Уже кончалась весна, шли последние дни мая.
В последние дни Алексей сошелся с двумя молодыми парнями, попавшими за решетку из-за крупных недостач в их фирмах. Это были наивные, взбалмошные, безобидные ребята, и ему было с ними хорошо. С ними он и поделил свои запасы, которые послал ему Сергей.
— Хотел бы вас порадовать, Алексей Николаевич, да, к сожалению, нечем, — произнес Сидельников. — Я не могу говорить вам неправду, в нашем деле правда, точность — это самое главное.
— Говорите, Петр Петрович, — грустно сказал Алексей. — Я ничего не боюсь…
— С вашей подругой произошло несчастье. Вчера её кто-то сильно напугал, и у неё произошел выкидыш.
— Она была беременна?!!!
— Да, разумеется. А вы что, не знали об этом?
— Понятия не имел…
— Однако, это именно так… Вернее, было так… И вот ещё что — ко мне в ящик бросили письмо. Оно адресовано вам. Я счел своим долгом принести вам его. Разумеется, я его не вскрывал. Вот оно.
Алексей взял письмо и вздрогнул. На конверте было написано: Матросская тишина, Кондратьеву Алексею. И самое главное, написано рукой Инны.
— Если можно, вскройте и ознакомьте меня с его содержанием. Разумеется, если это имеет хоть какое-то отношение к делу. Но полагаю, что сейчас все имеет отношение к делу, любая мелочь.
Алексей вскрыл конверт, и вытащил из него цветную фотографию… Долго молча глядел на нее. Улыбающаяся Инна, садящаяся в «девятку» Лычкина. И с нежностью глядящий на неё Михаил.
Сидельников не глядел на фотографию, отвернулся в сторону.
Больше в конверте ничего не было.
— Так что там? Имеет это какое-нибудь отношение к делу?
— Нет, не имеет, — холодным тоном ответил Алексей. — Это имеет отношение только к моей судьбе, да и то, пожалуй, довольно косвенное.
— Но все же? Я ваш адвокат, и мне надо знать все.
Алексей молча протянул ему фотографию.
— Так, это Инна Костина. А это кто такой? Господи, да это же…
— Это Лычкин Михаил, мой помощник по фирме.
— Да, действительно, Миша. Ну…, — развел руками Сидельников. — Раз она сама прислала это вам, то, пожалуй, это действительно не имеет отношения к делу, а только к ней самой. Но зачем она это прислала, не могу взять в толк.
— Чтобы сделать мне больно.
— Но почему?
— Отомстить решила. Недавно я принес ей боль, теперь она мне. Заслуженно, Петр Петрович. Я на неё не в обиде. И не будем больше об этом. Давайте к делу…
— Да, Матросская тишина не лучшее место, чтобы делать человеку ещё больнее… Впрочем, это и впрямь не мои проблемы. Что же до дела, то тут тоже неладно. Этого Сытина нашли на пустыре с пробитой головой. Мертвого… Пил он, говорят, много… Так что этого свидетеля в вашу пользу тоже больше не существует…
— Я так и думал, — словно робот произнес Алексей. — Так и должно было быть…
— Но почему вы так думали? — засуетился Сидельников. — Вообще, вы что-то недоговариваете. Кстати, каким образом удалось уладить то дело с наездом на вас в феврале? Насколько я понимаю, бандиты были настроены весьма агрессивно. И то, что вы дали им отпор, и то, что приехали ваши друзья, не должно было отпугнуть столь серьезных людей… Ведь кто-то вмешался, не так ли? И наверняка, кто-то из преступного мира, иначе они бы не отстали…
— Я не знаю. Этим делом занялся Сергей Фролов.
— Узнаю у него, мы с ним постоянно контактируем, он ваш второй адвокат, общественный, так сказать… Тут, понимаете, какая петрушка получается, Алексей Николаевич, я человек опытный, порой защищал на процессах криминальных авторитетов. И вижу здесь тоже признаки столкновения кланов, интересов. Правда, вот к какому клану принадлежал этот самый Дырявин-Мойдодыр, мне пока установить не удалось. А это крайне важно. Я наводил справки в колонии, где он сидел. Там все единодушно говорят, что он был одиночка, сидел за убийство с ограблением восемь лет. А вот к какой группировке принадлежали те люди, которые наехали на вас, я знаю…
— Ну и к какой же? — этот вопрос заинтересовал Алексея и он насторожился.
— Они принадлежали к преступной группировке, возглавляемой неким Славкой-Цветом. И именно в феврале Цвета арестовали. Ну арестовали по наводке, разумеется. Сделали у него дома обыск, нашли оружие и наркотики. Ему предъявлено обвинение по сто восемнадцатой статье. А двое из этой же группировки некто Большой, который именно и явился к вам в офис во главе этой банды, по словам моих источников, куда-то бесследно исчез… А? Чувствуете, чем дело-то пахнет, Алексей Николаевич? То есть, на вас наехали, а им тут же круто отомстили… Я ведь знал об этом головорезе Большом уже давно, но хотел услышать это от вас… А вы мне, простите, морочите голову. Как я могу защищать вас при таком недоверии с вашей стороны?
— Куда это вы клоните? — сузил глаза Алексей.
— Послушайте, нас никто не слышит, я ваш адвокат, я защищал таких людей, которым вся эта шушера и в подметки не годится… У них руки не по локоть, по горло в крови… Но это моя профессия защищать. Я защищал убийцу-маньяка, и он, благодаря мне вместо расстрела, который он, вне всяких сомнений, заслужил, поехал в психушку, откуда через год сбежал. И где он сейчас, никто не знает. Кого я только не защищал… Так если вы убили этого мерзавца отморозка Мойдодыра, что я вас, осуждаю за это? Да я как человек благодарю вас за это! Таким, как он не место на земле! Вы ветеран Афганистана, вы основали фирму, у вас есть, как и у всех, так называемая, крыша. На вас наехали, грубо наехали, обокрали вас на крупную сумму, потом стали требовать украденные ими же самими деньги… Вы, понятно, обратились к своей «крыше». Вам помогли, и Большой, шантажировавший вас, уничтожен. Его труп нашли на пустыре в Жулебино уже давно. Опознали только совсем недавно, буквально на днях. Возвращены ли вам деньги, этого я не знаю. Но подозреваю, что нет. И вполне возможно, что этот Мойдодыр был подослан вашими врагами.
— Что значит, возможно? Не друзьями же он подослан.
— Я придаю своим словам несколько иной, более узкий смысл. Это разборка, обычная разборка. И вы убили своего врага, который достал вас. Это один вариант. Другой — это вы требовали с него своих же денег. И в горячке, не желая слушать уловки наглеца, придушили его… Разве такого быть не может, Алексей Николаевич?
