– Здравствуй, – сказал Гуров и, услышав, что Юдин трубку положил, спросил:
– Где горит?
– У тебя, – ответил Орлов, и сыщик как бы увидел, как генерал мнет короткопалой ладонью лицо. – Я виноват, Лева, да об этом потом. Когда мы расставались, ты почувствовал, что недоговариваю, да еще удачи пожелал. Ты подумал, что я придерживаю информацию по делу, а вопрос в ином. Я старый сентиментальный идиот, мне друга беречь надо, а я о чести мундира пекусь. Есть данные, что в милиции города, где ты сейчас, творится беспредел. Министров меняют, ни у кого руки не доходят, мать их так. Мне звонил этот говенный генерал…
– Да. Илья Николаевич Фомин, – подсказал Гуров.
– Вот-вот, имечко папаня с маманей ему дали доброе, а с сутью неувязочка случилась. Сука он и подонок редкостный. Нет, со мной он говорил нормально и о тебе худого не сказал, но голос тухлый, из трубки сортиром несло. Говорит мне, что в городе криминогенная обстановка, партию убрали, в милиции коррупция, а ваш товарищ, ты то есть, в одиночку по улицам шастает. А нас, случаем, не слушают?
– Не должно, техники у них нет, а посадить оперативника на телефонный узел ума не хватит, однако давай закругляться, – ответил Гуров. – Я вас понял. У меня дурная мыслишка появилась, проверь сразу поутру: в какой стране на последних гастролях находился цирковой номер «Русские медведи», в какой стране последние гастроли.
Полковник Гуров ошибся – оперативник на телефонном узле был. Но он был службист и дурак. Вместо того чтобы сразу сообщить своему начальству, что Гуров из гостиницы разговаривает с Москвой, опер решил выслужиться и разговор корявым почерком заносил в блокнот, затем перечитывал, дополнял по памяти, только после этого бросился к машине, не терпелось доложить лично. Выбегая с телеграфа, он опомнился и позвонил. Генерал дал команду, потом кого-то не оказалось на месте, газик стоял во дворе, но водитель отошел то ли в буфет, то ли в сортир. Прискакал опер с телеграфа, кинулся в главный кабинет.
Гуров вышел из дверей гостиницы, но не стал спускаться по центральной лестнице, а двинулся вдоль корпуса, мимо традиционных колонн. За последней остановился, оглядел автомобильную стоянку, где ютились пять машин. Гнутый фонарь высвечивал лишь силуэты, цвет разобрать было невозможно. Две иномарки, «Волга», «Москвич» и «Жигули» – определил сыщик и начал спускаться по боковой лестнице, когда услышал нарастающий звук автомобильного мотора. Через несколько секунд милицейский газик остановился, захлопали двери, три фигуры кинулись к центральным дверям.
«Беспредел», вспомнил Гуров Орлова, самодовольно подумал про себя, что все-таки он мужик умный. Перед уходом сыщик увел Юдина из номера, велел сдать ключи, сказать, что отправился прогуляться, и сесть на время в ресторане, желательно, присоединившись к какой-нибудь компании.
«Жигули» оказались в прекрасном состоянии, движок завелся с полуоборота, урчал мягко, ритмично, сыщик выкатился со стоянки, направился к цирку, проехал мимо, сделал круг, наконец выбрал место.
Теперь стоит уже третий час, ждет, неизвестно кого. Но сыщик не томился, наоборот получал от покоя удовольствие, уж очень во многом необходимо было разобраться, отделить сиротливые факты от многочисленных предположений, разложить по кучкам, рассовать по полочкам.
Гуров курил, определил себе одну сигарету на тридцать минут, чтобы не задохнуться, опустил стекло, продуло отлично, стало мерзко, пришлось включить двигатель и печку. Сыщик взглянул на приборный щиток, увидел, что бак полон, и это при том, что бензина нет и после скачка цен. За большие деньги все есть, поправил себя сыщик. Машина? Пожалуйста, новехонькая и стоит у подъезда, бензин под пробку, ключи в аккуратном кожаном чехольчике. Гуров был опытный сыщик и умный мужик, однако, рассуждая так, ошибался.
