали: то и дело раздавались взрывы смеха.
Неожиданно их прервал сердитый пассажир из соседнего купе, напомнив, что время позднее и «надо порядок соблюдать...».
Павел вышел вслед за Ниной в коридор. По правде говоря, ему не хотелось, чтобы Нина ушла сейчас к себе, но понимал, что ей надо отдохнуть.
— Нина Ивановна, доброй ночи. Завтра вам предстоит потрудиться.
— Да, работы у меня будет много. Протоколы, оформление и все организационные дела.
— Я готов вам помогать.
— Нет, благодарю. Что же это, приехать первый раз в такой город и возиться с бумагами? Вы лучше этюды попишите.
— Я взял на всякий случай акварель. Может, наброски удастся сделать...
— Я уверена, увидите Ригу и захотите поработать.. Знаете, Павел Корнеевич, у меня почему-то такое впечатление, что вы живете чересчур замкнуто, отгораживаетесь от людей. И редко участвуете в выставках.
— Это верно. Нести свои работы на совет или выставком для меня просто мука. Пока пишу картину или эскиз, вроде и уверенность есть. А как соберусь показать — сразу сомнения, страх. А насчет замкнутости... таков уж я по натуре. Активности не хватает, это верно. Но первая задача художника — писать хорошие картины... Эх, не то я, не то говорю, но вы, Нина Ивановна, не удивляйтесь. Мне сегодня петь, смеяться хочется, даже стихи вспоминаются лирические... Такое настроение...
