Кто следующий? Девятая директива - Гарфилд Брайан

Здесь требовалась выдержка. Нужно было идти к нему, но не в спешке и не в роли просителя.

Клиффорд Фэрли встал. Линкольновская фигура с сутулостью высокого человека. Тридцать один год назад он добился должности в городском совете Медии. И менее чем через три недели он будет президентом Соединенных Штатов.

7:00, восточное стандартное время.

Дэвид Лайм сидел за своим столом в здании Управления делами, наполовину закончив второй завтрак за это утро. Его утомленные глаза были сосредоточены на папке с делом Барбары Норрис.

По столу были разбросаны документы и фотографии. Шед Хилл, молодой парень с несомненно приятным лицом, одетый в синий костюм и полосатую рубашку, перебирал их, стоя у края стола.

— Этот. Страттен. Кажется, он держит увеселительное заведение, она писала в отчетах.

На нерезкой фотографии был стройный мускулистый мужчина с глубоко посаженными глазами, над которыми нависали темные брови: в чем-то европейское лицо, возраст между сорока и пятьюдесятью.

Страттен. Ни имени, ни инициалов. Картотека отделения криминальной полиций Лайма включала около четверти миллиона досье, и, судя по распечаткам компьютера, ни в одном из них не упоминалось имя Страттена или кого-либо, носившего его как кличку. Это был банальный случай, классический и набивший оскомину. Барбара Норрис проникла в группу, обнаружила нечто, что ей не следовало знать, и была убита, что гарантировало ее молчание.

С увеличенной фотографии Страттена смотрело лицо, отличавшееся скрытой жестокостью. Норрис сделала этот снимок неделю назад с помощью миниатюрной «Минольты», спрятанной в складках ее кожаной сумки. Дэвид Лайм протянул руку к телефону.

— Позовите мне кого-нибудь из Агентства национальной безопасности. Амеса, если можно. — Он прикрыл микрофон ладонью и взглянул на Шеда Хилла. — Позвони в нью-йоркский офис и прикажи им послать людей в ту квартиру на Вест-Энд-авеню, которой пользовалась эта компания. Пусть они как следует поработают там.

Хилл отошел к своему столу; телефонная трубка ожила в кулаке Лайма. Он произнес в нее:

— Амес?

— Нет, это Кайзер. Амеса не будет до девяти. Может быть, я могу помочь, господин Лайм?

Еще один из этих бесстрастных, невозмутимых голосов, звучащих как какое-нибудь электронное устройство, запрограммированное на имитацию человеческой речи. Лайм закрыл глаза и откинулся на кресле.

— Я бы хотел провести опознание личности на ваших машинах.

— Могу ли я поинтересоваться сутью вопроса? — Это было сказано механически. Ни одно агентство не оказывает услуги другим агентствам, если на то не представлены серьезные причины.

— Дело связано с государственной преступностью. Есть кое-какие данные, указывающие на попытку террористического акта. Одна из наших агентов работала над этим, и, похоже, ее убрали.

— Значит, она что-то раскопала. — Это наблюдение было сделано с большей лаконичностью, чем можно было ожидать в такой ситуации: департамент Лайма ежегодно расследовал тысячи террористических угроз, но большинство из них оказывались пустыми. — Никаких данных на этого парня в ФБР?

— Никаких, во внутренних картотеках. Мы просмотрели все.

— Что у вас есть? Отпечатки пальцев?

— Отпечатки пальцев и фотография лица. — Барбара Норрис сняла отпечатки со стакана, которым пользовался Страттен: она посыпала его тальком и обработала специальной лентой, — а потом вымыла стакан.

— Отлично, тогда это будет достаточно просто. Присылайте их.

— Я пошлю с курьером. Благодарю.

Он повесил трубку и еще раз взглянул на фото, пока звонил посыльному. Черные прямые волосы, взлохмаченные сзади, неопределенная стрижка. Он спрашивал себя, что склоняло его к мысли, что Страттен был иностранцем. Возможно, рисунок рта или несколько приподнятая правая бровь. Но было что-то еще, что ускользало от него. Вошел курьер, чтобы забрать фото и отпечатки пальцев.

