– Данте! Сядь!
Он замер с очередной бумажкой в руке:
– КоКа?
– Сядь, я сказала. – Она подтолкнула его к креслу, в котором сидела всего секунду назад. – Туда. Дыши спокойно.
Он повиновался.
– Что такое?
– Ты вот-вот сорвешься. Ты сегодня спал?
– Нет. Но…
Коломба вышла в кухню и вернулась со стаканом холодной воды.
– Пей.
– Ладно тебе… Что ты со мной как с неполноценным.
– Пей!
Данте повиновался.
– Ты видишь то, чего нет, Данте.
Он схватил ее за плечо обжигающе горячей рукой:
– Ты шутишь? Разве ты не понимаешь, что все происходит по одной непреложной схеме?
– Схему видишь ты один. Сколько преступлений совершается под воздействием наркотиков?
– Обычно людей толкают на преступления алкоголь и кокаин, а не галлюциногены.
– Ошибаешься. В некоторых частях света грибы куда доступней кокаина. И потом, откуда ты берешь информацию? – Вырвав у него бумажки, Коломба увидела, что это почти сплошь распечатки веб-страниц с самыми дикими и невероятными названиями. Логотипом одной из них служил вооруженный трезубцем дьявол в маске. – Не хватает только статеек о химтрассах и зеленых человечках.
– Твой сарказм неуместен.
– А фото администраторов этих сайтов у тебя нет? Наверняка какие-то жирные дрочилы, живущие с мамочками!
Данте закатил глаза:
– Когда на тебя находит, ты становишься просто невыносима. КоКа, я годами изучал и систематизировал информацию о конспирологах! Поверь, я в состоянии определить, где есть зерно правды. Между прочим, все эти сведения подтверждаются статьями в местных газетах.
– Представляю себе, что это за газеты…
– Ну почему ты такая узколобая! – вышел из себя Данте. – Думаешь, все это совпадения?
– Какие там совпадения! Все твои умозаключения выеденного яйца не стоят, – сказала Коломба. – Смешиваешь мух с котлетами – и вот уже готова стройная теория. Давай поговорим о мотивах этой женщины. То есть этого монстра. Есть соображения?
Данте замялся:
– Возможно, кому-то на руку, чтобы она убивала именно таким образом. Может быть, она дорогостоящая наемная убийца, которая работает на всемогущую транснациональную организацию.
– Ты серьезно?
– А может, у нее вообще нет рационального мотива. Например, она исполняет ритуал, чтобы вызвать инкарнацию Смерти.
– То есть она что-то типа серийного убийцы?
– Именно.
Коломба принялась загибать пальцы:
– Во-первых, женщины становятся серийными убийцами чрезвычайно редко. Во-вторых, почти все они – безмозглые животные. Поверь, я знавала парочку таких баб, и они далеко не так обворожительны, как в кино. Хорошо, если они вообще хоть изредка моются. В-третьих, не бывает серийных убийц, которые не любили бы наблюдать за смертью своих жертв, а твоей Гильтине в большинстве случаев даже не было на месте событий. В-четвертых, никаких сложных маневров серийные убийцы не предпринимают. Они пыряют тебя ножом, а потом трахают твой труп. Или разрезают тебя на кусочки, как Флорентийский монстр [148].
У Данте пересохло в горле.
– Ладно, не будем вдаваться в детали. О мотивах нам ничего не известно, но все остальное сходится.
– Докажи.
– Как раз доказательства нам с тобой и предстоит найти. Но ты сама знаешь, что официальная версия непоследовательна. Ты знаешь, что Ангел существует.
«Конечно знаю, – подумала Коломба. – Потому и хочу держаться подальше от всей этой истории».
– Меня отстранили, – заметила она. – Если я полезу в расследование самостоятельно, то могу навсегда попрощаться со своей работой.
– Ну и отлично! Ты слишком умна, чтобы носить полицейскую форму.
– Позволь мне самой это решать! Ты понятия не имеешь, что такое жить нормальной жизнью.
– Думаешь, я не хочу нормально жить? – с горечью сказал Данте и скрылся на кухне.
Коломба услышала щелчок зажигалки.
«Отправь его домой, – подумала она. – Покончи с этим».
Вместо этого она дождалась, пока схлынет адреналин, и подошла к нему. Данте курил у открытого окна, глядя на облака, которые в тот день приобрели оттенок индиго.
– Уже вызвала санитаров со смирительной рубашкой? – не оборачиваясь, спросил он.
