— Один! И то случайно. И ничего тогда не вышло, если хотите знать.
Он снова потянул из стакана и сказал:
— Теперь, конечно, все изменилось. Вы знаете, как это бывает, кто-то всегда на виду независимо от обстоятельств, а кому-то нужны деньги, успех — какие-то видимые символы благополучия, чтобы добиться к себе уважения. Вот и я так. Как только попал в информбизнес, начал стричь купоны, так стал совсем другим. Два года назад, Митч, я бы ни за какие коврижки не рискнул показаться в подобном месте вот в такой одежке. А теперь — судите сами.
— Успех преображает людей, — согласился я. Видимо, так оно и есть — раз неудачи тоже меняют нас, как я познал из собственного горького опыта.
Он взглянул на часы.
— Вечно она опаздывает, — сказал он. — Надеюсь, что вы не возражаете, Митч, я здесь одной даме назначил свидание. Она должна была прийти в полвторого. Никогда не явится вовремя.
Я постарался вернуться к первоначальной теме:
— Ты, разумеется, понял, что я влез в это дело, потому что думаю, что Робин не убивала Вилфорда.
— Да, до меня дошло, — кивнул он. — И все-таки, знаете, не зря говорится: “Фурия в аду ничто по сравнению с брошенной женщиной”. — Осушив свой стакан, он снова помахал бармену.
— Робин никто не бросал, — возразил я. Он непонимающе уставился на меня:
— Разве я так сказал?
— Ну, ты же дал понять: это оттого, что ее бросили. Нет, мы считаем, что убийство произошло не на почве ревности.
— Да, пожалуй. Вы, должно быть, правы. Я с этой девчонкой только пару раз виделся, но она не произвела на меня впечатление агрессивной. Вы меня понимаете? Тихая, как мышка.
— Если Робин его не убивала, тогда это сделал кто-то другой.
— “А” не равно “Б”, — кивнул он. — Логично. — И добавил, когда принесли заказ:
— Спасибо, малышка. Я спросил:
— А тебе не приходит в голову, кто мог бы желать смерти Терри Вилфорда?
— Полтора года назад, — ответил он, поднимая стакан, — я сам хотел его убить. Больше никого не знаю. Ваше здоровье. Он сделал глоток, а я спросил:
— Айрин Боулз могла? Он нахмурился:
— Кто?
— Девушка, которую убили вместе с ним.
— А, потаскуха! Боже, ну и сюжет! Прямо по Достоевскому.
— Ты ее знал?
— Кто — я? Нет, она, должно быть, появилась на сцене совсем недавно. Линда, сюда!
Последние слова он прокричал куда-то в сторону. Повернувшись, я увидел направлявшуюся к нам мимо столиков ослепительной красоты блондинку. В руке она держала соломенную розовую сумочку, цепляя ею всех, кто попадался на пути. На ней было дикое розовое одеяние, и она тоже сыпала словами без передышки еще до того, как их можно было разобрать.
Наконец, уже возле столика, нам удалось расслышать:
— ...Всегда они так. Просто кошмар, зайчик. Я бы там еще два часа проторчала, если бы не плюнула в конце концов на все. При-и-вет, мой хороший.
Она подставила ему щеку для поцелуя и вскинула ресницы небесно-голубых глаз, когда Бодкин представил меня:
— Линда, Митч. Тут такое творится, как в мелодраме.
— Приятно познакомиться, — сказал я.
— И мне приятно, только я как выжатый лимон, — произнесла она, устраиваясь на стуле справа от меня. Бодкина она попросила:
— Закажи мне выпить, дорогой, а не то тебе придется собирать меня по частям.
— Желание дамы — закон, — ответил Бодкин и отчаянно замахал руками, призывая бармена.
— Я могу заказать по пути отсюда, — предложил я. Руки Бодкина застыли в воздухе, как будто их подвесили, и он удивленно спросил:
— Мы что — уже все?
— Если тебе нечего больше добавить, то да. Он опустил руки.
— Абсолютно нечего, — покачал он головой. — Я же сто лет никого из них не видел, Митч. Боже, как подумаю, каким я тогда был. — Он протянул руку и сжал ладонь девушки. — Дорогая, ты ни за что не поверишь.
— Что пьет дама? — спросил я. Она не замедлила с ответом.
— “Бифитер” и швеппс. И заранее благодарю.
— Не за что. Приятно было с вами познакомиться. Я поднялся на ноги, и Бодкин сказал:
— Не беспокойтесь о пиве, Митч, его запишут на мой счет.
Сомневаюсь, чтобы у него был свой счет, поскольку в барах Нью-Йорка запрещено обслуживать в кредит, но я позволил ему сделать широкий жест перед девушкой. Я поблагодарил его за любезность и за уделенное мне время, подошел к стойке, чтобы заказать выпивку и вышел на свет Божий, показавшийся мне еще более жарким, влажным и душным, чем раньше.
Я остановил такси — без кондиционера — и на обратном пути, поразмыслив, решил, что Бодкин не имеет к убийствам никакого отношения. Какой бы он раньше ни пылал ненавистью к Терри Вилфорду, теперь все свои чувства он держал под контролем. И, очевидно, не врет, что занялся делом, пошел в гору, и успех его изменил до неузнаваемости: от того попрошайки, что жил вместе с Вилфордом, не осталось и следа.
Интересно, чем же он зарабатывает на жизнь? Он столько раз упоминал этот информбизнес, но так и не удосужился просветить меня, в чем же заключается его работа или хотя бы в какой конкретно области он подвизается. В рекламе? На телевидении? В издательстве? В телефонной компании? Или нюансы уже утратили значение, и все слилось в единое целое и одно понятие, и эти блестящие молодые люди, собравшиеся в баре, все занимаются тем, что проще назвать одним словом “информбизнес”?
Мир представляет из себя, по сути своей, сотни тысяч мирков, пересекающихся, но вместе с тем строго отграниченных друг от друга. Границами могут служить возраст, занятие, домашний адрес или еще с десяток других факторов. Меня самого вышвырнули из моего собственного мира в небытие, а теперь в поисках убийцы Терри Вилфорда я тыкался в чуждые мне миры, пытаясь понять их язык и обычаи и разыскать среди них один, где обитает тот, чьи руки в крови.
Никогда в жизни я так явственно не ощущал существование этих отдельных чуждых мне миров, как за те двадцать пять минут, пока добирался от “Ньюфаундлендского осла” до “Частицы Востока”.
