Поежилась я от услышанного.
— Нет его, — уведомил, уточнил кто-то из товарищей. Скривился от гнева Мирашев. Взор по горизонту, за нашими спинами: — ВОЛЬСКИЙ! — приказом, — звони своим — пусть тормозят гниду. А мы, Колян, Серега — со мной, поедем пировать, — психопатическая ухмылка Миры, играя скулами, искажая, превращая его лицо окончательно в лик кошмара.
— Я с вами, — загоготал вожделенно юбиляр и, набирая уже чей-то номер в телефоне на ходу, подался в сторону джипа, в который уже заскочили остальные.
* * *
— Пошли в дом! — и хоть не грубо, но жестким велением отозвался, рявкнул на меня Майоров.
Секунды сомнений — и поддаюсь, подчиняюсь требованию. Но страх… ужас дрожью, дробью, морозом уже пробивал конечности. Предчувствие жуткое, пугающее. Кому из них можно верить? И кто еще… готов кого предать… ради иных идеалов?
В дом. Через кухню в комнаты…
Его родимого приметила еще с порога на столе — а потому нарочно прибавляю скорость. Поспевает за мной Виктор, но недостаточно, дабы вовремя заметить подвох, еще миг — и живо делаю выпад, движение — хватаю нож — тотчас обернулась:
— Стоять!
— Ты чего, блядь?! — в момент испуганно взревел, давясь шоком, Майоров.
— Ни шагу ко мне! — воплю исступленно.
— У тя че, блядь, Сука… крыша поехала?!
Попытка сдвинуться с места, ко мне ближе, а потому тотчас отступаю назад, и снова четкое, резвое веление, грозя лезвием:
— Не приближайся, мразь!
— Ты че, ебанулась? Не трону тебя!
— Как тогда, да?! — рычу буйно. — На даче?.. Когда на огороде… хуе свой мерзкий хотел в меня впихнуть?!
— Слышь, ты! За базаром следи! У тебя че… кукушка слетела? Как и у этого? — кивнул в сторону окна. — Че за ***ня у вас там случилась? — и снова шаг ко мне ближе.
— НЕ ПОДХОДИ! — завопила я из последних сил, уже трясясь от ярости, чувствуя, что отступать некуда (уперлась в стол).
— Да кто тебя тронет?! Что ты несешь?! Ты же баба Мирона! Здесь все свои!
— Знаю я ваших! — отчаянно. — нахуй СВАЛИЛ!
— Слышишь?! Ты сейчас довыебаваешься! Точно уебу!
— Да отстань ты от нее! — неожиданно вмешался женский голос. И снова знакомые ноты. Перевожу взор в сторону двери — Алиса. — Пусть хоть тут сидит, хоть куда хочет валит! — продолжила. — Она такая же, как и твой Мира, — оба конченные на всю голову. И с ними связываться — себе дороже. Пускай сам ее потом, где хочет, ищет и разбирается… если ей жить надоело и лезет, творит что попало и рвется непонятно куда!
(М и р а)
Нагнали… нагнали суку…
Где ГАИшники не смогли тормознуть, там наши взяли — тараном.
За шкирку падаль — и в багажник…
…Пусть во мне уже кипела кровь, торопиться было нельзя. Не-е-ет. Не сегодня…
Жилу за жилой, каплю за каплей — всё выжму из тебя, гнида… ВСЁ!
Всё мне расскажешь. Шаг за шагом — а потом и сам всё пройдешь, пока не изойдешься и не вымолишь себе смерть…
(М и р а)
Орал. Вопил. Молился…
Да только сегодня — я не я. И нет во мне больше человечности.
Если тогда были лишь догадки и предположения, то теперь… картина срослась — детали заняли свои пазы.
И быстрее сам сдохну, чем уступлю: никакой пощады, хоть в каком-либо виде, этим чертям…
…
За окном уже и сумерки сгустились: то ли дождь собрался, то ли вечер грянул.
— Че там по времени? — облизался я, оторвав взгляд от этой твари, что валялся в луже не только крови, но иного, такого же гнилого, как и он сам, позора. Взор около — психопатическая тишина. Уже не только скулить, но и дышать, мразь, перестал.
Вытер нож об штанину, сложил его и спрятал в карман, завершая больного зверя пир.
— Около семи. А че?.. — прожевал эмоции Потапов.
— Да что, Миру не знаешь? Мало всё ему… — загоготал Вольский и подошел ближе. Замер около меня. Стоит, жует свои семки и лыбу на все, выбитые в 90-х, а нынче — золото и металлокерамику, давит.
