Московский лабиринт Минотавра - Солнцева Наталья

– Я? – Ева задохнулась от возмущения. – Ну, знаешь!

– Разве не ты пророчила следующее убийство?

Тут она вспомнила о своем открытии. Говорить или нет?

– Ты куда? – спросил он, когда Ева побежала в кабинет. – Обиделась? Прости.

«Вот, – огорчился сыщик, – опять ляпнул лишнее. Как научиться соблюдать чувство меры?»

Он уже хотел идти вслед за ней, извиняться, как она вернулась с толстенной книгой.

– Смотри! – с торжествующим видом Ева раскрыла фолиант, показывая пальцем на цветную картинку. – Никакой это не перевернутый полумесяц! Это совсем другое!

– Я бы назвал его улыбкой дьявола. Хотя в таком виде он воспринимается иначе.

Символ и правда выглядел почти как тот, что Смирнов видел вырезанным на стволе старой березы и потом на сводчатом потолке подземелья, края его были сильно загнуты кверху. Внимание Всеслава привлекла и другая картинка, расположенная на той же странице.

– А это что?

– Двойная секира. Лабрис! Минойский ритуальный топор с двойным лезвием.

Сыщик присвистнул. Пару минут он сидел в оцепенении, пока его ум совершал виртуозные па, сопоставляя уже известные факты с новой информацией. На лбу мыслителя от напряжения выступил пот. Кто сказал, что умственная работа легче физической? По затратам энергии все как раз наоборот.

– Там я видел эту штуку... – выдохнул Всеслав. – Вернее, точно такую же! С остро заточенными лезвиями.

– Что-о?!

– Представь себе мое удивление.

– Кто-то сам желал смерти, – забормотала Ева, закрыв глаза. – Желал смерти... хотел, чтобы его убили. Ключ к лабиринту... повернуть ход событий... Нет, не понимаю! – с отчаянием воскликнула она. – До конца не ясно, что они собирались...

Сыщик не слушал, увлекся своими мыслями.

– Выходит, это критский фетиш? Рога! Я же говорил, что символ похож на... – Он потер виски. – Черт! Мозги перегреваются, того и гляди, предохранители полетят.

И тут в памяти Смирнова всплыл разговор с пареньком из «Гюльсары», подающим посетителям кальян, и фотография, на которую тот указал. Молодой человек, вдохновленный щедрой оплатой, сходил в подсобку и принес сыщику еще несколько снимков. «Это было потрясающе, – сказал он. – Такого у нас больше не будет. Фотографировать в «Гюльсаре» строго запрещено, но я не выдержал и запечатлел для себя, тайком. Если руководство узнает, меня могут уволить».

Господин Смирнов намек понял и протянул пареньку еще одну купюру.

Еве он не сообщил о беседе со служащим из «Гюльсары» намеренно: пусть ее интеллект решает задачу самостоятельно, не подстраиваясь под созданный шаблон. Когда две версии переплетутся, дополняя друг друга, совпадут в ключевых точках, тогда можно будет судить об их истинности. Нужно идти к разгадке с разных сторон, сводя риск ошибки к минимуму. Тем более если заблуждение повлечет за собой гибель человека.

Разрозненные картинки постепенно складывались в уме Всеслава определенным образом: скоропалительная женитьба Проскурова, исчезновение Наны, смерть инженера Хованина, семейство Корнеевых, пресловутый чертеж инока Силуяна, восточный стриптиз-клуб «Гюльсара», подземелья Симонова монастыря, изгнание бесов, буквы С и К на копии монастырского плана, разговоры с диггерами, с Вятичем, с подростком у трапезной, с Уваровой, с Мальцевым... Стоп!

– Что там упоминал кладовщик завода о кирпичах? – вдруг спросил сыщик.

Ева не сразу сообразила.

– Кипричах? Каких... О-о! Кирпичи приносил Хованин, спрашивал, как давно их изготовили. Один, кажется, был с клеймом «Н», относился к семнадцатому веку.

– Значит, он побывал там же, где и я.

– Кирпич?

– Да нет же! Олег, он был там, понимаешь? Это все меняет. Нельзя ждать! Надо быстрее...

Звонок телефона помешал ему договорить.

– Не люблю ночных звонков, – сказала Ева, взглянув на часы. – В такое время хороших новостей не сообщают.