– Пока нет. Сначала сделай мне приличный кофе, пожалуйста.
– Помимо моего, осталась только твоя растворимая отрава, которую приличной никак не назовешь, – пробормотал он.
– А мне нравится.
Продолжая держаться к ней спиной, Данте поставил на огонь кастрюлю.
– Я рассуждаю иначе, чем ищейка, и не могу тебя убедить, – сказал он.
– Никто из моих знакомых не рассуждает так, как ты.
– Знаю-знаю, я пария. – Улыбка Данте нисколько не походила на его обычную саркастическую усмешку. – Но быть изгоем не так уж и плохо. Летая в стае, ты никогда не узнаешь, какой чудесный след оставляешь в небесах, и не увидишь ничего, кроме парящих перед тобой задниц. Проблема в том, что, когда ты пытаешься рассказать об увиденном, никто тебе не верит. – Он налил в кружку горячей воды, размешал комки растворимого кофе и протянул ее Коломбе.
Она смаковала каждый глоток. Каким бы поганым ни был ее кофе, все лучше, чем гудрон, сваренный Данте.
– Даже если ты прав… Я понятия не имею, с чего начать погоню за призраком.
– Очень жаль, КоКа. Потому что если мы ей не помешаем, то не знаю как и когда, но она убьет снова.
2
Гильтине слышала песнь мертвых. Такое случалось с ней только в открытом море: тогда-то и просыпались погребенные на дне души. Она глядела на темные воды и прислушивалась, определяя, кому принадлежат голоса. Моряки, иммигранты, жертвы, убийцы, мужчины и женщины, дети и старики – каждый рассказывал свою историю, которую Гильтине должна была уважить, запомнить и унести с собой в будущее. То был ее долг и почетное право.
Только после восхода солнца песни стихали, и Гильтине могла позволить себе немного отдохнуть. В эти короткие часы она включала автопилот и растягивалась на одной из коек. Гильтине покинула порт Чивитавеккья в своей двенадцатиметровой яхте «Grand Sturdy», с запасом хода более полутора тысяч морских миль и тремя двойными каютами, ночью, когда погиб Муста, и с тех пор держалась в шести милях от берега, неуклонно приближаясь к цели. К счастью, море было неизменно спокойным, а ветер умеренным.
До пункта назначения оставалось три мили, и в поле ее зрения все чаще попадали отплывающие и прибывающие в порт суда, крупные тихоходные паромы, поднимающие на море крупную рябь, и барки рыбаков. Не хватало только яхт, которые в это время года уходили к берегам потеплее. В воздухе уже веяло резкими запахами водорослей и соли, кухонной готовки и копошащейся в домах жизни.
Гильтине вырубила двигатели, встала на якорь и спустилась на нижнюю палубу, где находилась каюта, служившая ей гардеробом. На голом матрасе широкой двуспальной кровати лежал кожаный чемодан «Луи Вюиттон» из той же коллекции, что и другие сложенные в углу багажные сумки. На комоде стоял полуметровый металлический кофр с ручкой, похожий на кейсы профессиональных визажистов. Гильтине открыла крышку: помимо склянок с разноцветными кремами, кисточек и спонжей, внутри хранились стерильные бинты, скальпели, флаконы с антисептиком и шприцы. Сбросив с себя одежду, она взяла скальпель и принялась срезать покрывающие ее руки и ноги бинты. Боль обжигала кожу при первом же контакте с воздухом, а когда конечности окончательно обнажались, становилась только сильнее.
Но боль не имела никакого значения.
Не реже раза в день бинты требовалось снимать, чтобы помыться и нанести мазь. В эти моменты Гильтине старалась не смотреть на свое тело, но сейчас была вынуждена это сделать. Как она и предполагала, инфекция усугубилась. В язвах просвечивала белизна костей, запах гнили стал еще ощутимее.
Гильтине протерла тело антисептиком, поменяла бинты и достала из чемодана на кровати несколько банок с густой склизкой субстанцией всевозможных телесных оттенков, от бледного до загорелого. Выбрав один из самых темных тонов, она зачерпнула из баночки щедрую порцию крема и смешала с фиксирующим средством, после чего нанесла получившийся состав на каждый не закрытый бинтами сантиметр своего тела. Язвы исчезли под слоем подобия загорелой кожи, и боль отступила, хотя и не до конца. Тупая боль была постоянной спутницей Гильтине.