— Да не. хуе уже с ним. Хватит. Поехали, — раздраженно рявкнул я. — Малая ждет.
— А его куда? — кивнул головой Колян на жмурика. — Туда, к нам?
— Нет, — поспешно. — Не в этот раз. На пришибские склады. Там бросим. Пусть знает, Сука, что я теперь в курсе… и иду по Него… Где бы не прятался — везде найду… Найду и четвертую. — Немного помолчав: — Да и чтоб… остальным неповадно было.
(М и р а)
Едва тормознул Потапов тачку у хаты Вольского, как тотчас я кинулся на улицу. Через двор — и на веранду. Обмер, пришпиленный к месту, завидев Майорова. Сука, сидит один, без моей Полоумной, за банкетным, блядь, столом, что-то жует и чем-то, пиздец как, грузится.
— ГДЕ ОНА?! — ошалевши, взревел я, давясь предчувствием. Поежился от страха.
— Где-где? — раздраженно-невнятное. Даже, г****н, не смотрит мне в глаза. Вдруг движение руки — и махнул на парковку, напротив: — Вон, в тачке твоей закрылась. Спит… Концерт, блядь, тут устроила, — гневное. — Ножом бегала, угрожала. Не была б твоя — научил бы… уму разуму.
— Че?! Какой нахуй нож?! — исступленно. Похолодело все у меня внутри, разрывая ужасом. Разворот — и кинулся со всех ног.
Попытка открыть дверь, рвануть на себя — тщетно, не поддается. Бешеный взор по сторонам (а сердце грохочет, что товарняк — вот-вот лопнет от жути), и снова за стекло пялюсь, присматриваюсь — лежит, не шевелится.
— И где он, блядь?! — окончательно теряя рассудок, воплю я.
— Кто? — удивленно выдал, неспешно подходя ко мне Майор, что-то дожевывая.
— Ты че, Сука, такой спокойный?! Если с ней че-то не так — я тебя, блядь, заживо закопаю!
Скривился. Смолчал тот.
Резвый разворот, взгляд по сторонам — отыскал я камень (часть дизайнерского бордюра), схватил — и расебашил стекло к хуем собачим…
Дернулась тотчас Мальвина, взор испуганно заметав по бокам, струшивая заодно с себя лихорадочно осколки — резко мне в лицо:
— Ты чего? — ошарашено. Уперлась руками и подтянулась, расселась в кресле, отходя от сна.
Но не реагирую — живо уже нырнул внутрь и дернул за защелку — открыл дверь…
(Н и к а)
Взгляд на него всего — и понимаю нечто ужасное: его вся одежда в крови. Едва хотела кинуться к нему, как тотчас пресек — сам ухватил меня за руку и силой вытащил на улицу из салона — поддалась.
— Ты ранен? — испуганно тявкнула я, заикаясь, не обращая внимания на его странный беспредел.
— Нет, — грохотом. В мгновение вывернул мне руки, осматривая запястья, а потом резво — сжал за плечи. Взор вынужденно в глаза. Встряхнул: — Где нож?!
— Какой? — растерянно я.
— Какой, блядь! Какой у тебя был! — сумасбродным ревом, сплевывая ярость. — С которым ты тут вышивала! Че за хуеня, блядь?! Тебя вообще нельзя ни с кем оставить?!
И вновь схватил вдруг за руку. Потащил за собой.
В сторону дома…
— Я… Я испугалась, — отчаянно только и смогла… что выдавить в свое оправдание, глотая жуть последующей расправы.
* * *
Через все смежные комнаты уверенным, стремительным шагом, пока не замерли в самой конечной — в тупике.
Вдруг разворот к себе — и, не теряя времени, вмиг принялся гневно, уверенно, бесцеремонно раздевать, сдирать с меня все вещи, словно с какой-то провинившейся шл*хи.
— Давай не здесь… — испуганно, робким шепотом отозвалась я… взвешивая предположения. Нервно сглотнула (стою, что статуя, покорная, не шевелюсь, не сопротивляюсь).
Молчит, игнорит, проворно творит затеянное и дальше. Еще рывок — и пошло вдогонку уже и белье, полностью оставляя меня нагой.
— Там на улице столько народу, — тихим, тревожным шепотом, страшась даже, что услышит.
Но напор его, едва не разрывая на мне кружева — и поддаюсь, помогаю, высвобождаюсь от одежины.
Вдруг схватил за плечи и потащил к большому, напольному зеркалу. Уставил перед ним, замерев за моей спиной.
