Третье рождение Феникса - Солнцева Наталья

– С вами все в порядке?

Он вздрогнул и повернулся. Оказывается, он, как истукан, стоит у двери своей квартиры с ключами в руке. Пожилая соседка собралась в булочную – она сочувственно смотрела на бледного, скромно одетого человека. Заболел, наверное… бедняга! Семьи нет, один мыкается; достаток, судя по внешнему виду, невелик. Небось и на лекарства-то денег нет.

– Да… все хорошо, – с виноватой улыбкой, пробормотал новый жилец. – Грипп, видать, подхватил.

Бабулька опасливо посторонилась, нажала на кнопку лифта. Заразиться ужасным «гонконгским» гриппом ей не хотелось. Мужчина громко кашлянул, и она поспешно юркнула в лифт, облегченно вздохнула. Вот так прояви заботу и внимание, потом сама сляжешь, пенсию по аптекам растратишь, вместо того чтобы внукам гостинцы покупать.

Огорченно кивая головой, старушка подумала уже не о захворавшем соседе, а о собственных внуках. Непутевые растут, балованные… а жизнь-то нынче не мать – мачеха! Детей надо по-новому воспитывать: цепкими, хваткими, злыми. Ох-хо-хо…

Неизвестный тем временем скрылся в своей квартире. Ему не нравился затхлый, кисловатый запах, царивший в ней. Но если открыть окна, будет холодно; батареи едва теплые, дует изо всех щелей. Он прилег на расшатанный диван и закрыл глаза… окружающее его убожество сменилось чудным сном – волшебный сад шумел изумрудной листвой, стволы его были из слоновой кости, а плоды из золота… крупные жемчужины светились на дне прозрачного водоема, а у фонтана сидела красавица в шелковых одеждах, манила его нежной рукой…

Ева с радостным воплем повисла у Славки на шее.

– Наконец-то! – щебетала она, целуя его холодные с мороза щеки. – Я тебя еще вчера вечером ждала. Тарас Михалин раз пять звонил, ты ему очень нужен.

– Я всем нужен, – важно сказал Смирнов, раздеваясь. – Ты была права!

– Насчет чего? – удивилась Ева.

– Насчет Кострова.

Он хотел сказать: «Кажется, я все понял», – но сдержался. Такое признание было бы преждевременным. Поездка в Костров прояснила многое, но не все. Часть тайны осталась неразгаданной, и сыщик надеялся на Еву. Поэтому ее ум должен оставаться чистым, не замутненным его догадками. Любое ложное данное наведет тень на плетень, а теперь, когда они почти у финиша, неразбериха ни к чему.

– Ты голодный? – спросила она. – Иди в душ, потом в гостиную. Стол накрою там. За едой ты все расскажешь. Я сгораю от нетерпения!

Всеслав не стал спорить. Он передаст очевидные факты и послушает, какие выводы сделает из них Ева. Она решает задачки другим способом.

Пока он плескался в ванной, Ева на большом блюде разрезала жареную утку. Недавно она видела по телевизору, как это делал повар в китайском ресторане, и теперь пыталась повторить головокружительный трюк. Получалось плохо.

– Дай-ка мне, – сказал Смирнов, отбирая у нее нож.

Он оделся в майку и шорты, благоухал ароматами чайного дерева.

– Здесь дожны витать запахи утки, а не геля для душа! – притворно возмутилась Ева.

– Конечно, дорогая, – невозмутимо ответил сыщик, ловко орудуя ножом. – Так и будет. К утке пойдет красное вино.

Мясо оказалось сочным, с поджаристой корочкой, легко отделялось от костей. Немного утолив голод, Славка заговорил о поездке в Костров.

– С кем бы я ни беседовал по поводу убийства Сергея Вершинина, все так или иначе упирается в злополучную вечеринку у Зориной. На ней присутствовали восемь человек, включая Марию Симанскую. Из них мне удалось поговорить с тремя – с Зориной, Вершининой и с той же Симанской.

– Ты имеешь в виду разговор с Машей здесь, в Москве? – уточнила Ева.

– Ну, да. Где же еще? Кстати… она почему-то не сказала нам всей правды. Ладно, об этом после. Вернемся к костровской истории. Мужчин на вечеринке было пятеро, и ни одного я в Кострове не застал. Вершинин, как известно, мертв; Руслан Талеев уехал в Санкт-Петербург; господин Чернышев взял отпуск и отбыл в неизвестном направлении; майор Морозов в служебной командировке, а местный полумафиозный бизнесмен Герц изволил отправиться в Псков на переговоры с партнерами. Самое интересное, что по поводу их истинного местонахождения можно быть абсолютно уверенным только насчет Вершинина. Он точно покоится на кладбище. А где остальные, приходится только гадать.