– Это как рассудить, – возразил Смирнов и взял трубку: – Слушаю.

Господин Корнеев извинился за то, что потревожил в столь поздний час.

– Дело неотложное, – пояснил он. – Сегодня меня пытались убить. Взорвался мой новый «Мерседес».

Всеслав в продолжение десяти минут выслушивал подробности трагического происшествия, которое, на диво, обошлось без жертв. Взрывное устройство оказалось умеренно мощным, сработавшим в условленное время: то есть машину заводят, едут, и спустя полчаса, например, она взрывается.

– Таков предварительный вывод эксперта, который мне сообщили по телефону, – подчеркнул Петр Данилович. – Вероятно, он не совсем точный, да это и неважно. В сущности, я звоню вам по иному поводу. Меня беспокоит ваш наниматель. Если это мой сын Владимир, то...

– Это не он.

– Вы не дослушали, господин Смирнов. Я заплачу вам втрое против того, что обещал Владимир, если вы поможете доказать невиновность Феодоры, супруги сына. Она ни при чем. Я ехал в аэропорт встречать ее, когда произошел взрыв. Феодора отдыхала на Крите.

«Крит! – вспыхнуло в сознании сыщика. – Минойская культура, лабиринты, лабрисы, бычьи рога... Прелестно!»

– Связаться с киллером можно и с Крита, и из самолета, откуда угодно. Современная техника это позволяет, – усмехнулся он.

– Вы меня не поняли. Я готов заплатить любые деньги, чтобы избавить Феодору от пустых подозрений. Положение вещей таково... в общем, я сам все усугубил, сделав ее практически единственной наследницей.

– Ого! Теперь она – первое лицо, которому выгодна ваша смерть.

– Поэтому я и прошу, настаиваю: оградите ее от возможных последствий.

– Боюсь, это невыполнимая задача.

– Не отказывайтесь, господин Смирнов, – взмолился Петр Данилович. – Вы знаете больше меня, но и я обладаю некоторой информацией. Мы с Феодорой много говорили сегодня... или уже вчера, она поделилась со мной кое-какими наблюдениями. Вас это интересует?

– Разумеется. Я должен располагать всеми данными.

Корнеев не торопясь, подробно пересказал ему часть исповеди Феодоры, касающуюся ее знакомства с Владимиром, их брака, совместной жизни в Рябинках, страхов, навеянных различными слухами. Относительно строительства дома он отметил, что два года тому назад сын неожиданно выразил желание переехать за город, и с тех пор строительные и отделочные работы производились под его руководством.

– Я в это не вникал, – объяснил бизнесмен. – Хотел привить Володьке самостоятельность. Пусть почувствует себя хозяином. Денег он брал сколько требовалось, без всяких отчетов.

– Значит, о чертеже Силуяна вы ничего сказать не можете?

– Клянусь, что больше ничего не знаю! Ума не приложу, при чем тут этот чертов план? Я его как отдал тогда, так и забыл.

– Вы кого-нибудь подозреваете в покушении на свою жизнь? – спросил Всеслав.

– Нет, – отрезал Корнеев.

– Но если это не ваша сноха, то кто? Ладно, отвалившееся колесо еще можно списать на небрежность или на неисправность. А взрыв?

– Я не собираюсь докапываться до причины, по которой кто-то решил меня убить. Затея провалилась, и слава богу.

– Дело будет возбуждено по факту, – возразил сыщик.

– Замнем! Не мне вам рассказывать, как это делается.

– Убийца просто так не откажется от своего намерения! – с нажимом произнес Смирнов.

– Я заговоренный, – пошутил Петр Данилович. – И хватит об этом. Ваша задача состоит не в том, чтобы найти злоумышленника, а в спасении доброго имени и репутации Феодоры Евграфовны, в обеспечении ее спокойствия.

– Одно не исключает другого.

– Исключает, – жестко сказал Корнеев.

– Вижу, вы не сомневаетесь, что оба покушения – дело рук супруги вашего сына, и все же настаиваете на ее непричастности?

– Позвольте мне самому разбираться в моих семейных отношениях. Мои сомнения, равно как и уверенность, вас не касаются.

– Тогда я отказываюсь помогать вам, – заявил сыщик. – Увеличьте мой гонорар до баснословной суммы, и я только посмеюсь над вашим предложением.

На том конце связи воцарилось молчание, словно источающее флюиды негодования.