Зомби (ЛП) - Оутс Джойс Кэрол

Еще раньше, когда мне было восемнадцать, имел место Восточный Мичиганский Государственный Университет в Ипсиланти. Об этом мы все позабыли уже давно.

«У Квентина врожденная тяга к вычислениям», — говорил папа маме. Я это слышал. Голос у него хриплый, будто он забыл прочистить глотку от каких-то сгустков. «Математическая одаренность. От меня унаследовал. Как я раньше не догадался».

ВОТ ПОЧЕМУ я студент заочного отделения в Технологическом Колледже округа Дейл. И я усердно учусь. Техколледж округа Дейл находится в семи милях от моего нынешнего места жительства, но я не испытываю никаких неудобств, сказал я своему инспектору по надзору мистеру Т_, ведь я повсюду езжу на своем фордовском фургоне. Даже расстояние в семьсот миль ничего не значит, но этого я мистеру Т_ говорить не стал.

4

По состоянию на прошлый понедельник я живу в доме номер 118 по улице Норд-Черч, Маунт-Вернон. Район называется Юниверсити-Хайтс. Недалеко от крупного студенческого городка Государственного Университета, где преподает профессор П_. (Но живут мама с папой на окраине Дейл-Спрингс, на другом конце города).

В доме номер 118 по Норд-Черч, некогда принадлежавшем моим бабушке с дедушкой, я УПРАВЛЯЮЩИЙ. Я уверен, что никто из жильцов об этом не знает, и сам не стал бы им говорить.

Здание по-прежнему принадлежит моей бабушке П_, которая теперь живет в Дейл-Спрингс. Но мой отец Р_ П_ содержит его в качестве многоарендного жилого дома, в нем девять съемных помещений, утвержденных комиссией по зонированию.

«Как знак нашего доверия, Квентин», — сказал папа.

«Ой, да Квентин справится! Мы-то знаем», — сказала мама.

Бабушкин дом — это старинный особняк из поблекшего красного кирпича в так называемом викторианском стиле. Фасад выглядит размазанным, будто кто-то провел по нему пальцем. Три этажа плюс чердак. Старая пристройка позади служит кладовой. Большая кухня, в которой у жильцов есть, как говорится, «коммунальные полномочия». Глубокий погреб, куда жильцам ВХОД ВОСПРЕЩЕН. Каменный фундамент, очень прочный. Однажды, убирая подлесок, я нашел дату постройки — 1892 год, высеченную в камне.

Комнаты снимают университетские студенты. Папа говорил, что здание зонировалось для этих целей с 1978 года. Не знаю, было ли мне прежде об этом известно.

Как УПРАВЛЯЮЩИЙ этого дома, я живу на первом этаже в дальней комнате, отведенной для УПРАВЛЯЮЩЕГО. К ней прилагается отдельная ванная, душевая кабина и туалет. Раньше на папу работали и другие УПРАВЛЯЮЩИЕ, но о них я ничего не знаю.

Служебная лестница, ведущая на верхние этажи, и лестница в погреб находятся рядом с комнатой УПРАВЛЯЮЩЕГО, и это удобно. Никто не сможет подняться по ним, не пройдя мимо моей двери. Инструменты и прочие причиндалы УПРАВЛЯЮЩЕГО, его рабочий стол и все такое расположены в погребе.

У меня есть доступ ко всем этажам в доме. Потому что я УПРАВЛЯЮЩИЙ. Мой отец Р_ П_ доверил мне эти обязанности, и я благодарен за шанс искупить свою вину перед ним и мамой. Моим мастер-ключом можно открыть все двери.

В большинстве своем студенты, которые у нас живут — иностранцы. Из Индии, Китая, Пакистана, Африки. Поначалу у них нередко бывают проблемы с дверями, так что ко мне обращаются за помощью. Они называют меня «мистер П_». И я всегда любезен, хотя не говорю больше, чем требуется. И НЕ ВСТУПАЮ В ЗРИТЕЛЬНЫЙ КОНТАКТ.

«Спасибо вам, мистер П_», — говорят они. Или: «спасибо вам, сэр».

У них смуглая кожа, яркие темные глаза и черные волосы, как будто покрытые маслом. Они пахнут как спелые сливы. Они робкие и повежливей американских студентов, и вовремя платят за комнаты, и не замечают вещей, которые заметили бы американские студенты, и не разводят в комнатах грязь, как американские студенты, и поэтому папа говорит, что такие жильцы предпочтительней. По вечерам тихо. Сидят у себя за столами и занимаются. Все они едят по договорам в общежитии, так что кухней почти не пользуются, ей пользуюсь в основном я, но ем я не там, а у себя в комнате перед телевизором. Это когда я дома.