Серьезные коммерсанты оказывают друг другу услуги не только за деньги, хотя последние незримо всегда присутствуют. Местному бизнесмену польстило, что к нему обратился лично Борис Андреевич Юдин. Просьба ерундовая, выполнить легко, а при случае среди своих можно обронить, мол, мы с Борисом дружны. А хлестнет петля, так не грех и с ответной просьбой обратиться. Юдин, известно, мужик памятливый и обязательный.
* * *
Гуров одернул себя: нельзя рассуждать о постороннем, надо сосредоточиться. Начнем от печки. Почему некая сила обрушилась на «медведей»? Клетка, которая проходит таможню без досмотра…
Собрались вывезти серьезную контрабанду, предположительно наркотики. Выдвинув такую рабочую версию, сыщик остался собой доволен.
Гуров вообще относился к себе хотя и с определенной иронией, но с большим уважением. В самоуверенности и самоуважении сыщика была огромная сила, но одновременно таилась и серьезная опасность. И приближался момент, когда жизнь напомнит ему некоторые достаточно тривиальные истины.
Хотели вывезти – сорвалось. «На первый взгляд выглядит убедительно, однако при ближайшем рассмотрении, – рассуждал сыщик; вглядываясь в темноту, – ни черта не складывается. Почему начали преследовать „медведей“, с какой целью? Бессмыслица. Оставлю, как есть, переключусь», – решил Гуров, закурил, опустил стекло. Сырой воздух ворвался в салон машины, освежил лицо. «Кажется, я ошибся, и никто ни к кому на встречу не пойдет. Итак, переключусь, – подстегнул себя сыщик. – Кто дает команду? Кто убивает? Где-то существуют мозг и капитал. Далеко, почти наверняка в Москве. Я полагаю, что это мой старинный приятель Роговой. Возможно, иной человек, но такого же масштаба и солидности. Здесь, рядом, убийца-профессионал. Между ними находится еще одна фигура, которая меня интересует, пожалуй, больше всего. Убийцу я в конце концов просчитаю либо выманю, а генерального директора мне отсюда не достать. А вот этого, среднего, как нащупать? Он руководил боевиками, здешний убийца лишь один из них. Если встреча с приятелем Юдина состоится, то я смогу приблизиться к среднему, для меня главному звену. Если я этого человека захвачу, то от него тянутся ниточки как вверх, так и вниз».
В промозглой темноте что-то шевельнулось, сыщик напрягся, протер боковое стекло и увидел очень высокую фигуру, которая выскользнула из-за здания цирка и быстро зашагала в сторону Гурова. Он прилег на сиденье, хотя в темноте, через мокрое стекло человек рассмотреть ничего не мог. Когда, по расчету сыщика, человек миновал машину, Гуров приподнялся и без труда распознал в незнакомце Михаила Рогожина. Гигант широко шагал в сторону центра города. Сыщик выждал, развернулся, продвинулся следом и решил, что, видимо, машину придется оставить. Впереди блеснул свет фар, из боковой улицы выкатился милицейский газик, развернулся в сторону Гурова, ослепил дальним светом, рванулся и встал перед «Жигулями». Сыщик едва успел нажать на тормоз.
Если Рогожин с улицы свернет, я его через несколько секунд потеряю, подумал сыщик, выскакивая из машины и доставая удостоверение.
– Ребята, свои. Я полковник милиции, дайте проехать, тороплюсь! – Гуров одной рукой прикрыл глаза от слепящего света фонаря, другой протягивал удостоверение.
«Почему из газика вышли трое?» – подумал сыщик. Патрульная машина. Почему двое в штатском? Он ощутил знакомое чувство опасности, но не мог переключиться с уходящего Рогожина на окружающих его мужчин.
– Извините, – спокойно сказал лейтенант, взял удостоверение, – коли действительно свой, сейчас поедете. Техпаспорт, права, пожалуйста.
– Я тороплюсь, лейтенант.
– Вы торопитесь, это понятно, – добродушно ответил лейтенант. – А у нас заявление об угоне, – он мазнул лучом фонаря по номеру «Жигулей». – А угонять машины не дозволено ни полковникам, ни маршалам.
Гуров понял, что Рогожин ушел, что перед ним ломают комедию и придется ехать в управление, объясняться с генералом. Сыщик ощущал опасность нервами, кожей, всем нутром, но сознательно гнал ее прочь. Машина, мундир… Главное, генерал звонил Орлову, говорил с ним. Они не посмеют тронуть меня.
