Темный инстинкт - Степанова Татьяна Юрьевна

Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107

По садовой дорожке вразвалочку шествовал Сидоров, помахивая туго набитым пластиковым пакетом. Завидев в окне Мещерского, он сделал рукой приглашающий жест: спускайтесь, мол.

В это печальное утро опер олицетворял собой само безмятежное спокойствие. Беседовать направились к озеру. По дороге он вручил Кравченко пакет с вещами:

– В чистку не носил, уж извини.

– Что вы, что вы. – Кравченко швырнул пакет на плетеный диван, мимо которого они проходили. – Как Наталья Алексеевна?

– Так себе. Вчера целый день ее наизнанку выворачивало – только таз успевал подставлять. Сотрясение мозга – врачи сказали, от рвоты пока никуда не денешься, потом пройдет. Шизики все ее там в расстроенных чувствах, у двух депрессия началась. Я там вчера с ними целый день гужевался – и смех и грех. – Сидоров вздохнул. – Ну а вас что, с новым жмуриком поздравить? Как же это, а? А, Вадик? Нехорошо это, ой как хреново. Ты-то зачем здесь? Мы разве о такой работе с тобой договаривались? – И он покосился на Мещерского: слушай, дескать, тайны мадридского двора тут уже плести смысла нет.

Кравченко сплюнул, но смолчал.

– А в общем, я всегда ожидал чего-то в этом роде, – продолжил Сидоров, – подсознательно, как Наташа скажет. Если это не Пустовалова рук дело, а сейчас уже это факт бесспорный, то… где один жмурик, там и другой, где другой – там и третий. Это как за грибами в лес ходить. Ну? И что вы имеете сказать мне, господа хорошие?

Кравченко переглянулся с приятелем и начал говорить. Говорил долго. Сидоров слушал молча, не перебивая. Только когда речь зашла о ночном куртуазном приключении вдовы, поднял брови и улыбнулся. В конце «спича» Кравченко неожиданно попросил у опера ручку и клочок бумаги – у того было все с собой – и черкнул несколько строчек.

– Пусть кто-нибудь из твоих каналов столичных, если возможно, проверит, что за фонд такой благотворительный патронирует Зверева и чем они там занимаются. И насчет Краскова, про детский дом на всякий случай. А это… Серег, ну-ка нацарапай тут адресок Елены Александровны и напиши, чтобы отдала то письмо. Давай-давай, говорю! Это, Шура, вот какое дело: пусть кто-нибудь смотается в Москве по этому адресу и заберет письмо Зверевой. А потом тебе по факсу его сюда скинут. Предупреждаю сразу: ты в нем ничего пока не поймешь, мы сами ничего не понимаем, но… пусть оно все равно будет у нас. Авось сгодится.

– А что за письмо? – Сидоров изучал московский адрес и трогательную приписку Мещерского: «Милая бабушка, пользуюсь случаем сообщить, что у нас все в порядке. Пробудем здесь еще несколько дней. Пожалуйста, передай письмо Марины Ивановны (если ты его еще не выбросила) подателю записки: мне оно срочно нужно, его передадут по факсу. Целую и обнимаю, Сергей».

– Письмо, в котором Зверева описывает приснившийся ей кошмар. – Мещерский пожал плечами. – А зачем оно Вадьке понадобилось, он и сам не объяснит.

– Сейчас не объясню, правильно, но… – Кравченко напустил на себя многозначительный и загадочный вид. – Но чем больше я думаю об этом деле, тем настойчивее мне воображается, что именно с него все тут и началось.

– С письма?

– С кошмара и того, что его спровоцировало.

– Ты бы поменьше думал, Вадик, и пошустрее поворачивался, – посоветовал Сидоров, пряча записку. – Пока ты тут воображаешь, у тебя под носом всех твоих клиентов перегрохают. Да… перегрохают, перетрахают… Шипов-то, а? Егорка-то… ну, силен пацан! Такую женщину под себя подмял. Вот змееныш везучий! Но и правда: с огнем играет парень. Если убийца не он, а кто-то другой, то этот другой уже, думаю, на него зубы точит. Убрал одного мужа, а тут новый из яйца вылупляется. А если убийца сам Шипов…

– Это мы уже обсуждали, – отмахнулся Кравченко. – Надоели эти головоломки уже. Ты мне лучше вот что скажи, Шура: ты на работе был?

– Был. Я везде поспеваю, Вадик, в отличие от тебя. Мне вчера вечером ребята из отдела позвонили, ну и ввели в курс.