Все дома на Норд-Черч — большие и старые викторианские здания из кирпича или на деревянных каркасах. С большими участками. Во времена бабушки и дедушки, когда здесь проходило папино детство, каждый из них, конечно, принадлежал только одной семье. Это был престижный район. Юниверсити-Хайтс. Бабушка говорит, что все изменилось после Второй Мировой. Во всем Маунт-Верноне. Теперь особняки на Норд-Черч — меблированные комнаты, как наш, или офисные здания, или захвачены Университетом, как дом по соседству, который «ЯЗЫКИ СТРАН ВОСТОЧНОЙ АЗИИ». Тремя кварталами дальше на углу Норд-Черч и Седьмой, где раньше стоял дом университетского президента, снесли весь участок и построили многоэтажную парковку. «Как это мерзко!» — говорит бабушка. Дальше вверх по улице есть «Бургер-Кинг», он недавно открылся, и бабушка его еще не видела, но иногда я беру там гамбургеры с картошкой, приношу домой и ем, пока смотрю телевизор или делаю домашние задания для колледжа.

Эта маленькая белая карточка прибита у моей двери. Я ее сам написал черным фломастером.

5

По понедельникам после обеда с 4 до 4:50 — поликлиника Маунт-Вернон. Доктор Е_ спрашивает: «Какие сны вам снятся, Квен-тин? Какие у вас фантазии?». Сижу, уставясь в пол. Или на свои руки, тщательно вымытые со щеткой. На столе у доктора Е_ стоят часы, ему их видно, а мне нет. Но у меня на запястье есть мои собственные некогда принадлежавшие ИЗЮМНЫМГЛАЗКАМ дорогие электронные часы. Эбеновый циферблат повернут на внутреннюю сторону запястья, чтобы только я один мог следить за бронзовым мерцанием крошечных циферок, которые приближаются к 4:50.

Пытаюсь придумать, о каком сне рассказать доктору Е_. Выразить доктору Е_ доверие. Что может сгодиться на сон. Что вообще людям снится. Летать? По небу? Плавать? Где — в озере Мичиган? В Национальном парке Манисти, в одной из безымянных глубоких рек с быстрым течением? Если б только доктор Е_ на меня не пялился. Его сила в том, что он доктор Е_, штатный психиатр в поликлинике (которая является частью Государственного Университета). Доктор Е_ — мой личный терапевт, которого нанял папа, но он пишет отчеты в уголовно-исполнительную инспекцию, и они от меня засекречены. Хотел бы я, чтоб в кабинете доктора Е_ голова так не тяжелела. Она становится как тесто для блинов, очень густое, но мягкое, сырое и бледное.

Как-то раз в кабинете доктора Е_, когда никто долгое время ничего не говорил, я почувствовал, что челюсть у меня отвисла, как у мертвеца, и по подбородку течет слюна. Я весь сгорбился в деревянном кресле с тяжелым гладким сиденьем, предназначенным для широких задниц. Голову склонил и плечи ссутулил, и папа ругался, с отвращением шепча: «Квентин, ради Бога — посмотри на свою осанку». Жужжание вроде осиного вполне могло сойти за храп.

Это было позорно. Заснуть в кабинете у доктора Е_. Если все так и было. Доктор Е_ поглядывает на свои настольные часы. На столе какие-то бумаги.

Думает о том, о чем напишет на своем компьютере после ухода К_ П_.

Я не могу спросить, дружит ли доктор Е_ с папой. По ряду причин я думаю, что так и есть (оба они старшие преподаватели в системе Государственного Университета) но оба ответили бы на этот вопрос отрицательно. Я никаких вопросов не задаю.

Когда я покину кабинет, доктор Е_ возьмет свой телефон и позвонит в кабинет доктору П_ в Университете. «Боюсь, твоему сыну Квентину не стало лучше. Ты знаешь, он не видит снов. И осанка у него ужасная».

В тот день пару недель назад доктор Е_ из вежливости сделал вид, что не заметил, как я заснул на стуле лицом к его столу. Должно быть, какой-нибудь сильнодействующий препарат. Возможно, он так подумал. А может, доктор Е_ и впрямь ничего не заметил. Он иногда тоже сонный. Веки на глазах тяжелые, как у черепах. Шел дождь, и вода бежала по оконному стеклу за его спиной тонкими струйками, словно моча.