– Где Данте? – спросила она, с трудом шевеля языком.
– Твой друг? Ребята его задержали.
– Ему нельзя находиться в замкнутых помещениях, – пробормотала Коломба.
– Не волнуйся, с ним хорошо обходятся. Сейчас думай только о себе, о’кей?
Лео собрался было уйти, но Коломба, не выпуская из пальцев визитку, остановила его вопросом:
– Как вы добрались сюда так быстро?
– Анонимная наводка. Кто-то видел, как он проник в здание, и позвонил нам из телефонной будки неподалеку.
– Звонил мужчина или женщина?
– Это важно?
– Для меня – да.
– Женщина.
Коломба кивнула:
– Спасибо.
– Не потеряй мой номер, ладно? – сказал Лео и пошел прочь.
Она положила визитку в карман. Ей пришлось прождать еще полчаса, прежде чем ее посадили в служебный автомобиль и доставили в центральный участок.
К счастью, Коломба была так измучена, что большинство событий следующих двадцати четырех часов прошло мимо нее. Время изгибалось и раскалывалось, стирая из памяти немалую часть происходящего. В большинстве случаев она говорила правду, но несколько раз солгала – главным образом, чтобы выгородить своих людей и Данте, – неизменно придерживаясь версии, которую они сочинили у магазина. Ей разрешили несколько часов отдохнуть на диване мобильного подразделения, но ее мучили кошмары. Коломбе не хватало душа и собственной кровати, но о том, чтобы поехать домой, не могло быть и речи, пока из нее не выжали все, что она могла сказать.
Хуже всего был не очередной допрос у Спинелли, где при помощи назначенного полицией адвоката она почти не открывала рта, и даже не ночной дебрифинг с сотрудником спецслужб, который, казалось, хотел прибить ее всякий раз, как она отвечала на вопрос. Хуже всего была встреча с Курчо, на лице которого отражалось разочарование. Было шесть часов вечера – со смерти Мусты прошел целый день, хотя Коломба утратила всякое чувство времени. С их прошлой встречи Курчо не менял рубашку и не брился. Отросшая седая щетина старила его на много лет.
– Если вы знали, куда направлялся Фауци, почему сразу мне не сказали? – спросил ее он.
– Как я объяснила магистрату, в тот момент я ничего не знала. Я полагалась только на догадку Данте.
– Очередное наитие. Какое совпадение, – холодно сказал Курчо.
Облизнув растрескавшиеся губы, Коломба принялась импровизировать:
– До того как он разбил компьютер, въехав в него на машине, он кое-что там увидел. Карту Рима. Но все было так неопределенно, что мы поехали проверить, прежде чем забить тревогу.
– Вы отдаете себе отчет, как звучит эта история?
«Да уж, отдаю, – подумала Коломба. – Звучит как брехня». Но правда была еще невероятнее.
– Простите. Можно мне выпить кофе? У меня ужасно болит голова.
Курчо приказал принести ей кофе и упакованную булочку, которую Коломба даже не открыла.
– Это не допрос, Коломба. Я просто пытаюсь понять, что творилось в вашей голове, когда вы решили, что не стоит мне доверять, – сказал он.
Коломба мяла в руках упаковку.
– А вы бы поверили, если бы я явилась к вам с рассказом, что подозреваю, будто Фауци и Юссеф – только козлы отпущения?
– Чьи?
«Ангела».
– Перед смертью Фауци говорил о какой-то женщине. Он ее боялся.
– Возможно, она была их связной с халифатом.
– Они не были игиловцами.
Курчо пришлось напрячь всю волю, чтобы не разразиться ругательствами.
– Коломба… Сейчас принадлежность к ИГИЛ – не больше чем формальность. Достаточно объявить себя игиловцем. Это настоящая террористическая франшиза. Если, дав присягу, ты что-то натворишь, другие члены ИГИЛ примут ответственность за теракт. Не важно, были они безумцами или правоверными, завербованными после многолетних молитв. И потом, отпечатки Фауци найдены на месте убийства его сообщника. Мы конфисковали в квартире Фауци деньги подозрительного происхождения… Вы можете себе представить, чтобы кто-то подложил все эти улики?
Слушая Курчо, Коломба чувствовала, что ее поймали с поличным. Все, во что она еще недавно верила, в свете суровой реальности казалось сумасбродным заблуждением.