– Результаты дактилоскопической экспертизы у вас готовы? На щипцах ничего, так? А в гостиной кто в основном наследил?

Сидоров помолчал.

– На щипцах – ноль прежирный, догадливый ты малый, Вадик. В гостиной же – в основном отпечатки пальцев потерпевшей: весь телевизор захватан. Ну и другие тоже, только там давность большая.

– На дверной ручке?

– Файруза.

– На камине было что-нибудь?

– На мраморной полке и пепельнице – тоже Файруза.

– На изъятой бритве?

– Отпечатки Зверевой Марины Ивановны – смазанные – это на лезвии и на станке.

– Так, ясно. Ну и какие выводы у вас, у правоохранительных органов?

– А у вас какие выводы? – Сидоров криво усмехнулся. – Никаких существенных? То-то. «Пальчики» – это так, информация к размышлению, если они не оставлены на орудии преступления. В нужную минуту, может, и пригодятся, а пока… Вот ведь дельце, а? Все как на ладони, все на виду: двенадцать человек было, двух замочили, итого в подозреваемых осталось…

– Нас что, тоже подозреваете? – обиделся Мещерский.

– Нужны вы мне. Итого осталось восемь грешных душ. Всего-то. А поди ж ты вычисли в этой кромешной неразберихе, кто из них…

– Хозяйку, значит, тоже считаешь? – осведомился Кравченко.

– Хозяйку… считаю. А вы разве нет? – Сидоров посмотрел на помрачневшего Мещерского. – Я что-то не так сказал?

Они и сами не заметили, как, дойдя до озера, повернули по раскисшей от дождя тропинке направо к артезианскому колодцу. Ноги словно сами несли их на место первой трагедии. Вон склон холма, молодые сосны уже виднеются…

– День сегодня вроде ничего, – Сидоров взглянул на небо. – Вроде распогодилась эта хмарь. За грибами бы смотаться в выходные. Я такие места тут знаю: на брюхе можно собирать. Ляжешь и встанешь, когда уже корзинка с верхом полнехонька будет… – Он не договорил, раздвинул мокрые ветки кустарника и…

Шагах в двадцати от них, облокотившись на бетонное кольцо колодца, стоял Петр Новлянский. Его словно притягивало что-то там, внизу, и он силился разглядеть это что-то сквозь отверстия в решетке.

Опер раздумывал недолго.

– Вот вы, оказывается, где, Петр Станиславович, а мы вас ищем-ищем, – в голосе его зазмеилась зловещая радость. – А вы тут рядышком, место преступления созерцаете. На экскурсию никак явились спозаранку?

Новлянский вздрогнул. Но отвечать не торопился. Только завидев выходивших из кустов приятелей, поколебавшись, нехотя кивнул.

– Ну и как экскурсия, впечатляет? – Сидоров подошел к Новлянскому вплотную. – Смотри-ка, тут и кровь кой-где еще осталась, не смыло ее ливнем. Жуткое зрелище, а, Петр Станиславович?

– Не очень, – Пит справился с волнением. Лицо его снова стало бесстрастным. – Думаю, для вас вполне привычное. Вы, капитан, наверняка к таким зрелищам стали уже малочувствительны.

– В обморок не падаю – это точно.

– Ну и по какому же вопросу я вам понадобился? – Новлянский смотрел на опера не моргая. – Вы можете сообщить нашей семье что-то новое об убийствах?

– Это как сказать. Но сначала хочу поделиться с вами одним маленьким открытием, которое, признаться, меня очень даже огорчило. – Сидоров сочувственно вздохнул.

– Каким еще открытием?

– Марина Ивановна вчера, когда ее допрашивал следователь, на вопрос о том, кто мог быть материально заинтересован в смерти мужа, назвала вас, Петр.

– Меня?!

Кравченко следил за ними. Итак, Сидоров весьма грубо провоцирует «яппи», сталкивая его лбом с приемной матерью. Что и говорить, в отличие от нас с Серегой он, не задумываясь о последствиях, сеет тут тот самый ветер, а уж какой ураган пожинать придется и кому, это его не волнует.

– Гражданка Зверева заявила, что прямыми наследниками ее имущества прежде являлись ее муж и вы – как лицо, ею усыновленное. А поэтому никому, кроме вас, смерть Андрея Шипова не могла дать столько выгод, сколько…

– Она так сказала? ОНА? Да бросьте. Я никогда в это не поверю. Вы лжете, капитан. И чтобы доказать это, я готов встретиться с Мариной Ивановной на очной ставке немедленно.

Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107