Это был «я». Прямо передо мной стоял я сам и тоже смотрел на меня.
Сколько продолжались эти гляделки? Минуту? Десять секунд? Час?
Я будто видел себя в зеркале, а отражение смотрело на меня. Однако позы у нас были разные. Я стоял, привалившись к стене, а мое второе «я» не нуждалось в опоре и просто застыло на месте.
Тишина. Ни человеческих шагов, ни жужжания или стрекотания насекомых. Единственный тонкий отупляющий металлический звук, исходящий из неведомого источника. Из лунного света?
Вдруг я открыл рот и тихо сказал:
– Я к себе.
И добавил:
– Ну что, домой?
Слова прозвучали еле слышно, почти шепотом. Поэтому, кроме меня, их вряд ли кто услышал. Впрочем, мне было все равно. Потому что он – тоже я.
– Да, – ответил он. – Там письмо.
– Письмо?
Он энергично кивнул и растворился в тени каменной ограды так же быстро, как возник.
Я долго не мог пошевелиться. Наконец медленно выпрямился и неверной походкой побрел дальше.
Блуждал как в тумане, как в зыбком сне, пока незаметно для самого себя не вышел к обнесенной проволочными заграждениями железнодорожной линии, которая словно погрузилась в сон. Пройдя вдоль нее, я оказался у нашего дома. И железную дорогу без признаков движения, и дом окружала мертвая тишина. Такая бывает на кладбище летней ночью.
Открыв стеклянную входную дверь, я подошел к висевшим на правой стене почтовым ящикам с номерами квартир. В нашем ящике лежал конверт с красной линией экспресс-почты. На нем были видны иероглифы: «Господину Кэйсукэ Исикаве». Хороший почерк, принадлежит взрослому человеку. Состояние непонятного транса, в который я был погружен, кончилось. Отправительницей значилась Такако Исикава. Я взял письмо и, нетвердо ступая, поднялся по лестнице.
30
Здравствуйте, господин Кэйсукэ!
Извините, что я вдруг к Вам обращаюсь. Просто Рёко, когда на днях побывала у нас, так много о Вас говорила, что прямо кажется, что Вы нам не чужой. Сколько раз сказала, какой Вы замечательный человек, надежный, как ей хочется поскорее снова быть с Вами… Я еще с Вами не знакома, но раз Рёко так говорит, значит, Вы такой и есть.
Никак не могла решиться, чтобы обратиться к Вам. Уж больно тяжело рассказывать о позоре нашей семьи. Долго сомневалась, будет это на пользу Рёко или нет. Но мне кажется, с дочкой случилось что-то ужасное, вот я и набралась смелости Вам написать. Решилась все-таки, хотя очень боюсь, не ранит ли то, что я пишу, Ваши чистые чувства. Дело в том, что Рёко какое-то время была в содержанках у одного богача по имени Гэнъитиро Ихара. Совсем недолго. Не подумайте, что она бесстыжая.
У меня, кроме Рёко, есть еще один ребенок, мальчик. Осаму. У них четырнадцать лет разница. Сын от рождения… как бы это сказать… отстает в развитии; немного не такой, как все дети. Кроме того, он очень слабенький. Может, им наказал меня Бог за грехи в прошлой жизни. Кара такая… Кроме того, когда сын родился, умер муж, отец Рёко и Осаму, и мне пришлось работать, чтобы держать дом.
Из-за этого Рёко не пошла дальше учиться, ей тоже пришлось искать работу. Как раз в это время срочно понадобились деньги на операцию Осаму. Я, конечно, догадывалась, какая в Токио у Рёко может быть работа, но что я могла сделать? Однако даже с ее деньгами – а присылала она много для ее-то возраста – мне не хватало, чтобы свести концы с концами. И тогда, наверное, она познакомилась с Гэнъитиро Ихарой.
В Мацусиме, в нашей глуши, люди привыкли жить делами и заботами семьи. Для нас это главное. Поэтому, узнав о том, что этот Ихара взял Рёко под опеку, я скорее обрадовалась. Вы, наверное, смеяться будете. Я не оправдываюсь, но в моей молодости у нас в Тохоку, где-нибудь в захолустье, еще бывали случаи, когда девушек продавали в проститутки.
Однако, как оказалось, с Ихарой вышла ошибка. Оказалось, этот человек страшно груб с женщинами. Рёко несколько раз писала, что он доводит ее до слез. Она слишком хорошо знала, какие дела у нас в семье, чтобы выдумки сочинять. Чего только не пережила, бедняжка!