– Я не знаю.
– Лично мне кажется более вероятным, что террорист убил своего друга, охранника фирмы и ее владельца-еврея, который, должно быть, и был его первоначальной целью. Фауци был обвязан поясом смертника, который, к счастью – и в том числе благодаря вам, – не взорвал.
– Мусту заставили. Он сам мне сказал перед тем, как его застрелили.
– Да-да, загадочная женщина. Которая, возможно, была порождением его больного воображения.
– А как насчет женщины, которая позвонила в полицию и сообщила, что видела Фауци, ровно через две минуты после того, как его фотография появилась в Сети? – сказала Коломба.
– Случается и такое, госпожа Каселли. Бывает, даже один из нас срывается и перестает отличать реальность от фантазий. – Курчо покачал головой. – Но я сам виноват, что вернул вас на линию огня, и готов понести за это наказание.
– Спецслужбы считают меня изменницей, а вы думаете, что я потеряла рассудок, – без выражения сказала Коломба. Ее глаза были пусты, как донышки бутылок. – Никто и мысли не допускает, что я просто выполняла свой долг.
Курчо пригладил несуществующие усы:
– Я предложил объявить вашим людям благодарность. Если были совершены нарушения, то отвечают за это не они.
– А что насчет меня?
– По вашему собственному заявлению ваше отстранение превратилось в отпуск по состоянию здоровья. В отчете я подчеркну, что вы страдаете от недиагностированного посттравматического синдрома, обострившегося в результате перестрелки с Хоссейном.
Коломба стиснула зубы:
– Спасибо, у меня все в порядке с головой.
Курчо тяжело вздохнул:
– Коломба, вы понимаете, что для вас это единственная возможность не попасть под суд?
– За что? За то, что разыскала двух террористов?
– Фарида Юссефа убили максимум за час до вашего приезда. Вы уверены, что, если бы рассказали все, что знаете, целевая группа не прибыла бы на место раньше?
– Уверена.
– А как насчет смерти директора «СРТ»? Вы уверены, что мы не смогли бы его спасти?
– Да.
– Хорошо. Только Спинелли вашей уверенности не разделяет. Если бы секретарша погибла, магистрат уже выписала бы ордер на предварительное заключение вас под стражу. Но знаете, что хуже всего? Вы продолжаете настаивать, что действовали на свой страх и риск, чтобы не терять время, но я думаю, что истинная причина в другом.
Коломба молчала. Она слишком устала оправдываться.
– Вы нам не доверяете. Вы не доверяете силам правопорядка, потому что Торре запудрил вам мозги.
– Это не так, – пробормотала Коломба, зная, что по меньшей мере отчасти лжет.
– Не важно. Вас ждут шесть месяцев отпуска, по истечении которых вы предстанете перед комиссией для психической и физической оценки, после чего получите новое назначение.
– Новое назначение…
– Другого выхода нет, Коломба.
В этот момент Коломба, несмотря на окутавшую ее пелену усталости, осознала, что ее карьере пришел конец. Даже если ей позволят вернуться на службу, исполнится мечта Спинелли: ей придется просиживать задницу, перебирая бумажки и штампуя паспорта. Или – почему бы и нет? – учить каких-нибудь новичков-пингвинов, как снимать цифровые отпечатки пальцев.
– Коломба… – сказал Курчо, и она поняла, что, погрузившись в мысли, даже не заметила, как начальник протянул ей руку на прощание; она торопливо, даже испуганно обменялась с ним рукопожатием. – Прежде чем уехать домой, загляните в отдел персонала, чтобы уладить этот вопрос. Бумаги уже готовы. И верните, пожалуйста, удостоверение, – сказал Курчо.
– Боитесь, что я стану им злоупотреблять?
– Я бы сказал, что не хочу рисковать.
Коломба положила удостоверение на стол.
Не запустить им в стену и не хлопнуть за собой дверью стоило ей невероятных усилий.
17
Для Данте все прошло гораздо более гладко. Его тоже допрашивали и магистрат, и сотрудники спецслужб, однако в немалой степени благодаря его адвокату и другу Роберто Минутилло с ним обходились вежливо и держали на одном из балконов прокуратуры.