Сыщик подробно передал Еве все, что узнал в Кострове, стараясь не упустить ни одной мелочи. Он утаил совсем немного: то, что являлось в большей степени домыслами, нежели фактами. Ева слушала задумчиво, не перебивала. В конце спросила:

– Как идет следствие по делу об убийстве Вершинина?

– Да никак, – вздохнул сыщик, кладя на тарелку очередную порцию утки. – Приехал следователь, потыкался, помыкался… арестовал Чернышева, потом отпустил. Улик никаких нет, кроме ножа. Отпечатков пальцев на нем не оказалось. Единственный мотив, который отрабатывался, – ревность. Ну… еще с натяжкой можно предположить хулиганство – мол, гуляли в парке пьяные подростки, да и зарезали офицера. Может, он им замечание сделал, может… сигаретой не угостил.

– Неубедительно, – покачала головой Ева.

– Вот и я сомневаюсь. Поговорил с одним пареньком из уголовного розыска – он в Кострове расследует еще одно дело: пьяный охотник подстрелил товарища. Слава богу, не насмерть. Так паренек мне кое-что рассказал. Из его слов я понял, что Вершинин лежал примерно в такой же позе, как Мартов, и убит был похожим ударом. Этот же паренек показал мне в магазине нож, которым убили Вершинина. Не тот самый, как ты понимаешь, – а точно такой же: охотничий нож из тех, что можно купить в любом более-менее крупном населенном пункте, в том числе и в Кострове. Продавщица нам сказала, что у них такие ножи раскупают десятками. Чернышева она не узнала, у нее память на лица плохая.

– Убийца не стал бы рисковать, покупая нож в костровском магазине, – сказала Ева. – Городок маленький, велика вероятность засветиться.

– Правильно мыслишь. Вообще орудие убийства подобрано со знанием дела – нож… коих везде полно, любой может такой приобрести. След ножа, если он ширпотребовский, проследить невозможно.

– Нож из Кострова такой же, каким убили Мартова? – спросила Ева.

– Похож. Но чуть-чуть другой… Думаешь, убийца купил сразу несколько штук? Вряд ли. Это могло привлечь внимание.

– Ты так говоришь, будто Мартова и Вершинина лишил жизни один и тот же человек, – сказала Ева.

– Я в этом почти уверен. Хотя Костров и Москва далеко друг от друга, а Мартов вроде бы никак не связан с Вершининым, что-то их объединяет. Прошлое? Настоящее?

– Для них обоих настоящего уже не существует, – возразила Ева. – А тебе не кажется странным, что убили именно Вершинина? Почему не Руслана, не Герца, наконец? Думаю, не только Чернышев – многие костровские мужчины могли ревновать друг друга к Марии Симанской… – Она запнулась, ее глаза стали большими и темными, как в мгновения блеснувшей догадки. – Женщина! Вот что их объединяет! – воскликнула Ева.

– Полагаешь, Мартова тоже убили из ревности? Но кто?

– Пока не знаю… погоди, не сбивай меня с мысли… – Она застыла, напряженно размышляя. – А почему мы вообще привязались к мужчине? Разве женщины не убивают?

Смирнов скептически хмыкнул.

– Разумеется, убивают. Но мотив?

– Та же ревность.

– Я пока не обнаружил в окружении Мартова ревнивых женщин. Что касается Вершинина…

– Ты забыл Анжелу! – перебила Ева.

Всеслав расхохотался.

– Зачем ей убивать Мартова? Или офицера из какого-то Кострова? Она бы уж скорее с Михалиным расправилась, если бы могла.

– Да! Чего-то не хватает для разгадки, – согласилась Ева. – Ты давал Вершининой или Зориной читать статью и архивные материалы?

– Это было бы слишком долго, – сказал сыщик. – Я должен был успеть опросить всех за один день, чтобы поскорее вернуться в Москву. Я давал эти материалы только Татьяне Савельевне Симанской.

– Ну… и что она сказала?

– Дама читала их долго, удивлялась и недоумевала, какое они могут иметь отношение к журналистскому расследованию убийства Сергея Вершинина. Текст казался ей сущей бессмыслицей, пока она не дошла до сведений из архива Лонгиновых.