Конечно, это счастье для Рёко, что она с Вами встретилась. Тут и говорить нечего. Но из разговоров с дочкой я поняла, что Ихара что-то задумал и решил Вам ее подставить. Зачем ему это понадобилось, не знаю. Может, Рёко ему надоела, и он в виде компенсации решил свалить ее на Вас. А в результате она встретила свое счастье, разозлилась на Ихару и освободилась от него.
Теперь оказывается, что Рёко серьезно ранена. Как это получилось, из-за чего, не знаю. Она сейчас вроде у Ихары в особняке. Звонит мне сегодня утром – плачет. Мне кажется, она в отчаянии. Говорила: «Ихара меня убьет! Спасите меня!» Что даже, если поправится, ни за что больше не станет жить с Ихарой. Лучше умереть. Сейчас я ничего не могу для нее сделать – мне не на кого оставить Осаму. Конечно, я хочу поехать в Токио, но это зависит от того, найду ли я кого-нибудь посидеть с сыном.
Вот я и решила Вам обо всем сообщить. Даже после того, что я рассказала, Вы не бросите Рёко в таком положении. Я сужу по ее словам – не такой Вы человек.
В Токио у нас ни одной родной души. Чего я только не передумала, вся извелась, не зная, что делать, и поэтому написала Вам… Места себе не нахожу. Чем больше думаю, тем больше схожу с ума. Мужчина на моем месте обязательно что-то сделал бы. Похоже, рана у Рёко серьезная, она совсем пала духом и говорит, что долго не проживет. Я точно знаю, что дочка хочет Вас видеть, хотя, конечно, об этом не говорит. Бедная моя доченька! За что ей все это?! Спасите ее, умоляю Вас.
Я напугана страшно, поэтому пишу как курица лапой. Извините меня. Всего Вам доброго.
Мать Рёко
«Так вот оно что!» – воскликнул я про себя. От вспыхнувшего гнева стал выветриваться хмель. Я только сейчас заметил, что читал письмо стоя. Не находя себе места, заметался по комнате. Меня всего трясло от возбуждения.
Если Рёко у Ихары, искать ее по больницам можно сколько угодно! Вот тебе и разгадка ее таинственного исчезновения… Загадка решилась просто – этот гад ее похитил. При этой мысли ярость закипела во мне еще сильнее.
Однако одним словом «ярость» моих ощущений не передать. Всем телом – от волос на голове до ногтей – я чувствовал, как ярость внутри меня полыхает огнем, словно расплавленное железо. Я рассвирепел так, что самому стало страшно.
«Убью! – подумал я. – Убью, чего бы это ни стоило». На жизнь свою мне наплевать. Я готов с ней расстаться хоть завтра.
Все стало понятно. И возглас Ихары: «Ты?!», когда он заглянул в лицо Рёко, и брошенный мне ею когда-то упрек: «Хотя бы попробуй меня понять», и ее слова: «Знаешь, какая у меня была жизнь?», сказанные в ту ночь, когда она вернулась домой после того, как какие-то подонки ее изнасиловали. Была ли она любовницей Ихары? Какой же я идиот! И Тикако, и Рёко, обе женщины, с которыми я связан, стали жертвами Гэнъитиро Ихары!
Теперь ясно, почему Рёко уговаривала меня не ездить в Нисиогу. Она не только боялась, что наша с ней жизнь рухнет. Причина была еще и в том, что, возможно, она знала, для чего Ихара ее ко мне приставил.
Дело не в том, что он хотел дать Рёко отступные. У него была другая, особая причина. Расчет был на то, чтобы лишить памяти человека, угрожавшего его жизни, подставить ему женщину и дом, который он должен защищать, чтобы это стало для него главным, и таким образом ослабить у него желание мстить.
Очень может быть, что сам Ихара и приказал Рёко не пускать меня в Нисиогу. Хотел с ее помощью сделать из меня бесхребетника, подавить во мне желание отомстить ему.
Какая сволочь! Я обязан его убрать. Теперь уже не только ради Нана и Тикако, но и ради Рёко тоже. В какой-то момент она сказала мне: «Поезжай в Нисиогу». Тогда она и решила изменить Ихаре. А почему? Из-за любви? Не много ли я о себе возомнил?
Ихара приставил Рёко к юнцу, которого он ненавидел, а она в него влюбилась. И, наверное, Ихара из ревности решил ее наказать. Надо вырвать Рёко из лап этого монстра. Это можно сделать, только убив его.