Позднее Лайм нашел это в отчете Норрис от 28 декабря: «Легкий неопределенный акцент, возможно, балканский». Это примечание было помещено в центре выделенного абзаца; но он читал этот отчет не меньше трех раз, впервые пять дней назад, и до сих пор не уловил его сути.

Речь шла о бомбах, террористическом акте особого рода. Бомбы всегда считались надежнее пуль. Некто по имени Марио — они знали Норрис недостаточно долго, чтобы доверять ей свои имена полностью, — кажется, предполагал, что они собираются взрывать Белый дом. Но это звучало очень неопределенно, и Лайм не был готов, чтобы принять сообщение всерьез, потому что Белый дом был изолирован и хорошо охранялся, поистине не существовало возможности атаковать его силами, меньшими, чем вооруженная боевая дивизия. Охрана Белого дома была предупреждена об опасности, и Норрис получила инструкции оставаться в группе Страттена до тех пор, пока не выяснит, были ли их намерения реальными или просто пустой провокацией горстки идиотов, помешавшихся на хвастовстве и наркотиках.

Но теперь пришло время надеть на них узду. Три часа назад Лайм отдал приказ взять их: Страттена, Алвина Корби и других, идентифицированных компьютером ФБР с помощью информации, добытой Барбарой Норрис.

Первый намек пришел по линии ФБР от агента, которого они имели в группе «Пантер» в Нью-Йорке, человека, чья мать ранее неясно намекнула ему, что она участвует в попытке покушения на кого-то в Вашингтоне. Он пытался отговорить свою мать, но они общались только по международному телефону, и можно было сказать очень мало, ему не удалось разубедить ее, и поэтому он поставил в известность ФБР, так как хотел защитить мать от возможных последствий ее глупости. ФБР довело это до сведения директора секретной службы Б. Л. Хойта, а Хойт отправил информацию по цепочке по своим каналам к Лайму. Угрозы покушений были в компетенции Лайма.

Секретная служба являлась подразделением внутри министерства финансов. Ей были поручены две основные функции, между которыми существовали отношения, с натяжкой называемые «взаимодействием». В обязанности Хойта входило задержание фальшивомонетчиков и защита жизни политиков. Логики в этом было столько же, как и в остальных указаниях Вашингтона, и это даже уже больше не раздражало Лайма.

Очередь была за ним, и ему надо было действовать. У него имелись досье на пятерых из них: Алвин Корби, 26 лет, черный, ветеран Индокитая, бывший член нескольких радикальных негритянских группировок; Сезар Ренальдо, 31 год, родился в Нью-Йорке, в пуэрториканской семье, дважды арестовывался за хранение гашиша и однажды за оскорбление полицейского во время антивоенной демонстрации; Роберт и Сандра Уолберг, 24 года, близнецы, за обоими числился арест и осуждение за хранение марихуаны (с отсрочкой исполнения приговора) и хулиганское поведение во время студенческих беспорядков в университете Южной Каролины (шестимесячный испытательный срок) и Бьюла Мурхед, 41 год, мать осведомителя ФБР из «Пантер».

Была частичная информация на остальных, но ничего определенного. Черная пара: Линк и Дарлин. Некто по имени Марио, о котором Норрис написала: «Кажется, их казначей». Еще двое, недавно прибывшие с Западного побережья: Клод и Бриджит. И сам Страттен.

Последний отчет Норрис поступил три дня назад. Она приложила к нему 16-миллиметровые негативы половинного размера фотографий Страттена, Корби и пятерых других, приехавших в тот день из Калифорнии. Здесь же находились отпечатки пальцев Корби и близнецов Уолберг и набор отпечатков Страттена, который оказался бесполезным, так как они не были идентифицированы по картотекам в Вашингтоне и Сен-Луисе. Ей не удалось снять набор отпечатков пальцев Ренальдо, но полиция Нью-Йорка опознала его фотографию по своим справочникам.

На близнецов Уолберг имелись данные об арестах, связанных с марихуаной. В досье Ренальдо и Корби также имелись записи, относящиеся к наркотикам. Возможно, они были наркоманами. Продолжая эти рассуждения, можно было бы предположить, что они могут очнуться и осознать, что натворили: убийство Норрис. Они могут прийти в ужас, попытаться спастись бегством, разойтись в разные стороны, затаиться по отдельности. Они могут забыть обо всех грандиозных планах покушения, спасая свою шкуру.